
Да здравствует Герберт Уэллс!
Через забор-плетень с жердинами-прутьями, торчащий в дальнем конце двора, попал я в соседний двор. А там – точно такие же собачки! Уже разбуженные аудио-шоу, устроенным первыми. Вот и пришлось отбиваться уже не на шутку. Двум псинам сломал рёбра, ещё двум – шеи. А одной, особо настырной – плечи. Передние лапы сразу подкосились. А на одних задних не больно-то побегаешь…
Как оказалось, грамотно я выбрал пути отхода: за калиточкой в дальнем торце этого двора оказалась ещё одна кривая и узкая улочка. Тоже крутая. Решил я не мудрить, а бежать вверх: в горы! Тем более, что толпы злющих горцев, явно ломанувших в погоню не напрямик, а по обходным проулкам-переулкам, словно пытаясь отсечь мне пути к отступлению, гортанно голосили где-то гораздо ниже и выше того места, где я выскочил на «оперативный» простор.
Бегу, оглядываюсь поминутно, молясь про себя, чтоб не было у этих чумазых и явно нецивилизованных аборигенов огнестрельного оружия. Или луков со стрелами.
Но не повезло.
Во время очередного оглядывания, удивляясь, какая попалась длинная «улица», засёк я с десяток стариков, забравшихся на какие-то не то – помосты, не то – сторожевые вышки, имевшиеся чуть ли не в каждом дворе, и выцеливающие меня из чего-то вроде старинных мушкетов. Или кремниевых ружей: стволы казались длинными-предлинными (Ну, это пока смотрели не на меня!), и тлело по бокам у них что-то вроде фитилей! Впрочем, то, что бьют эти реликвии не хуже винтовки Мосина, понял я сразу: первая пуля, к счастью, не попавшая в движущегося «противоторпедным зигзагом» меня, так треснула в стену ближайшего строения, что раскрошила здоровущий камень, и злой визг рикошета сказал мне, что энергии у неё ещё хоть отбавляй!
Вторая пуля почти попала в меня. Понял это, когда по руке чиркнуло что-то, вызвав ощущение укуса – словно цапнула оса, и оставив ожог.
Ах, вы так со мной?!
Прекрасно теперь понимаю, что даже окажись я на «приволье», то есть – за пределами деревни, и, следовательно, на открытой местности, попасть в меня стархрычам окажется нетрудно, несмотря ни на какие мои зигзаги. И притормаживаю за последним строением кончившейся наконец улочки. Оно, к счастью, достаточно высокое, чтоб скрыть меня за своим углом от «снайперов».
Стою, жду. Заодно стараюсь отдышаться – запыхался с непривычки.Ещё бы: в гору поднялся, наверное, метров на семьдесят! Смотрю наверх, на крышу. Точно! Вот она, голубка! Подходящая. Огромная дрына-стропила, на которой лежат связки вроде как из камыша, а сверху – трава и земля. Выдёргиваю, хоть и не без проблем. Шума и пыли избежать не удалось. Но я оказался прав: крыша плоская, хоть и наклонная, и никто тут в ней ничего гвоздями не скреплял: просто ряд из параллельно уложенных палок, на которые наложено ужевсё остальное.
Первого подбежавшего к выходу из проулка усатого храбреца-шустряка огрел я этой самой дрыной прямо поперёк туловища. Сложился он со стоном-вскриком пополам, а сабля выпала из его рук: прямо передо мной…
Ну и всё. Большего и желать глупо.
Помню я, что этот участок между домиками не простреливается. А набежавшую толпу в пару дюжин борзых, но малоискушённых в ниндзюцу охламонов уделать мне ничего не стоит, хоть сабля и не катана, и хват – одинарный. Меня ничто не сдерживает и не сковывает, я как всегда наг. Поэтому в скорости движений эти бедолаги мне сильно уступают. Как и в выносливости. Вот и принимаюсь за работу…
К концу второй минуты все горцы корчатся у моих ног, так сказать, поверженные, утробно воя, или костеря меня на чём свет стоит, (Вот когда порадовался, что лающего гортанного наречия не понимаю!) или уже молча. Парочку особо настырных пришлось и утихомирить навсегда: не позволять же им, в самом деле, зарубить вашего покорного слугу! Остальные отделались «полегче»: рядом с убитыми валяются с десяток отрубленных рук, и одна нога. Все прочие ранены достаточно серьёзно, чтоб не порываться продолжить «разборки», а зажимая разрубленный живот, или надрубленные шеи, или ляжки, откуда льёт так, что под ногами стало скользко.
Подхожу к подходящему по размеру парню, потерявшему сознание, и вытряхиваю его из бурки, штанов и кителя. А вот сапоги пришлось отобрать у другого: у этого оказались малы. Ни у кого не нашлось ни сил, ни желания, чтоб помешать мне. Да оно и верно: по ним, как сказали бы сейчас, реанимация плачет.
Ну вот я и снова одет. А приятней это, чем быть обнажённым. Потому что прохладно тут. Да и сабля в ножнах на поясе придаёт. Уверенности. Как и кинжал.
Спускаюсь по улице снова вниз, держась ближе к стенам. Выбираю «жертву».
Ага: есть!
Подобраться сзади к ближайшему старому паршивцу на вышке незамеченным не удалось: все чёртовы собаки села тявкают в мою сторону, словно им за это платят. Впрочем, им и правда: платят! Кормят же – как раз за охрану!
Ну и ладно. Пока старик, согнутый радикулитом так, что вообще было непонятно, как он ходить умудряется, перезаряжал, кидаюсь к нему. Он в меня прицелиться так и не успел: я сшиб его с помоста, попав в живот метко брошенным кинжалом. Вторым. А тот, который в ножнах на моём новом поясе – пусть-ка повисит. Думаю, ещё мне пригодится.
Старик с помоста грохнулся, так и не выпустив оружия из рук, и предоставив таким образом в моё полное распоряжение и мушкет, и рог с запасом пороха. Но мне всё равно пришлось лезть наверх – за шомполом, сумкой. С пулями и прочими пыжами…
Про то, что в меня снова стали стрелять, говорить смысла нет.
Но теперь, когда, как понимаю, уложил всех трудо- и боеспособных мужчин деревни, торопиться мне некуда. Тем более, эти развалины со своих помостов не слезают – или слабы, или думают, что так им легче в меня попасть. Ну-ну, наивные болваны…
Вот и заряжаю мушкет, и стреляю по всем этим «снайперам» хреновым. Из укрытия – не такой я лох, чтоб лезть для этого на помост! А попадать в них, даже из этого древнего мастодонта от баллистики, нетрудно. Поскольку никто даже и не думает прятаться, или чем-то прикрыться на своих помостах. Гордые?
Скорее, глупые. Неужели не понятно, что на…рать врагу на вашу гордость, и маяча на своих пунктах ведения огня, словно аисты на крыше, вы просто облегчаете противнику задачу. Ликвидации последнего оплота обороны вашей же с…ной деревни!
Стариков оказалось двенадцать.
Женщины за время устроенной мной – не побоюсь этого слова – бойни – так ни разу носа ниоткуда наружу не высунули. Хотя слышу я и причитания, и визг, и писк младенцев. А мне, собственно, на все эти страсти – на…рать.
Потому что понимаю я теперь отлично.
Никакие они все – не люди.
А смоделированная чёртовой Машиной псевдо-реальность, условность, предназначенная лишь для одного. Проверить мои боевые навыки в экстремальных условиях. И отследить стратегический ход моей мысли.
Хотя иногда…
Грызут мою «ранимую и чуткую» душу опасения, что перебрасывает-таки чёртова Машина нас всех в реально существующие Миры. И разные времена. Но…
Но во все времена решающим фактором всегда является экономика.
Дорого это, наверное – путешествия в другие Миры и времена.
Иллюзия, созданная на симуляторе – в миллион раз дешевле!
И безопасна для здоровья испытуемого. Моего, то есть, в данном случае.
Пытаюсь я возникшую ситуацию осмыслить. (А то до этого всегда я стремился побыстрее доложить о выполнении задания. И отправиться в другой Мир, к другим заданиям и обстоятельствам…) И вдруг мне в голову приходит реально дикая мысль.
Что, если мне попробовать уже самому использовать Машину и её иллюзии?! А то несправедливо получается: задание у меня было – выжить… Вот я и выжил. И всех врагов уложил. Но никто ведь не запрещал мне получать при этом от оказавшейся под моим полным контролем ситуации кое-какие… Удовольствия?!
Так – что? Пойти, что ли, набухаться местным винчиком? И заодно перетрахать всех «баб» деревни?! Поскольку их «честь» теперь точно некому защитить!
Чешу привычно репу. Чёрт возьми. Что-то вроде таких мыслей, только не столь чётко сформулированных, посещало меня и, например, тогда, когда поубивал и обездвижил всех мужчин какого-то индейского племени, совсем недавно. Или я тогда…
Побрезговал всеми этими скво? Посчитав дикими и грязными? Не-сексапильными? Или это всё-таки действовали психотропные, направлявшие моё сознание вот на это?.. То есть – стремление в первую очередь выжить, вступить в бой, и обезвредить и обездвижить всех потенциально опасных врагов.
А не на секс.
Ну а сейчас…
Плотоядно ухмыляясь, перекинув через плечо рог с порохом и суму с пулями и пыжами, и держа в руке вновь заряженную пушку, захожу в ближайший двор. Калиточки тут носят символическое значение, и всё равно не запираются. Хоть плетни и высокие.
Подхожу к самому крупному строению в этом дворе. Двух ринувшихся ко мне собачек порешил сабелькой. Сразу – насмерть. Чтоб уж не скулили, и «не отвлекали».
А бедно они тут живут. Ну, или не приобщились ещё к благам цивилизации. Нет даже двери: занавеска из каких-то шкур на проёме. Откидываю кончиком сабли. Точно: комнатёнка тёмная, низкая, насквозь прокопчённая дымом из очага у дальней стены. Наверняка они им и греются в зиму, и готовят в нём же: вон и таган. Но не крошечное пламя, горящее под огромным казаном, привлекает в первую очередь моё внимание. Как и не сундуки с каким-то домашним скарбом в углах, чёрные стропила с наваленными пучками камыша, и не шкуры на лежаке, явно заменяющем постель.
А пять женщин в чёрных мешкообразных одеждах, прижавшихся друг к другу, и дальней стене.
Подхожу. Голосят. Причитают. А отвлекает… Делаю зверскую рожу, рычу:
– Заткнитесь!
Сработало. Теперь кончиком же сабли опускаю у каждой до шеи лоскут, которым все они прикрывают нижнюю половину лица. (Ближе не подхожу: а ну как где-то в одежде коварно спрятанные кинжалы?!) Так. Эта – старая. Эта – средних лет, но страшная. Эта ещё старее первой, да ещё и с огромной бородавкой на верхней губе. (Спорю обо что угодно, что в молодости тут была пикантная родинка – как у Веры Брежневой…)
А вот эта, вроде, ничего. Лет пятнадцати, мордочка приятная. И сама вся такая смуглая, трепетная, тощая, дерзкая и гордая. Смотрит с ненавистью, во всяком случае.
Указываю на неё саблей, и киваю головой: на выход!
Она гордо посверкивает на меня расширившимися глазами, и качает головой: дескать – нет! Даже ноздри смуглянки возмущённо расширяются и трепещут.
Уговаривать или спорить не собираюсь. Поднимаю мушкет, и стреляю прямо в живот самой старой коровы. Она с визгом, а затем и стоном валится прямо на пол, согнувшись в три погибели, и зажав дыру от пули руками. Отхожу ко входному проёму, на свету спокойно перезаряжаю: насыпаю на глазок из рога пороха, забиваю шомполом пулю и пыж. Дую на фитиль – всё в порядке,подправлять не надо. Делаю снова шаг к женщинам. Они как по команде снова кидаются к стене, оторвавшись от ужезатихшей старухи, плавающей в луже крови.
Показываю на «избранницу» концом сабли, снова киваю на проём.
Она воет, слёзы так и льют из красивых глазок, но голова судорожно мечется из стороны в сторону. И дама вдруг кидается на меня с растопыренными пальцами и перекошенным ртом: хочет, похоже, выцарапать мои подлые глазёнки!
А я – очень даже гуманный. И не рублю её, а просто бью прикладом в живот. В солнечное. Не сильно. Мне не нужно, чтоб у неё случился разрыв печени.
Пока моя «ласточка» стонет, и пытается набрать воздуха в грудь, лёжа у моих ног, стреляю во вторую из пожилых. Та падает, но держится: не стонет, и не плачет, волосы на себе не рвёт, как две из оставшихся в живых, стоящих у стены. Отхожу к проёму, снова перезаряжаю. К этому времени гордячка моя, успевшая оглянуться на вторую жертву, поднялась на колени. Слёзы градом льют из её прекрасных глаз, но выражение на лице сменилось: всё она отлично понимает, хоть я даже ни слова не сказал.
Кивать «на выход» в третий раз не понадобилось. Сама двинулась, как только на ноги поднялась. Хоть пока и шатается…
Выходим во двор. Смотрит на меня вопросительно. Киваю на калитку.
Выходим на улицу, двигаемся туда, куда, собственно, и намечал с самого начала: вверх по склону горы. Благо, там имеется едва заметная тропинка. По ней и идём. Она – впереди, я с пушкой, и настороженный до дрожи – сзади.
Но никого здесь больше, желающего бы напасть на меня, нет. Похоже и правда – перебил я, или лишил возможности к адекватному сопротивлению, всех, кто тут имелся грозный и воинственный. С другой стороны – это ведь они первыми ринулись на меня! А не махали бы саблями, а хотя бы выслушали – может, и удалось бы договориться!
Впрочем – кому я голову морочу. Никогда здесь, в этих Мирах, ни с кем мне не договориться! Не понимаем мы друг друга. Да и не предусмотрен Заданием мирный исход моих «попаданий». И дают мне все эти Миры только для, вот именно, проверки моих чёртовых боевых навыков и способности выбраться живым из любой ситуации, любой передряги. Даже с голыми руками.
И всем остальным.
Переваливаем мы между тем за первый холм. Долина. На дне ручеёк. Через него – мостик. Ну как мостик: три уложенных рядом толстеньких жердины. Она оглядывается, я машу рукой: дальше, дальше!
Переходим мостик, переваливаем за второй холм. Идём вниз по склону. Осматриваюсь как всегда: внимательно и придирчиво. А хорошее место. Никого нет, и внизу ещё один ручеёк. Когда дошли до него, хлопаю в ладоши: хватит! Местность просматривается как на ладони на добрых триста шагов, и никого из «защитников чести» я не жду. Обездвижены надёжно.
Женщина, глядящая на подошедшего меня с непередаваемым выражением в глазах, начинает медленно раздеваться. И глаза у неё… Как две звезды. А я…
Мне вдруг расхотелось. Потому что сейчас, когда схлынул адреналин, и могу более-менее нормально мыслить, понимаю я: сволочь я редкостная. По каким меркам ни возьми. И вовсе не нужна мне её честь. И тело. И делал я всё это вовсе не для того, чтоб поиметь халявный секс. А чтоб доказать. И себе, и тем сволочам, что наблюдают, я уверен, за мной, что могу я и это!
И сдерживает меня в настоящее время как раз осознание того, что они всё это видят. И ждут. Возможно, пошленько так похихикивая, и потирая волосатые ручки…
Ну и ещё меня удерживают остатки моей – моей! – совести! Той, которую сейчас подавляют чёртовы впихнутые в меня психотропные…
Говорю женщине – а, вернее, как сейчас вижу – тринадцатилетней девчонке!:
– Стой! Довольно! – она пялится на меня недоумённо, но раздеваться прекращает.
Вовремя остановился.
Потому что нет хуже оскорбления для девушки, чем раздеть её, осмотреть, и…
Не овладеть! Это – худшее, что может сделать мужчина.
Оскорбить даму неадекватной оценкой её «божественного» совершенства.
Хорошо, что моя «дама» добралась только до второй юбки. Тоже, кстати, чёрной. Так что до вида «совершенного» и «божественно стройного» тела ещё далеко.
Делаю даме жест: отвернись!
Она так и делает.
Я говорю:
– Здесь боец Ривкат. Все боеспособные нейтрализованы. Убито и двое штатских. Задание выполнено. Прикажете продолжать на этом уровне, или можно считать его пройденным?
Тренер снова довольно продолжительное (Куда более продолжительное, чем с индейцами!) время молчит. Видать, оценивает то, что я тут понаделал. Как и стройную полуодетую девушку в пяти шагах. Слышу его голос:
– Подтверждаю: задание выполнено. Но! Если у вас, боец, есть желание, можете ещё продолжать работу. На этом уровне.
– Желания у меня нет. Разрешите приступить к выполнению следующего задания?
– Разрешаю. – в нарочито равнодушном голосе тренера не слышу я ничего, но моему обострённому чутью начинающего «телепата» видно, что он несколько озадачен. Тем не менее вселенная вокруг меня взрывается и снова схлопывается, и вот я – в зале. Снимаю очки, трясу головой. Голова почему-то кружится – словно с перепою…
Тренер говорит:
– Боец Ривкат. Новый этап четвёртого Уровня. Задание то же – выжить.
Киваю. Одеваю очки. Вновь вселенная раскалывается.
Я в полутёмном подвале.
Чертовски, кстати, похожем на наш зал для работы с Машиной. Вначале даже подумал я, что что-то там, в Машине, не сработало…
Но потом замечаю я в одном из дальних углов низкого и мрачного бетонного подвала что-то странное.
И очень, кстати, похожее на ту тварь, что я только недавно видел в Мире с метро: монстра непонятной формы, и размером со слона. Вся эта тварюга прикрыта сверху щупальцами, и какими-то… псевдоподиями? Или как там эта фигня называется?
Отростки, короче. С помощью которых эта монстра меня и видит и ощущает. Потому что начинает неторопливо из своего угла выползать, приближаясь.
Судорожно оглядываюсь.
Где бы взять хоть что-то, чем её адекватно уделать?!
23. Хозяйка
Или хотя бы дыру найти, через которую свалить к такой-то матери?!
– Не нужно меня «уделывать». И «сваливать» тоже не надо. – голос спокойный и ровный. Женский. И звучит так, что не поймёшь, откуда идёт: то ли из угла, откуда эта штука на меня наплывает, то ли вообще – прямо в мозгу!
Сказать, что я о…уел – ничего не сказать.
Но потом как-то собираюсь с духом. И продолжаю осматривать помещение на предмет – уже точно свалить! Однако никаких дверей, щелей, или проёмов в чёртовом бетонном помещении не имеется. И вижу я, что не пройдёт и минуты, как доберётся до меня «женская» тварь. Читающая к тому же без проблем мои, мягко говоря, нехорошие в её отношении, мысли. Спрашиваю:
– Ты – кто?
– Хозяйка.
– А поподробней?
– Можно и поподробней. – голос всё так же спокоен, но своим самым чувствительным барометром, тем, что пониже спины, ощущаю я, что зар-раза получает удовольствие от ситуации, и поэтому и не торопится набрасываться на меня, хотя явно может двигаться и куда быстрее, и сейчас даже как бы иронизирует, – Я – та, кто и придумал, и организовал весь этот бардак. Который вы называете Клубом. И Братством.
– Но ты же… Не человек?!
– Почему это? Точно такой же я человек. Если иметь в виду под этим термином разумное существо, занимающее доминантное положение на своей планете. Просто я – не гуманоид, если ты о внешней форме.
– Вот-вот, к слову о форме! – чувствую, что во рту пересохло, и сглатываю, – Если ты не… э-э… гуманоид, то зачем тебе наш Клуб?!
– Для двух целей. Первая. Проверить, как вы, земляне, реагируете на различные нетипичные для вашего социума и планеты, ситуации. И для того, чтоб – уже во-вторых, выяснить, подходите ли вы для наших целей.
Чувствую, как мурашики – а вернее – мурашищи! – побежали по спине. Верно, значит, я подумал, что растят из нас каких-то извращённо-изощрённых межзвёздных десантников. Или полицейских. Или просто – наёмных убийц!..
– Для чего тебе это надо? – впрочем, мог бы не затрудняться вопросом. Ведь эта штуковина читает мысли!
– Это нужно не только мне. Но и всему нашему Сообществу. Ты правильно подумал. Нам нужны шустрые, умелые, и не разборчивые в средствах… орудия! Для работы.
– На Земле?
– В том числе и на Земле. Но в-основном – на других планетах. В других Мирах.
К этому моменту монстра почти загнала меня в угол, и её щупальца, псевдоподии, или что там у неё, тянутся ко мне со всех сторон. И вижу я, что прорваться не реально. Перекрыты все возможные пути. Да и куда бежать в помещении без выходов?!
– А чего тебе от меня сейчас-то надо? – хотя уже предвижу я ответ…
– Всё верно. Проверка. Углублённая. И лояльности, и степени послушания, и общего состояния психики. С помощью непосредственного подключения к твоему мозгу. Как мне кажется, в последнее время ты, и ещё пара способных к критическому мышлению особей, стали уж слишком… Самостоятельными. Враждебно настроенными. Сомневающимися в нашем праве приказывать. А нам это ни к чему. И сейчас я твою психику подправлю, а ненужные ассоциации и воспоминания удалю. Не бойся. Больно не будет.
Ну ещё бы она сказала, что больно будет! Ха! Но глобально-тотальная промывка мозгов…
Лучше уж – смерть!!!
Щупальца тянутся ко мне, и они всё ближе. Времени на сомнения нет!
С разбега кидаюсь на ближайшую стену – благо, силы в мышцах ног мне не занимать, и с боевым кличем… Разбиваю черепушку о бетон!
Боль-то какая… Буквально адская! Но чую, как сознание меркнет, и отключается…
И вот я снова перед тренером.
И почему-то ничего, как обычно бывает при переходе, не раскалывалось, и вселенная не взрывалась, как я уже, можно сказать, привык…
Тренер смотрит на меня. Выжидательно. Потом спрашивает:
– Ну? Чего ждёшь? Одевай уже очки. Или передумал идти на четвёртый?
И я понимаю, что стою перед ним с неодетыми визиоочками в руках, и как баран пялюсь на них. Что за!..
Говорю, снова сглотнув:
– Нет, не передумал. Извините, тренер. Задумался.
Одеваю очки. Вот теперь вселенная раскалывается: так, как ей положено.
И вот я в новом Мире!
Ф-фу…
Нет тут никакого подвала с Хозяйкой! Привиделось, значит. Хотя…
Кошмар в кошмаре?! Занявший буквально доли секунды? Неужели моё воспалённое воображение может (И уже начало! На почве хронической паранойи!) само транслировать мне в мозги мои же подсознательные подозрения и страхи?! Или…
Или я слишком много думаю по этому поводу. А зря. Потому что отвлекает. И тормозит реакцию. А пора бы уже разобраться с имеющейся тут ситуацией!
24. Борьба с девственной природой?
А она не проста: я в лесу, и с визгом и скрежетом зубовным ко мне несутся меж замшелых стволов по лесной подстилке, оставаясь в густой тени, перемежающейся кое-где с яркими пятнами света, покрытые густыми бурыми волосами твари, ну очень похожие на самых банальных земных кабанов. Если только бывают кабаны с рогами, и широченными раздвоенными копытами, характерными скорее для верблюдов. Но вот клыки из пастей у них торчат на добрую ладонь вперёд – совсем как у наших… Да и форма тела – совпадает.
В паре шагов от меня самая здоровая тварь, размером с упитанного барана, опускает голову книзу, с явным намерением проткнуть меня насквозь полуметровыми рожками, напоминающими оленьи. То есть – с целым набором отростков-зубьев, вроде таких, как бывают на граблях.
Ага – так я и согласился быть проткнутым!..
Через первую тварь, быстро сделав шаг вперёд, перепрыгиваю с переворотом: благо, с небольшого разбега прыгать могу чуть не на полтора метра. Вторую приходится ловить на финт: кидаюсь за ближайшее дерево, и с интересом наблюдаю, как от удара рогами из несчастного ствола посыпались ошмётки и труха от коры… Тварь трясёт головой, но в себя приходит быстро. Как и та, что по инерции пронеслась с добрых десяток шагов, прежде чем ей удалось затормозить, и развернуться на скользком опаде из хвои и сухих листьев.
И вот я в точно таком же положении, что и в самом начале: ко мне на всех парах несутся две сердитые волосатые морды, только теперь уже познакомившиеся с моим коварством, и готовые к новым обманным финтам и прыжкам!
Хватаю лежащую поблизости дрюковину, то есть – старую и толстую опавшую с дерева ветку, и со всех дури луплю тем концом, где ветви потоньше, но их много, по наглой харе первой твари. Надеюсь попасть в глаза. Или хотя бы забить их разнообразной полусгнившей трухой, которая так и посыпалась с трёхметровой дрюковины.
Сработало. Тварь приостановилась, и давай трясти головой, довольно глупо моргая. Вторую уделал ещё проще: поскольку голову она теперь не опускала, и пялилась на меня, вогнал ей с размаху прямо в раззявленную глотку с торчащими вперёд клыками – уже толстый конец означенной дрюковины!
Эта, вторая, обездвижилась, если так можно выразиться, гораздо надёжней, чем первая. Потому что визг подняла на весь лес: ещё бы! Вогнал обрубок на добрых полметра! А она сама – всего с того же барана длиной! И теперь бедолага даже перевернулась на спину, и елозит по земле в конвульсиях. Значит, повредил-таки ей что-то «жизненно важное»… А первая к этому времени снова попёрла на меня. Ах, ты так со мной!..
Обегаю вокруг толстого дерева, и приятно мне осознавать, что двигаюсь и маневрирую я на своих босых ногах гораздо уверенней, чем тварюга на своих чёртовых копытищах! Так что легко догоняю несущуюся за мной во весь опор, да так, что труха летит из-под копыт во все стороны, скотину, и хватаю за короткий и толстый волосатый хвост с кисточкой.
Парень я хоть и невысокий, но крепкий. Поэтому сам поразился: легко оторвал я от земли тельце, весящее едва ли больше тридцати кило. Хм-м… Ну что сказать: недаром говорят, что у страха глаза велики. А показались мне вначале такими грозными, такими опасными, такими большими!..