Долг

– И вот, твоя ручонка оказалась на моём кошельке.

– Нет-нет… Что вы. Кошелёк не ваш. Это кошелёк начальника торговли Магистрата. Он сегодня собирал подати с торговцев.

– Подати?

– Ну, как подати. Скорее поборы. Ведь это его поляна.

– Ага. Ладно. Ты мне не нужен. Нужна информация об одном человеке. Поможешь, и все подати будут твои.

Пистос потряс перед носом паренька заманчиво бренчавший содержимым мешочек. Неожиданное предложение обрадовало воришку. И тот так интенсивно закивал, что все вихры на голове пришли в движение.

Чистильщик достал карту, показал пареньку.

– Видел такую?

– Видал. Но не туза. Шестёрку. Виней.

– Как шестёрку? – удивился Пистос. – Не должно быть никаких шестёрок. Впрочем…

Он задумался. Вариантов, на самом деле, было только два – либо в Город проник кто-то из низовых членов, а он об этом ни сном, ни духом, либо префект растерял всю свою силу, скатившись с пиковой десятки до шестёрки. И последнее казалось наиболее вероятным. Что многое объясняло в нынешних реалиях.

– У кого видел карту?

– Её свистнул Малой и отдал старшому. У того и видел. Давно, правда.

– Веди.

– Куда? – испугался паренёк. Был он худ и грязен, но большие голубые глаза сверкали живыми искорками.

– К старшому.

– Он же меня у всех на глазах порежет.

– Не дрейфь. Если станется, что способен порезать, я его первым порешу. Тебя как кличут?

– Смык.

– Давай, Смык. Пошли. Времени в обрез.

И Пистос пошагал вслед за юрким сопровождающим.

– Стоп.

Помощник послушно замер. Пистос, задрав голову, смотрел на трехэтажное здание. Там, на балконе второго этажа, стоял абсолютно голый мужик. Облокотившись о витые перила, расслабленно курил огромную сигару. И был он настолько толст и бел телом, что со стороны казалось будто это дрожжевое тесто нагло прёт из маленькой кастрюльки. Ажурный балкончик под непомерным весом даже слегка перекосило.

– Так это же наш судья, – разочаровано протянул воришка, – Отдыхает в гостинице.

– Что-то он мне не нравится. Аура очень нехорошая.

Не поняв, что у судьи нехорошее, Смык пояснил:

– Жена у него четвертый раз беременна, и люди говорят – любовница тоже. Так что, с аурой у него полный порядок.

– Я не о том. Хороший судья?

– Да как сказать. Старшой говорил, что знаток права – кто больше даст, тот и прав. Наверное хороший. Во всяком случае, считает очень хорошо, когда дела доходят до денег. А загородная вилла у него… Ого-го!

Пистос достал свою карту, мельком глянул на неё.

– Я сейчас.

И скрылся за матовым стеклом входных дверей. Спустя пару минут судья выронил сигару, с трудом развернулся на тесном балкончике и осторожно заглянул в комнату. Внезапно появившаяся оттуда рука в чёрном схватила его за горло и в мгновение заволокла в помещение. Некоторое время ещё слышны были визгливые возгласы судьи, какая-то возня… Затем глухой удар от падения грузного тела на пол. И всё стихло. На улицу, по ходу засовывая карту обратно в карман, вышел Пистос.

– Веди, – приказал удивлённо смотревшему на него Смыку.

– Вы его… Что?

И резко провёл рукой себе по шее.

– Не твоё дело. Шагай, давай.

Воришка со страхом перевел взгляд на сиротливо опустевшую «кастрюльку» балкончика.

Смык вёл сумрачными подворотнями и кривыми проулками, отчего Пистос довольно быстро потерялся в запутанной географии Города. Что, впрочем, не сильно его и беспокоило. В случае острой необходимости под рукой всегда имелся трефовый туз.

– Дошли, – Смык указал пальцем на невысокий, длинный барак.

Частью разбитые окна на обшарпанном фасаде выделялись бельмами какого-то тряпья, часть же окон взирала на мир ещё сохранившимися маленькими грязными стёклами. Само, внешне неприметное, здание буквально источало внутреннюю угрозу, чем надёжно отпугивало добропорядочных горожан, старавшихся держаться от него как можно дальше. Что жильцов этого архитектурного убожества не могло не радовать, позволяя спокойно проворачивать свои тёмные делишки…

– Старшой там? – поинтересовался Пистос.

– Должон быть там. Самое время считать сегодняшний приход, – пожал худыми плечами Смык.

– Что ж, нанесём дипломатический визит. – Чистильщик, мельком глянув на карту, уверенно шагнул в проём висевшей на одной петле двери.

Дом встречал теплом и приятным запахом готовящейся еды. Внешняя аура угрозы и страха осталась вся снаружи. Внутри же чувствовалась обыкновенная атмосфера тесного человеческого общежития. Неустойчиво балансировавшего между склоками, скандалами, взаимопомощью и товариществом.

Вся жилая площадь барака разделялась по сферам влияния нескольких группировок – один закуток облюбовал шумный цыганский табор, состоявший из гадалок, конокрадов и бесчисленной своры грязных детишек; далее следовала вечно пьющая малина блудниц, бычар и совсем тёмных личностей, предпочитавших в качестве профессионального инструмента только острые ножи и большие топоры; чуть далее располагались интеллигентные каталы-шулеры; а самый дальний угол делили о чём-то сейчас спорившие карманники и вповалку разлёгшиеся после трудового дня побирушки. Кроватей в общем помещении едва ли насчитывался пяток, и можно было догадаться, что основная масса рядовых жильцов предпочитала почивать прямо на разбросанном по полу тряпье. Кое-где виднелись ширмы, а где-то их роль исполняли лёгкие полупрозрачные занавески. Вполне возможно, отделявшие ареал обитания жриц любви от прочей их клиентуры.

Провожаемый удивлённо-недобрыми взглядами Пистос уверенно преодолел невидимые границы местных группировок, держа кратчайший путь к спорившим любителям тайных хищений. Там, среди разношёрстной братии подростков, выделялся ростом и статью молодой мужчина, с чёрной повязкой на правом глазу.

– Э-э-э, почему мне пять? – тоненьким голоском громче всех требовал свою долю пацан лет десяти, – Это же я в форточку залез!

– А я на шухере стоял, и мне всего-то семь монет досталось!

– Тебе и этого много!

– Ах, ты…