Черная моль

– Бенвенуто, синьор ди Колонна! – Она отдает ему конверт.

***

– А я не понимаю, когда люди говорят: «мы – католики!», потому что они молятся, а потом выходят на улицу и тут же забывают об этом. Вы можете молиться, поститься, носить власяницу, но в вас нет веры, если вне всего этого вы не христианин. Если вот здесь вы – верите, а здесь – просто живете. Если вы любите вино, вы любите его всегда. Если вы любите Христа, вы любите его всегда.

Паоло оживленно жестикулирует. Елена любуется его жестами. Любуется им.

– И моя работа, раз уж вы спросили (она закатывает глаза), это и есть молитва, это мое дело, которое я делаю на глазах у Бога, и мне стыдно было бы делать его хуже, чем я могу.

– То есть вы гений, потому что стараетесь больше других?

– Хелен! Представляете, как прекрасна была бы жизнь, если бы каждый старался так, словно Бог наблюдает за ним!

– Вы меня соблазняете!

– Что?

– Ваша вера. Вы хотите соблазнить меня!

– Хелен! – он осекается и вновь садится на оттоманку рядом с ней. – Я не хочу… соблазнить вас. Я хочу вас…

– Да? – оба вдруг начинают говорить почти шепотом.

– Я хочу, чтобы вы были счастливы. Чтобы вам было лучше.

– Почему, Паоло? Мы едва знакомы.

– Потому что вы прекрасны. Обворожительны. Душой и телом, – он дрожит.

Придвигается ближе к ней. Она смотрит на него с изумлением:

– Паоло?

– Да! – его глаза умоляют.

– Люби меня, – вдруг говорит она. – Люби, как перед лицом Иисуса.

Ее рука проскальзывает в ворот его рубашки.

Сердце Паоло почти вырывается из груди.

Он замирает.

Через секунду взрывается, вскакивает, рывком поднимает ее, впивается поцелуем в шею. Графиня ахает. Ее рука касается его члена, явственно проступающего сквозь тонкую белую ткань. Пальцы гладят его член, сжимают его.

Паоло рычит. Разворачивает графиню спиной к себе. Она со стоном опирается руками о книжные полки. Несколько книг раскрываются и падают вниз с глухим стуком.

Он входит в нее сзади. Его тонкие длинные пальцы пробегают по ее телу, по груди, по обнаженным бёдрам, по складкам задранного до пояса платья.

– Люби меня, – тяжело дыша, говорит графиня, – люби меня, Па… Оооо!

Он хватает ее за волосы и кричит вместе с ней.

***

Серое римское утро. Невдалеке промзона, безликие пятиэтажки, идёт холодный февральский дождь.

Фигуристая сеньора в леопардовом комбинезоне с глубоким, несмотря на погоду, декольте выгуливает пса.

Возле разбитого древнего фиата на спущенных колесах собака начинает рваться с поводка и скрести когтями землю.

– Что там, Иисусе, мальчик, что ты опять нашел!

Пёс бьёт тяжёлой лапой по незапертой крышке багажника, она поднимается.

На дне багажника лежит скрюченный труп Паоло с оторванными кистями и полуоторванной головой.

Синьору шокирует выражение полной умиротворённости на лице убитого.

На ее веках дрожат густые синие тени.

Глава 4. И нет рассказчиков для жен

Знакомые высокие стеллажи. Граф Марко де Орсини стоит с бокалом вина, опираясь другой рукой на спинку кресла. Напротив – обходительный человек без возраста в темном костюме, с белой полоской у горла. Человек держит в руках томик стихов и читает вслух с сильным акцентом:

– И нет рассказ-зчико-ов дыля жоон

В порочних дьлинних платия

Щьто правадили дни как сон

Ввв пьленитьельних заньятьия

Трудный язык! – захлопывает книжку.

– Но красивый, – говорит граф.

Гость вежливо пожимает плечами.

– И все же? – граф поднимает одну бровь.

– У меня лишь несколько вопросов, ваше сиятельство. Вы позволите? – иезуит садится в кресло, вынуждая графа сесть напротив: – Вы знали Паоло Виллардо, супернумерария?

– Кого?

– Он работал шеф-поваром в ресторане…

– А! – граф поднимает руку. – Этот парень. Он уволился? Жаль.