Женя Клюкман сшил себе командирский китель с нашивками третьего помощника. Мне он сказал:
– Серёга, стану капитаном, возьму тебя под свои знамёна!
– К этому времени я уже буду министром связи.
Две недели я кантовался в гостинице «Моряк». Дёшево и сердито. Днём голодный, под вечер – пьяный. Утром отмечался в конторе и инспектор кадров, скользкий и жуликоватый тип, говорил: «Гуляй до завтра». Остро стоял вопрос пропитания. Стрельнуть у кого-нибудь полтинник— целое событие. На эти деньги можно было прожить два дня на пирожках.
Наконец, меня направили на океанский рефрижератор «Рифер Бэй», который в это время шлёпал из Штатов в Петербург.
Потом были сборы экипажа, знакомство со Службой связи, получение инструкций, журналов и запчастей. В экипаже было тридцать человек. Из них – пять женщин и… мой друг Женька Клюкман в качестве третьего помощника капитана. Это было здорово – на чужой сторонушке рад родной воронушке. А тут – целый Клюкман в подарок!
Мой непосредственный босс, начальник радиостанции Иванов Иван Игнатьевич, был серьёзный человек и, к тому же, бывший коммунист. Слуга царю, отец солдатам. Старик, ему было за сорок. Ко мне он относился хорошо и всячески опекал и наставлял. Но, конечно, начальник знал с кем имеет дело и какими «сырыми» радистами мы приходим из «бурсы». «Сам был таким», – бывало говорил он.
Всей толпой мы погрузились в самолёт и через девять часов приземлились в Шереметьево. Оттуда сразу на вокзал и на поезде добрались до Северной столицы.
Из всего имущества у меня была зубная щётка, курточка на рыбьем меху, двое казённых трусов, матросские штаны, тельник и рубашка.
С этим богатством я пришёл на пароход «Рифер Бэй», на должность второго радиста.
В Питере мы простояли больше месяца. Для этого были две причины. Судно использовали как плавучий холодильник и партиями выгружали куриные окорочка, которые в народе прозвали ножками Буша. Каждые три дня нас перешвартовывали на другой причал, поближе к получателю.
Вторая причина – нужно было предъявить судно Регистру и получить документы под ГМССБ. ГМССБ – это глобальная морская система связи при бедствии. Аппаратура ГМССБ была установлена, но при первом посещении инспектор регистра забраковал место установки УКВ-радиостанций, устройство сигнализации и ещё много чего. Дело было новым и я в этом мало соображал. Мы с начальником пахали, как рабы на плантациях. Тянули кабели, «звонили» и перепаивали фишки, вечером изучали схемы и, бывало, спорили.
Игнатьич утверждал, что монтаж надо сделать по технологии, я говорил – быстрее. В спорах рождалась истина. Истиной был компромисс. В результате мы сдались Регистру первыми и получили необходимые документы. Это был подвиг. Во Владивостоке вся Служба связи сдавала одно судно Регистру целую неделю. Мы справились своими силами и заслужили благодарность – через полгода получили Грамоту из Министерства транспорта, подписанную самим Франтом.
В компании с Клюкманом мне удалось побывать в городе. Женька говорил, что пароход – это застой. На судне не происходит ничего интересного, а скучные ходовые вахты – вообще тоска смертная. К тому же, молодого навигатора не устраивала зарплата и он сокрушался, что на судне нечего украсть. «Сколько бы не взял у государства, своего не вернёшь», – говорил Женя, цитируя Жванецкого.
Из порта мы ехали на трамвае, потом на метро до Невского проспекта. Я сразу узнал Аничков мост с лошадью и бронзовым атлетом. В детстве я рисовал эту скульптуру с открытки. На улице гуляла нарядная публика. Многие говорили на непонятном языке. Бородатые художники предлагали купить свои картины. Не от хорошей жизни интеллигентная дама продавала раритетные книги – Белинский, Гоголь, Пушкин. Все с буквой «Ять».
Встречные девушки были красивыми. Женька распушил хвост и пытался заговорить с ними. Но как-то у него не получалось. Красавицы вежливо обходили нас стороной.
– Я, как чувак в вату завёрнутый, – обиженно говорил Клюкман, – не могу никого склеить.
– Клюкман склеил модель в клубе, – здесь звучит по-другому, чем в Киржачах. – посмеивался я над другом.
Миновали арку, ведущую на Дворцовую площадь. Я видел её в кино. В кино здесь были кованые ворота. Их штурмовали революционные матросы, прорываясь к Зимнему дворцу. Теперь ворот не было, впереди открылась широкая площадь с голубым зданием Эрмитажа. Времени на посещение музея уже не было. По вкусному запаху мы нашли подвальчик с коротким названием «Гриль». Съели по крошечному резиновому шашлыку и запили его портвейном. Денег осталось только на обратный проезд.
В Питере я получил первую зарплату. Деньги хорошие, но мало. Купил себе пару рубашек и ботинки местной фабрики «Скороход». Тут же мы с Клюкманом совершили первую коммерческую сделку – толкнули заводским настройщикам двадцать метров кабеля, который остался после ремонта. Клиентов нашёл шустрый Клюкман.
– Нас ждут великие дела, – сказал Женька, когда мы обменяли деньги на водку.
Глава 5
Наконец, мы вышли в море. Балтика, это порядочное болото. Под проводкой лоцмана долго шлёпали меж кустов и кочек, направляясь в Кильский канал. Прошли под высоким мостом и бросили якорь вдали от берега. В конторе ещё не нашли нам фрахтователя с выгодным грузом.
Работа радиста – это моё. Морзянка звучала музыкой, я быстро поднаторел принимать её на слух и одновременно стучать на пишущей машинке. На электронном ключе работал левой, «тёщиной» рукой, а на обычном, «паровике», правой. Иван Игнатьевич только качал головой:
– Зачем тебе это?
– Когда любишь, поцелуев не считаешь…
– Извращенец, – сказал начальник
Всё свободное время я проводил в радиорубке и с удовольствием прихватывал вахту начальника. Сознаюсь, я изрядный копуша. Любую проблему я долго обдумываю, пробую разные варианты, а потом, любуясь сделанной работой, говорю себе: «Серёжа, ты – молодец!». Сам себя не похвалишь…
Другое дело – мой друг, Женя Клюкман. Он заходил в радиорубку, падал на диван и говорил похоронным голосом:
– Опять мастер раздолбал за корректуру. Я в трансе!
Через минуту Женя уже забывал об этом и рассказывал очередную байку. Клюкман знал множество анекдотов и умел их рассказывать.
– Женя, запали анекдот, – бывало, просил я.
– Про что?
– Вернулся муж…
– О’кэй! Вернулся муж из командировки. Открывает шкаф, а там голый мужик стоит, держится за вешалку. «Ты что тут делаешь?» – орёт муж. «В трамвае еду!» – отвечает гость. «Ну ты сказал!» «Ну ты спросил!»
И так на любую тему.
Народ на судне кучкуется по работе, возрасту или по интересам. Механики пьют чай и что покрепче в своей компании. Из машины (ямы) редко на поверхность выплывает какой-нибудь конфликт.
Штурмана более на виду и капитан их чаще притирает.
Матросы дружат с матросами, мотористы (маслопупы) с мотористами.
Капитан общается со старшим механиком и старпомом. Поскольку мой босс, Иван Игнатьевич, в отцы мне годился, я попал в компанию второго и третьего помощника.
Вторым помощником был Ермаков Александр Николаевич. Высокий, с круглым лицом и некоторым избытком веса. Ему было двадцать шесть лет и Ермаков не обижался, когда его называли Шурой. Ревизор был дальним родственником капитана. Мастер был женат на его сестре. Это было кстати. Шура мог зайти к родственнику и по большой нужде выпросить бутылку из представительского фонда.
В Кильском канале мы простояли две недели. Это был подарок судьбы. Навели порядок в своём хозяйстве и, как сказал начальник, убрали сопли и зализали раны.
– Хорошо вам, радистам, – говорил матрос Гриша Залыгин, – всё время в тепле. И мухи не кусают.
– Кто на кого учился, – отвечал я.
Капитан, Леонид Павлович Нестеров, заглядывал в радиорубку только по делу – подписать вахтенный журнал, отдать РДО для передачи или позвонить в пароходство групповому диспетчеру.
Для телефонии у нас была станция космической связи. Её звали «Волна-С». Начальник прозвал её капризной стервой, проституткой и вообще бич.
Будь она моей женщиной, я бы убил её через три дня. Или выгнал из дома. Без денег, кредитки и босую. Обычно молчаливая, она внезапно выдавала загадочные реплики. Причём, на двух языках – на русском, и на английском. Я благодарил бога, что она не знает китайского.
Словарный запас был не больше, чем у Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова.
Мы хотели добиться от неё того же, чего и Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц. Мы добивались любви.
У моего начальника не хватало терпения беспрерывно давить на кнопку «Запрос», чтобы зацепиться за спутник.