Тёмные судьбы. Intro
Киваю. Прежде чем отойти, кладу руку ему на плечо. Типа, жест поддержки. Естественно так, само собой получилось. Он вскидывает голову, смотрит на меня снизу-вверх с лёгким удивлением. Что ли перебор?
– Простите, – лепечу, отрывая ладонь от его плеча и уношусь за кофе.
– Да ничего, – слышу немного растерянное вслед. И чую в этом «ничего-ничего» что-то ещё, кроме лёгкого замешательства… Радость? Или показалось? Ладно, война план покажет!
Возвращаюсь к столику Ника с его кофе. Только не чёрным, как обычно. Капучино сообразила, да ещё с приятностью. Сердечко в чашечке, в общем. Ставлю чашку перед Ником. Он глядит на неё секунду, потом поднимает голову:
– Благодарю, Конни. Так даже лучше!
Слова-то обычные, фраза дежурная. Но вот сказал так, что…
Короче, я его руку своей ладонью накрываю, смотрю прямо в глаза и слышу, как говорю, словно в каком-то фильме «пралюбофь»:
– Если захотите поговорить, Ник, я рядом.
Чёрт, в кино это как-то не так по-дурацки звучало. «Чего ты мелешь, дурища!» – ржёт моя внутренняя стерва. А Ник глазами хлопает так растроганно, мою руку сверху другой своей рукой накрывает и говорит, взгляда не отводя:
– Наверное, время сейчас не самое подходящее, Конни, но должен признаться: вы всегда мне…
– Конни! – орёт Суслик, начальник мой непосредственный, за барной стойкой целыми днями стаканы протирающий. Такой момент испортил, дуралей плешивый! Какое-то очень приятное мне, сердцем чую, признание Ника обрывается на полуслове. Зараза! Хочется подлететь к стойке и разбить об голову сусличью что-нибудь из только что им протёртого. Пивная кружка подошла бы изумительно. Но тише-тише, знай, Конни, своё место, не выходи из роли. Это на далёкой родине ты могла… Ах, да не важно.
Бормочу Нику:
– Мне надо бежать, – и подрываюсь с места отрабатывать чаевые.
Ничего! Не последний день живём. Если суждено – никуда твоё от тебя не денется! Так бабушка всегда говорила. Она вообще много чего говорила, конечно, бабулечка моя дорогая, но этим её словам очень хочется верить. Особенно сейчас.
– Так откровенно заигрывать с посетителями – некрасиво, – ворчит Суслик.
– А кто заигрывал? – хлопаю в ответ глазками. – Человеку, может, грустно. Решила, что не помешает пара тёплых слов.
– Ага, грустно, – ржёт в ответ. – Всю дорогу грустит, глаз с тебя не сводит.
Суслик, он такой – высоко сидит, далеко глядит.
– Да ладно? – говорю, а сама думаю: «Ага…Глаз не сводит, значит!»
А я-то замоталась совсем. Суслик, в общем-то не просто так орал, самый разгар у нас был – рестик набит битком. А Суслик, Тео то есть, и не такой уж козёл на самом деле. Хороший дядька. Сын Марио, который когда-то это заведение открыл.
– Ладно, больше не буду! – говорю. А сама пальцы за спиной скрестила, чтоб не засчиталось.
– Ну-ну, конечно! – Тео качает головой.
***
Смена заканчивается. Выходим с ребятами на улицу. Кто-то предлагает подвезти, но я отказываюсь, сказав, что хочется пройтись, подышать свежим воздухом.
– За день не находилась? – спрашивают.
– Да мне недалеко.
– И не страшно?
– А чего мне бояться, – смеюсь, – денег у меня нет, тра… – прикусываю язык. За такие шуточки бабушка бы по губам надавала.
Короче, иду, наслаждаюсь ночной прохладой, мысли всякие в голове кручу. Вон в ту арку пройти, а там через стометров и мой дом. А тут – хоп! – какой-то прыщавый в чёрном худи и рваных джинсах ко мне подскакивает. В руках пистолетик поблёскивает в свете фонаря. Приехали! Ох уж это право на хранение и ношение! Никогда не нравилось. Ну да ладно. Мне-то шпиндик этот с пистолетиком не страшен. Но это мне, которую Катариной зовут, а вот Конни со страху обмерла. А от того, что у балбеса ручонки дрожат, ходуном ходят, ещё страшнее – а ну как дрогнет пальчик ненароком. И правильно, нечего из роли выходить, напоминаю себе-нам. Вдруг нашли, вдруг проверка это – не та ли я самая беглянка, которую люди Бальтазара шукают по всему белу свету? Короче, остановилась я. Дрожу. А этот мне: «Гони, – говорит, – сумочку!» В сумочке, понятное дело, кошелёк. Хотя мог бы и просто кошелёк спросить. Ну да ладно, ни кошелёк, ни сумочку не жалко. Не ношу я там ничего ценного, да и денег в кошельке всегда немного. Не столько, чтобы простая официантка вдруг жизнь за них отдать решила. «Держите, – говорю, – только не убивайте ради бога!» Пацан сумочку схватил, и, казалось бы, завтра выходной – самое время по магазинам походить, прикупить всякого, сумочку там новую, да ещё чего по мелочи. Но только вот этот гад глазастый ещё кое-чего заприметил. «На шее что?» – спрашивает, и пистолетиком, между прочим, в эту самую шею упирается.
«Ничего, – говорю, – ерундовая бижутерия, вашего драгоценного внимания не стоящая». А он мне: «Снимай, сучка!» Припирает к стенке и стволом бабушкин медальон поддевает. «Быстро, – шипит, – а то пристрелю нахрен!» А я чего? Да похрен уже, проверка-не проверка. Если да, то по медальону кому надо, всё поймут. Таких нет больше ни у кого. Я мысленно узорначинаю вырисовывать, чувствую, как тёмная сила во мне крылья свои до поры сложенные расправляет. Чувствую жар в груди. Вот и дурачок этот что-то понимать стал. А ну да, у меня ж сейчас глаза красным светятся. «Чо за хрень?!» – говорит, но не отступает. Тупость не приговор, конечно, но в этом случае… Я уже представила, как в воздух его подниму, да об стенку шмякну, как вдруг со стороны голос раздаётся: «Что тут такое! А ну-ка отойди от неё!» Голос мужской, знакомый. Слышу щелчок, с которым затвор у пистолета передёргивают, или с предохранителя снимают? Короче, в кино такое слышала. Блин, да что они тут все, как бешеные, с пушками шарахаются?! Босяк этот тоже, видать, услышал, только – от жадности своей неуёмной – не умотал сразу в дальние дали, а попытался медальончик мой сорвать. А жар-то погас уже. Потому просто руками оттолкнула. Тут он, гадёныш, и пальнул. Потом ещё один выстрел раздался, со стороны уже, то ли в воздух, то ли в молоко, но грабитель мой дёру дал. А я наземь оседаю, а в груди уже другой жар расцветает… И липкое что-то. Ага, кровь, конечно, чего там ещё быть может.
«Конни, бог ты мой! Надо вызвать скорую!» – Раздаётся надо мной знакомый голос. И глаза красивые такие, обычно светло-серые, а сейчас потемневшие и испуганные, таращатся с побелевшего от ужаса лица.
Ник, голуба ж ты моя!
Оспади-и-и, ну что ж так всё по-ебанутому выходит-то, а?
Глава 7. Микки
Двадцать один год назад
Северное городское кладбище. Идёт дождь. Я стою возле ямы, в которую только что опустили гроб с папой. Я первым должен бросить туда горсть земли. Должен проститься. Должен сказать: «Пусть земля тебе будет пухом» или ещё что-нибудь вроде этого. Так мне объяснил священник. Я собираю в кулак влажный комок из свежей кучи рядом с ямой и подхожу к самому краю. Бросаю. Пытаюсь произнести нужные слова, но не могу. Дыхание перехватывает. По щекам текут слёзы. Я не хочу прощаться.
Понимание накатывает холодной волной отчаяния. Его больше нет. Я разворачиваюсь и бегу прочь, не разбирая дороги. Может быть, если бежать долго-долго, я наконец окажусь там, где он снова есть. Главное, не останавливаться. Но я устаю слишком быстро. Тяжело дыша, опускаюсь на землю под стеной какого-то склепа и плачу, уткнувшись лицом в коленки.
– Вот ты где. Еле-еле тебя нашёл!
Ко мне подходит дядя Ларс. Папа говорил про него «лучший друг». Он приседает на корточки напротив меня, кладёт руку на плечо:
– Микки, посмотри на меня.
Я поднимаю зарёванное лицо.
– Всё будет хорошо, слышишь, малыш? – говорит ласково.
Я знаю, что он врёт, но всё равно киваю. Хорошо не будет уже никогда. Папы больше нет, я остался совсем один и…
– Ты не один, Микки, – продолжает он. – Мы с Синтией позаботимся о тебе.
Синтия – это его жена. У неё длинные белые волосы и она печёт вкусные пироги.
– Пойдём, дружок.
Ларс протягивает руку, помогает мне встать. Мы возвращаемся. Яма уже засыпана землёй. Рядом никого, все разошлись. Я наклоняюсь и кладу ладонь на могилу. «Прощай, папа» шепчу беззвучно. Слёз уже нет.
– Ты весь трясёшься, – спохватывается Ларс. – Давай скорее в машину.
В машине тепло. Меня усаживают на заднее сидение рядом с Синтией. Вздохнув, она стягивает с головы чёрный шёлковый платок. Её белые волосы зачёсаны назад и собраны в пучок. Она поворачивается ко мне:
– Как ты? – у неё очень красивые голубые глаза. Добрые. Наверное, у мамы были такие же. Папа говорил, они были голубыми. Я любил, когда он рассказывал про маму.
– Всё хорошо, – снова вру. Она это понимает. Смотрит на меня задумчиво и печально.
– Ты молодец, Микки, – целует меня в лоб. От неё вкусно пахнет какими-то цветами.
– Что будет с мальчиком, Ларс?
Ларс оборачивается к нам с водительского сиденья:
– Микки, ты ведь не против немного пожить у нас?
Я киваю. Он с улыбкой глядит на жену:
– Милая?
Они некоторое время смотрят друг на друга. Мне кажется, у них есть свой глядетельныйязык и сейчас они на нём о чём-то разговаривают. Потом она смотрит на меня. Её глаза… Взгляд изменился. Теперь он блестящий. Печальный и радостный одновременно.
– Конечно, дорогой.
Автомобиль плавно трогается с места.
Я незаметно для себя засыпаю и сплю у неё на коленях всю дорогу до моего нового дома.
Сейчас
– Микки, блин, прости, что так вышло, – виновато шмыгнула носом Крис.
Это было следующее, что я услышал после её хрипловатого «Привет». Она лежала на больничной койке, бледная и ослабевшая, но живая. А я сидел рядом и радовался этому.
– Брось, тебе не за что извиняться, этот ублюдок сам нарвался!
– Да я не про него. Прости, что запорола тему с «Сарко». Чёрт! Обидно –первое задание и такая херня!
– Об этом не волнуйся, я разберусь, – отмахнулся я.
Запасного плана на такой случай у меня не было, но я, как всегда, верил, что что-нибудь придумаю. Перед приходом в больницу созвонился с нашим работодателем, коротко описал возникший форс-мажор и договорился о встрече, чтобы обсудить дальнейшие действия.
– Ты уверен? – недоверчиво поглядела на меня Крис.
– Да. Есть у меня идейка, – я придумывал на ходу. – Знаешь, читал когда-то в одной книжке. Суть в том, что в провинциальный городок должен был приехать из столицы кто-то типа налогового инспектора с проверкой. И как только об этом узнали местные – сразу поднялась жуткая суматоха. А когда в городке появился тип, который вообще был не при делах, его приняли за этого самого инспектора и все, у кого рыльце в пушку, начали предлагать взятки, пытаться обмануть или запугать – в общем, как-то проявляли себя. Надо спровоцировать такое же бурление говн в «Сарко». Если, как ты сказала, это и вправду змеиное гнездо – должно быть не очень сложно.
– Звучит весело, – отозвалась Крис, кажется, даже с некоторой долей зависти.
– Не переживай. Когда всё закончится – расскажу, как прошло.
– Ещё бы! – улыбнулась она. – Жду-не дождусь кровавых подробностей!
– Надеюсь, обойдётся без этого, – буркнул я.
Крис мигом посерьёзнела.
– Извини, Микки. Ещё раз. Ты бы так не влип, если б не я.
– Знаешь, я думал об этом, – вздохнул я, собираясь с мыслями. – Этот тип, Лерой, он же был в невменозе! Если бы не ты – ему б подвернулся кто-нибудь другой. Тот, кто не смог бы защитить себя… Чёрт возьми, Крис, чувак с собой нож таскал! Уверен, что в полиции его имя уже засвечено, вряд ли он вчера нахерачился первый раз в жизни. По большому счёту, мы сделали доброе дело, вовремя остановив этого урода.
– Ты остановил, – тихо уточнила Крис. – Я… я видела тебя. Пока не потеряла сознание. Видела, как ты бил его. Микки…
Она положила прохладную ладонь на мою разбитую руку. Я отвёл взгляд.
– Ты снова потерял контроль. Как тогда… Это было страшно, Микки. Знаешь?
– Знаю.
– Ты всегда можешь рассчитывать на меня, помнишь?
– Помню.
– Если тебе нужно поговорить…
– Я понял, – рывком встаю с хлипкого больничного стула. – Спасибо, Крис, правда… Мне нужно идти – куча дел, сама понимаешь. Мы обязательно поговорим, только позже, хорошо?
– Конечно, – слабо улыбается Крис сухими губами. Сейчас она кажется гораздо старше своих лет. Короткий разговор вымотал её. – Иди, Микки, а я немного посплю.
– Пока, Крис.
– Пока, Микки.
***
Эдвин Тодд, владелец и директор компании «Сарко», он же – мой новый клиент, озабоченный утечкой информации из его фирмы, сегодня изволил ужинать в одном из самых шикарных мест города. В ресторане «Лорд Дрейк» столики бронировали за месяцы вперёд.
– Добрый вечер, господин Тодд, – я оценил взглядом уставленный вкусностями стол и кивнул на бутылку шампанского в ведёрке со льдом. – Что-то празднуете?
Не похоже, что господин Тодд сильно озабочен проблемами в фирме. Видимо, самые секретные секреты крот ещё не утащил к конкурентам. Старикан цветёт и пахнет.
– Ещё три месяца назад столик заказал, – проворчал он. – Не отменять же.
Он был стар, лыс и толст. Но, как для шестидесятилетнего, весьма энергичен.
– Присаживайтесь, Микки. И да, мне очень жаль, что так получилось с Кристиной. Передавайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления, – сказал он так искренне, что моё непонятное раздражение – то ли от его довольной жизнью физиономии, то ли от этого роскошного заведения, в котором я чувствовал себя охренеть как неуютно – уменьшилось почти до нуля.
Я опустился на свободный стул. Отчего-то очень захотелось закурить. Сто лет, как бросил, а тут…
– Спасибо, господин Тодд, я займу буквально десять минут вашего времени, – заметил на столе два бокала и дамскую сумочку, и добавил. – Простите, что помешал вам с супругой насладиться воскресным вечером.
Он уставился на меня стеклянным взглядом. Я с невинным выражением на лице ответил ему доброжелательной улыбкой.
– Дело в том, Микки, что … – он заёрзал на стуле, – я тут не совсем с супругой.
Кто бы сомневался!
– Понимаю, господин Тодд, – глядя ему в глаза, сказал я, понизив голос. – Не волнуйтесь, это останется между нами. Вопрос закрыт.
Тодд с облегчением выдохнул и расслабился.
– Угощайтесь шампанским, Микки, – он жестом позвал официанта. – Принесите нам ещё бокал.
Тодд посмотрел куда-то мне за спину и его глазки загорелись, будто огоньки на гирлянде.
– О-о-о! А вот и она! – восторженно воскликнул он.
Я обернулся и не сдержался от протяжного:
– Вау-у-у!
К нашему столику небрежной походкой манекенщицы приближалась высокая эффектная женщина в изумрудного цвета вечернем платье, переливающегося при каждом движении зелёными искорками. Длинные иссиня-чёрные волосы были распущены, бронзовую кожу выгодно оттеняли платиновые украшения на шее и запястьях. Она подошла к Эдвину и потрепала его за щеку:
– Надеюсь, мой котик не успел соскучиться! – сказала она тем дурацким тоном, каким обычно сюсюкают с детьми. Однако господину Тодду, судя по всему, это нравилось. Он засиял, как серебряный четвертак и схватив брюнетку за руку попытался облобызать её. Женщина с чарующей улыбкой легонько шлёпнула его по лбу, отталкивая, и уселась на стул. Наконец она посмотрела в мою сторону, в лёгком удивлении чуть приподняв брови, словно только что меня заметила.
– Ты не хочешь представить меня своему другу, дорогой? – не отрывая от меня изучающего взгляда тёмно-зелёных глаз, промурчала она пускающему слюни Эдвину.
– Да, конечно, мой зайчик! – спохватился господин Тодд. – Это Микки Валентайн, мой консультант по безопасности, помогает мне решить кое-какие проблемы в фирме. А эта очаровательная юная леди – Лэйла Даджаль.
– Как интересно! – «юная леди» чуть склонила голову и пригубила бокал с шампанским, – Ну и как, получается?
– Что? – я с трудом вынырнул из тёмно-зелёного омута.
– Получается решить проблемы? – она добавила в голос нотки озабоченности, но в глазах искрилось веселье.
– Именно это мы и собирались обсудить с господином Тоддом… Лэйла, – вежливо ответил я. – Но, боюсь, вам это будет не интересно.
– Ничего страшного, я как раз хотела выкурить сигарету, а тут такая чудная терраса… Так что оставляю вас, мальчики, – она достала из сумочки пачку «Блю эппл» и поднялась из-за стола
– Прости, зайчик, мы быстро! – проблеял ей в спину Эдвин. – Буквально пять минуточек!
Лэйла обернулась и послала в нашу сторону воздушный поцелуй.
– Она просто чудо! – господин Тодд влажными глазами глядел вслед уходящей девушке.
– Изумительная женщина, – пробормотал я. – И такое необычное имя. Кто она?
– О-о-о! – Эдвин аж причмокнул. – Она мой инструктор по йоге.
Я не смог сдержать скептического «Хм-м».
– А что такого? – Эдвин глянул на меня с вызовом. – Это вообще-то рекомендации моего врача, только и всего. И, кстати, за эти два месяца мне и вправду очень полегчало.
– Понятно. А вы с ней… – я многозначительно замолчал, давая возможность господину Тодду закончить за меня.
– Пока нет, но очень надеюсь, – облизнулся старый козёл.
– Что ж, желаю вам удачи, – я сказал искренне, хотя имел в виду далеко не то, что понял Эдвин.
– Спасибо, дружище, – растроганно ответил он, но тут же подобрался, став почти тем же жёстким стариканом с острым ястребиным взглядом, который вошёл ко мне в офис пару недель назад.
– Итак, что вы намерены предпринять теперь, когда госпожа Росс вне игры?
Я коротко изложил ему свой план. Было видно, что он отчасти витает в облаках и сконцентрироваться на делах ему не просто.
– Хорошо, Микки, – хлопнул он по коленям, выслушав меня, – делайте всё, что угодно. Главное, результат.
– А что будет с кротом, когда мы его поймаем? – поинтересовался я.
– Что ж, вряд ли он сможет возместить нам причинённый ущерб. Просто сдадим властям, – пожал плечами господин Тодд. – В крайнем случае…
Тодд не договорил. Вернулась Лэйла и он снова превратился в восторженного щеночка. Поразительно, что может сделать красивая женщина даже с таким прожжённым старым волком, как мой клиент. Впрочем, я его понимал. Спутница Эдвина достала помаду и принялась подкрашивать губы, одновременно чирикая о том, что только что встретила старую подружку, которая…
– Что ж, господин Тодд, мне пора, – я встал из-за стола и кивнул Лэйле. – Рад был познакомиться госпожа Джалиль.
– Даджаль, – поправила она меня и разочарованно надула губки. – А вы уже уходите? Вечер только начинается.
Тодд недовольно засопел. Хм, какие мы ревнивые!
– Да, полно работы, знаете ли, так что загляну в офис – разобрать бумаги и всё такое, – туманно обрисовал я свою невероятную занятость. – Хорошего вечера!
– Очень жаль… До свидания, господин Валентайн, – пропела мне вслед Лэйла.
***
Я сидел за столом, откинувшись в кресле и разглядывая трещинки на потолке. На часах было без четверти одиннадцать. Все дела на сегодня были закончены. Почти.
В коридоре послышались шаги и дверь без стука приоткрылась.
– К тебе можно?
Я улыбнулся:
– Привет. Могла бы и побыстрее.
– От этого престарелого казановы так просто хер отделаешься, – знакомая усмешка. – Надеюсь со здоровьем у него всё в порядке!
– А что?
– Боюсь, как бы дряхлое сердечко лягушёнка Эдвина не отказало из-за лютой дрочки на одну жгучую брюнетку!
– Ох, детка! Ты, как всегда, в своём репертуаре!
Сейчас в простом белом платье, без броского макияжа, шпилек и побрякушек, с волосами, забранными в хвост, она снова была собой. Исчезла роковая искусительница Лэйла. Осталась Беатрис. Всё та же Бэт, какой я её помнил. Красивая, обманчиво хрупкая. Настоящая, близкая… любимая.
Живая.
Глава 8. Ангел
Двадцать лет назад
Они все были здесь: капитан Саммерс, молоденький лейтенант, имя которого я так и не смог запомнить, рядовой Хорёк, Пупс, Бомба и другие бойцы. За длинным дощатым столом всем хватило места. Окон не было. Прокуренную комнату с низким потолком, границы которой терялись в полумраке, кое-как освещали факелы, закреплённые на кирпичных стенах.
– Что-то сержанта Линча не видно, – замечаю я, ни к кому особо не обращаясь.
Капитан Саммерс, сидящий напротив, утирает со лба сочащуюся из раны кровь, рассеянно оглядывается, затем вперяется в меня мёртвыми бельмами, отчего я инстинктивно делаю движение назад, вжимаясь в спинку стула.
– Придёт, никуда не денется, – чёрные потрескавшиеся губы кривятся в усмешке.
– Капитан Саммерс… Джон… мне очень… – я с трудом подбираю слова, опустив глаза, чтобы – упаси, Господь – снова не встретиться с ним взглядом. С любым из сидящих за этим столом.
– Не надо, майор, – перебивает он меня скрипучим голосом и поднимает чуть помятую, покрытую копотью армейскую кружку. – По-другому всё равно было нельзя. Будем!
Остальные поддерживают его нестройным хором. Я поднимаю свою кружку, подношу к губам – от запаха пойла, которое в ней плещется, начинает щипать глаза. Странно, что остальные тянут это нечто с видимым удовольствием. Что ж… Я делаю первый маленький глоток. Жидкий огонь разливается во рту, дыхание перехватывает. Наверное, серная кислота именно такая на вкус. Я ничего не вижу от навернувшихся слёз – будто в каждую глазницу засунули по чищеной луковице. Одновременно желудок посылает остальной организм на хер и судорожно пытается выбраться наружу. Меня вот-вот вывернет наизнанку.
Сильный удар выбивает кружку из моих рук.
– Вы, млять, охренели, вашу мать! – раздаётся откуда-то рык сержанта Линча. – Грёбаные уроды, совсем берега попутали!
Мне пытаются что-то влить в рот. Вода! Выпиваю, кажется, несколько литров, прежде чем становится немного легче, и я начинаю смутно различать окружающее. Сержант Линч пытливо всматривается в моё лицо. Его единственный глаз всё такой же зелёный и горящий злобой, каким я его запомнил. Он хватает меня за шкирку, совершенно позабыв про субординацию, и тянет куда-то, приговаривая:
– Пошли-ка отсюда, майор! Какого чёрта ты вообще тут делаешь?!
Мы оказываемся у массивной деревянной двери. Линч распахивает её пинком ноги:
– Тебе туда! Давай резче, не тормози!
Секунду я вглядываюсь за порог – там кромешная тьма, а в тусклом свете, падающем из дверного проёма, видно только хлопья падающего снега. Странно, но холода не чувствуется.
– А ты? – спрашиваю, прежде чем сделать шаг вперёд.
– За меня не волнуйся, майор. Мне тут с ребятами кое о чём перетереть, и я сразу за тобой, ага?!
– Сержант Линч, без вас я отсюда не уйду, – заявляю я Кабану. – Вы следуете со мной, это приказ!
– Да хлоп твою мать, майор, ты совсем еабнулся?! – вопрошает он, изумлённо вздёрнув бровь над выпученным глазом. Я в ответ молча качаю головой, мол, своего намерения менять не собираюсь.
– А-а-а, ладно, – смирившись, машет рукой Линч. – Вместе так вместе!
И когда я, расслабившись, поворачиваюсь к выходу, пинком отправляет меня вперёд. Я вываливаюсь наружу и, не найдя под ногами твёрдой поверхности, с криком падаю в темноту. Падаю бесконечно долго, ловя ртом снежинки и понимая, что то, что я вначале принял за снегопад, на самом деле – пепел.
***
Я рывком сажусь на больничной койке. Всё ещё чувствуя на губах вкус пепла, пытаюсь вдохнуть полной грудью и содрогаюсь от рвотных позывов. Всё из-за чёртово й трубки в моей глотке – надо скорее от неё избавиться! Вот так, осторожнее… Ага, уже гораздо лучше! Взгляд падает на капельницу, трубка тянется от иглы в левом предплечье. Та-а-к… Это, наверное, лучше не трогать. Рядом раздаётся раздражающий писк какой-то медицинской хреновины. Дверь открывается и в палату вбегает испуганная молоденькая медсестра. Выдавливаю из себя хриплое:
– Воды!
Она молча хватает с подоконника графин и набирает мне полный стакан. С каким-то восторженным ужасом смотрит, как я залпом выпиваю его, сжимая трясущимися руками.
– Чего уставилась? – обычно я веду себя гораздо вежливее, но то обычно, а сейчас…
– Вы очнулись, – словно не веря своим глазам громким шёпотом отвечает она.
– Да и что такого? – ворчу. – Стоп! Сколько я был в отключке?
– Я лучше позову врача, – сестричка начинает пятиться к двери.
– Сколько? – мой грозный рык больше похож на карканье, но срабатывает.
– Вы провели в коме два месяца.
Я никогда в жизни не смогу повторить то, что выдал в тот раз. Под конец моей многоэтажной словесной конструкции, в которой приличными были только предлоги, лицо медсестры полыхало как маленький лесной пожар, а красивые глазки не отрывались от меня, как у змеи, зачарованной игрой на флейте. Пожалуй, в тот момент охренел бы даже Кабан, будь он рядом.
– Простите, сестра, погорячился.
– Ничего, – она кивает, на её лицо возвращается нормальный цвет. – Я здесь такого наслушалась… Особенно от военных. Хотя вы, конечно, теперь мой фаворит.
