Меморандум

• Из вторых – божественные, светлые, райские и идеальные.

• Борьба двух начал в человеке вылилась в религиозные движения, войны, оформилась в церкви, вероисповедания и конфессии. Поскольку материя определяет сознание, в зависимости от географического положения стран, пищи, воды и воздуха религии стали отличаться друг от друга – ислам от иудейства, христианство от индуизма и т.п.

• На самом деле церковь – это силы добра. Христос, Авраам, Будда и Магомет были инспекторами внеземной цивилизации.

• А силы зла – это все, что не есть церковь.

• В средние века это хорошо понимали теологи – Августин, Фома Аквинский и инквизиция. Долгое время они сдерживали натиск  генов тела. Но потом их предали римские папы из-за денег. Крестовые походы принесли только временные плоды.

• Сегодня опасность возросла в сто крат.

• Необходимо дать отпор силам ада. Все религии должны сплотиться против сатанинских сил. Ислам, например, оказался в руках дьявола. Протестантизм вообще сбился с пути. Экуменическое движение должно спасти мир, побеждая плотскую жизнь.

• Сегодня в мире уже действуют отряды спасения, но они разобщены. Их нужно объединить. Формируются отряды Воинства Небесного.

• Уже создан Кодекс веры в спасение. Он хранится в надежном месте и открывается только посвященным. Космос дал нам силу, чтобы победить. Мы все должны стать искупительной жертвой перед святым ликом Космоса. Мы должны пожертвовать нашими телами ради наших душ. Это и будет вторым пришествием Мессии.

• Глава 4, в которой наши милые шалопаи стали думать и гадать, как выгодно воспользоваться случаем.

Мнения разошлись. Собственно, а как вообще могут сойтись мнения разных людей, ярких и своеобразных индивидуальностей, если речь не идет о похмелении? Людей давно уже не объединяют ни истина, ни добро, ни красота, правда тоже у каждого своя, осталось только одно, незыблемое и неопровержимое – похмелка. Общечеловеческие ценности тоже, знаете ли, подвижны. А в остальном, скорее, консенсус – исключение, non sensus, и нечего критиковать нашу замечательную молодежь за разномыслие, – дитя свободы, смелости мысли и глубины интеллекта (забыл сказать, что у культурных феноменов родительство вовсе не связано с бинарными отношениями). Не чтобы их извинить – ни за что, не дай бог, не думайте даже, а справедливости ради, скажу – общечеловеческие ценности разделяют людей, а вовсе не объединяют. Подумайте над этим потом, так оно и есть. История войн тому порука.

Скорее саркастически, нежели всерьез, было высказано мнение – пойти и заявить куда следует. Ни фига не получим, но исполним моральный долг, спасем человечество. Это должно греть душу сильнее ватных штанов. Кроме того, это проще всего, и к тому же спокойнее.

Такая позиция освободила потенции извечного противостояния корыстных и альтруистических мотивов. Увы, борьба была недолгой.

Вторая идея, признаться, не столь оригинальная, но вполне жизненная – шантаж, продажа бумаг самим масонам. Идея была высказана, и не была опровергнута в течение пятнадцати минут, что говорит о ее сравнительной устойчивости. И только спустя некоторое время в этой идее обнаружилась слабинка: страшно, могут укокошить. Уж во всяком случае, попрут из Университета. Они же тут все заодно?..

Третья идея, как и в гегелевской триаде, была самая синтетическая – продать все американской прессе, заработать, так сказать, демократическим путем. Во-первых, никто не узнает, во-вторых, у них денег куры не клюют, в-третьих – ну, вообще, короче американы конкретные пацаны…  Конфликт патриотических, глобалистских, либеральных и евразийских мотивов обещал дать интереснейшие результаты, но почему-то быстро угас. Увы, борьба опять была недолгой. Либерализм (в той версии, которая нам хорошо известна из тюремных записок господина Ходорковского) взял верх. Деньги нам и немедленно. Плевать как, кто и сколько. А как продать? – а как-нибудь, надо к ларьку выйти и там найдем нужного человечка.

Внимательный наблюдатель, коли присутствовал бы на дискуссии, обнаружил бы недвусмысленные следы – в и характере спора, и в типе аргументации, и в самом результате обсуждения – глубинных, корневых, базальных черт отечественной культуры. Была тут и русская загадка, и загадочная душа, и духовная судьба, и судьбоносная воля. Но нас с вами эти анализы увели бы в сторону от повествования. Нам с вами надо просто зафиксировать, что все разговоры об аномии, крахе ценностей и полной бездуховности – просто выдумки досужих беллетристов, и что на заре завтрашнего дня брезжит новый горизонт бурной и цветущей, – ну ладно, пусть пока не цветущей, но уже сильно пахнущей – культуры.

• Глава 5. Самый умный студент, Эдик, слямзил ночью бумаги – его извиняет только то, что он сам, на свои, купил ящик «Агдама», так что его соратники в накладе не остались – и подался в свободный поиск покупателя.

Пацаны были ребята не хилые. Свалить их оказалось делом кропотливым, и где-то на третьи сутки, не раньше, хотя точно кто скажет, понял Эдик, что пора. Пешком по полу пройти было уже нельзя, по пустым бутылкам можно было только ехать на попе, но не привыкать стать ростовским ребятам перемещаться в московских пространствах. Впереди была ясная даль отчаянных студенческих грез, бродивших в крепкой генетической закваске, и не было таких крепостей, где охрана не брала бы взяток. Документики, списочки и папка с докладом, конверты с печатями и без, даже штампики и штемпельные подушечки, – все пригодится человеку, решившему попытать счастья в беспроигрышной, как нам всем поначалу кажется, лотерее, под названием «жизнь».

• Глава 6 – о приключениях Эдика. Мент, бомж, профессор из их университета, священник из ближнего храма, иностранный журналист. Ото всех ушел, а от лисички – сестрички не ушел.

Никто никогда не знает, что находится под бдительным, заботливым, корыстным или просто служивым присмотром. Никто. То есть чувствуется это всегда, но всегда есть упование, что мол вот сейчас они отвернулись, случайно, или пошли в туалет, или у них обед, или у соседей еще интереснее, и они смотрят туда. Мы-то с вами, уважаемые читатели, знаем, что все и любые упования – чушь собачья, что самое последнее дело – это поверить своему внутреннему голосу, или внешнему, если он твердит, что все, мол , хорошо. Достоверное хорошо будет доложено в свое время и своем месте, уже тогда, когда вы или я, или он, или она, мы, или они, или вся тусовка вместе – станем, станете, станешь, будет –  не просто безопасна, а даже совершенно безъинтересна.  Вот тогда к вам, нам, им, ей, тебе, мне и всей тусовке откроется вся истина. Вместе с правдой, сущностью, подноготной, – главное, будет уже можно. Разрешат открыться всем мирским тайнам, все всё наконец узнают, и все будет поздно. Кроме одного – принести искреннюю благодарность Им, открывшим, наконец, столь долго нами взыскуемое. Следующую поэму, если научусь писать стихи, обязательно посвящу Им, которые отключают и пускают воду, роют яму на дороге, закрывают колбасно-водочный магазин и открывают взаместо его Салоны красоты, поднимают цены, опускают людей, издеваются над детьми, молодежью, стариками, бюджетниками и домашними животными и которых мы так любим, что без них не можем. К счастью, считается, что сильных, самодостаточных, в расцвете лет мужчин и женщин вообще не заносят в разряд пострадавших, а то бы Они никогда так себя опрометчиво с нами себя бы не повели. Если что вдруг рванет, жахнет, обвалится или пропадет, то считают обычно женщин, детей и убогих, остальные – не в счет. Это же ужас себе представить, что бы было, если бы сильных, свободных, самодостаточных и в расцвете лет мужчин и особенно женщин кто-нибудь из реформаторов случайно коснулся своей концептуальной дланью. Нет такого литературного жанра, который вместил бы в себя все последствия такой социальной неловкости. Вы меня, надеюсь, правильно понимаете, милые читатели, я вовсе ничего плохого не хочу сказать о методологии проектирования всего на свете как о пределе мечтаний технократической идеологии. Упокой, господи, наши тревоги.

И вот конечно первый, кого встретил  Эдуард, был один из Них.

Давненько он присматривался к сладкому очагу нормонарушений, – о праве мы говорить пока помолчим, а вот о нормах студенческого общежития кое-кто явно забыл. И нуждался в напоминаниях. Выплыл из полутьмы местный участковый, Александр Сергеевич, сам с под Пскова, молодой и принципиальный страж, и стражем он был всему, что ему казалось надо сторожить. Устои общества. Стоянку автомобилей. Кодексы: УК, Семейный, профессиональный, и как ни странно, православный. Не благоволил тезка великого поэта к кодексу процессуальному, моральному и чести (в его вульгарной трактовке, разумеется). Свобода есть также свобода интерпретаций свободы. Выплыл и говорит:

– Всегда рад встрече с молодежью. Интервью дадите, господин студентик? А уж из этого окошка – так вообще, столько имел сюрпризов, что милый мой. Какие планы на вечер, чмо? Хочешь оторваться по полной, помогу.  Не дергайся, наши сегодня вставили Торпеде, я мирный. Дай гляну, что несешь, а пока рассказывай, кому несешь? Это что за фуфло, ты мне стольник суешь? А за взятку не хочешь поиметь, говнюк, – офицеру стольник сует, господи, и это наша смена и надежда! Давай, милок, мы тебя на поруки возьмем, прибавим тебе столичных манер, блин, деньги небольшие, а эффекту на лице не будет, обещаю. Ночку отсидишь, тебе урок, а людям удовольствие и польза, а? Тихо, сказал. Вот это видел? – Увы, видел, видел Эдуард, и не только видел, но и категорически отвергал будущий политолог и дубинку, и ее убедительные движения, и препротивные последствия соприкосновения с правоохранительными мероприятиями, избегать которых их так и не научили ко второму курсу. Вот вам и «Мои университеты», еще деньги им плати, шакалы голодные. Стоп, нет! Сытые шакалы – вот они кто, уже жрать не могут, только порежут стадо, надкусят, и нагадят, и не уйдут даже, а так, отойдут с полверсты и сядут выть и дразнить пастухов – вот вам, ребята, возьмите, если можете, а те, как только подадутся в погоню, спасибо, – так сразу остатки дорежут, и  опять нагадят – вон из-за того бугорка. И ходу.

И понял Эдуард, что кроме карты некрапленой ничего у него за душой нет. И не будет пока, и надо блефовать.