– Welcome to where time stands still, no one leaves and no one will, – напел похититель и вздохнул.
– Принимай посылку! – рявкнул привратник, обгоняя тележку.
Часть голосов впереди одобрительно зацокала, другая умолкла. Ящик с Алёной схватили с разных концов и перенесли на пол. Вряд ли невидных «грузчиков» сильно волновала сохранность девушки; от того, чтобы просто стащить или даже столкнуть добычу с тележки, их удержал разве что громкий и неприятный шум от падения.
– Так! Готовь камеру! Свет! Быстро, подвози! – Новый, резкий голос заглушил все старые, и все в помещении засуетились. Над головой Алёны раздались щелчки заклёпок и скрежет выгибающегося металла. Стало светлее.
– Ну чё, уже снимать?
– Нет, – тихий и мягкий голос похитителя очень выбивался из атмосферы сырого бедлама, создаваемый прокуренными и пьяными голосами вокруг и душным, нездоровым воздухом. – Подождите, пока я не уйду.
Ящик распахнулся, и девушку выволокли наружу на выдвигающемся листе металла, словно курицу на противне. По глазам резанул белый свет. Алёна зажмурилась и попыталась отвернуться – насколько позволяло положение.
– О-о, ты смотри! Ничё такая!
Что-то бросило на лицо тень, и девушка рискнула осмотреться. Помимо грязных кирпичных стен то ли подвала, то ли заброшки Алёну окружала старая мебель: плеснево-зелёный оборванный диван, кровать с приторно-розовыми простынями и мягкими игрушками, щедро раскиданными между подушками. Сравнительно новые лампы. Пара цифровых камер и трое мужчин в спортивных костюмах рядом с ними. Обладатель противного, бьющего по ушам голоса. Небрежно одетый и с немытыми тёмными волосами, он, несмотря на прищур, исполненный презрения, и кривую ухмылку, выглядел на фоне остальной компании относительно прилично.
Между камерами и Алёной стояли, сидели и лежали ещё шестеро – в масках, балаклавах и раздетые до трусов. Кто-то стоял-сидел и без последних.
Девушка отчаянно заёрзала. Не помогло.
Воздух сбоку колыхнулся. Повернув голову, Алёна смогла рассмотреть человека, привёзшего её в это злополучное место. Явно непохожий на матёрого уголовника, он брезгливо оглядывал человеческий серпентарий, его обитателей, а затем наклонился к «жертвенному хомячку».
– Вряд ли вы меня помните, Алёна Владимировна, – почти прошептал незнакомец. – Впрочем, вы тогда и представлялись иначе.
Алёна мотала головой, мычала, жалобно глядела в глаза мучителю. В душе у девушки ещё теплилась надежда на спасение. Надежда, что происходящее было ошибкой.
– Как когда-то я для вас, вы для меня больше не человек. – Голова его опустилась, словно под весом тяжёлых воспоминаний. – Разменная монета, мыльный пузырь, кусок сырого мяса…
Заслышав последнее сравнение, компания у диванов, фонарей и камер разразилась гадким смехом. Алёна заскулила.
– Не факт, что вы выйдете отсюда живой или вообще сможете ходить. Не факт, что вас опознают. На самом деле, – в руках у похитителя оказался паспорт в знакомой Алёне чехле, – вас больше не существует для этого мира.
Паспорт с тяжёлым треском превратился в ворох рваной бумаги и кусочки пластика. Тушь потекла по щекам девушки чёрными ручейками.
– Не думаю, что вас волновало, выберусь ли я из ямы, в которую вы сталкивали людей. Мог ведь и не выбраться…
За спиной похитителя со скрипом затворилась дверь.
Взвыв, Алёна изо всех сил рванула в сторону покинувшего помещение злодея, но даже без пут она вряд ли смогла бы продвинуться дальше, чем на полметра: с полдюжины волосатых рук уже вцепились ей в шею, ноги и грудь.
В животе Алёны похолодело, в голове загудело. Уже выпадая из реальности, девушка услышала будничные распоряжения со стороны камер и ощутила, как холодные жёсткие пальцы залезли к ней в джинсы и закопошились в белье.
– Так, работаем! Включите камеры! Ко, Фил, несите её на диван, вы первые. У кого-нибудь здесь есть перочинный нож? А то тяжеловато будет с сомкнутыми ногами. Хотя…
2
Хуже звонка с незнакомого номера может быть только звонок со знакомого номера утром выходного дня. Особенно по работе. Николай понял, кто надумал выдернуть его из-под одеяла, ещё до того, как поднял веки. Каждому контакту соответствовала своя мелодия или песня. Сейчас играла «Нас не догонят».
– Договаривайся с тобой… – пробурчал Николай, сползая с кровати. Вспомнив, что Полина спит в соседней комнате: в её школе пятидневка, а не как у некоторых бедняг – он поспешил закрыть дверь.
– Да?
– Коль, привет…
Наигранное спокойствие резануло слух. В голосе не было ни следа сонливости, будто женщина по ту сторону трубки проживала не раннее субботнее утро, а предобеденное время вторника.
– Привет, Юль… Что случилось?
– Надо поговорить.
«Ох и не нравится мне это…»
– Мы уже говорим. Давай, выкладывай!
– Тебе надо это увидеть. Приехать и увидеть. Срочно!
– Чего? Я не понимаю… У тебя там всё в порядке?
«Никакой конкретики, давление на срочность. Нижайший уровень, просто дно».
Короткая пауза, а затем раздался нервный смех, от которого Николай поёжился. Он ощутил нечто, что испытывал бы зритель казни на электрическом стуле, играй на фоне гудения и треска матерные частушки.
– Да всё нормально, Коль, только розы сгнили, часто поливала!
Николай закатил глаза: градус абсурда и не думал понижаться.
– Так! Ты мне мозг не компостируй! Шутки у тебя гов… Ч-что? – Гнев вдруг испарился, на смену пришёл испуг. – Что ты сказала?!
– Я говорю, розы сгнили, часто поливала.
Николай почти представил, с каким отчаяньем Юля повторила эту фразу, будто объясняя что-то полицейскому.
За окном тем временем светало. В щель форточки просачивался свист ветра и рычание моторов далёких автомобилей, но Николаю казалось, что в комнате стало тише. Гул в ушах будто заглушал голоса улиц.
– Да. Да, я понял.
Николай надеялся, что всё-таки не понял, или что Юля ошиблась. С той стороны провода ответили не сразу. Повисло неуютное молчание.
– Ты скоро? Долго тебя ждать?
Под конец фразы в голосе прозвенела плачущая нотка. И снова молчаливое ожидание.
«До неё ехать минут тридцать, но… Что-то здесь не так».
– Буду через час. Жди меня и никуда не уходи!
– Я и не собира…