Гласто

Алекс оформил ипотеку, когда посчитал, что теперь уже все всерьез, и пора остепениться – то есть, сразу же после знакомства с Лерой. Остановился на районе Митино. Он вырос в Тушино – тоже далеко не центр, но примыкающий к нему «замкадный» район в детстве представлялся ему дремучей окраиной – куда дремучее, чем родное Тушино. Так оно, в общем-то, и было: даже радиорынок, появившийся на бывшем Тушинском летном поле, не прижился, и довольно скоро уехал за кольцевую – на самую окраину Митино, чем заметно сократил тушинские криминальные сводки.

Но с тех пор город расширился, «Новая Москва», проигнорировав Московскую область, дотянулась аж до Калужской, подтянулись пригороды, и бывшая окраина постепенно превратилась в типичный московский микрорайон с метро, современными домами, парками и прочей инфраструктурой. По соотношению цена-качество Алекс не мог найти ничего лучше, и был доволен своим выбором.

Марк тоже проживал в Тушино, но так было не всегда: квартира досталась ему по наследству от деда, когда Марк уже учился на первом курсе. А детство и школьные годы он провел в районе Таганки – другой коленкор.

Алекс же был москвичом в первом поколении, и никакой московской недвижимости в дар ему не светило. Но он и не переживал особо по этому поводу, поскольку привык с детства всего добиваться сам. Отец Алекса умер рано, мать не захотела связывать жизнь с кем-либо еще, и тянула хозяйство и воспитание сына в одиночку.

Он поднажал на учебу в старших классах, поступил в университет на бюджет. После учебы устроился на работу, которую, хотя и не очень любил, выполнял на совесть, за что получал стабильную зарплату выше среднего, позволявшую безбедно существовать самому, помогать матери и даже кое-что откладывать на накопительный счет.

Словом, все, что имел, Алекс заслужил усердием. Он прекрасно знал цену деньгам, оснований упрекнуть его в обратном не было.

В тайне он конечно завидовал таким как Марк – детям успешных и обеспеченных родителей. Не столько непосредственно из-за достатка, сколько из-за его побочного эффекта – ощущения спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. Ему хотелось, чтобы Лера с ним была так же спокойна и уверена, и он готов был ради этого вкалывать столько, сколько потребуется.

«I was born to love you, и чтобы сказку сделать былью, – грустно подумал Алекс. – А сказка стала болью». Он почувствовал, что начинает злиться – на Леру, на обстоятельства, на весь мир, и на себя. Синатра уже готовился исполнять «My Way» на похоронах его устремлений.

Этого джина нельзя было выпускать, так что он поспешил уйти из квартиры: «Надо срочно прогуляться, подышать, выпить и с кем-нибудь поговорить».

*

Алекс шел привычным маршрутом к бару и слушал гудки в телефоне: «Марк, ты нужен мне, прямо сейчас, ну, Марк!» Друг не отвечал.

– Зато когда некому пожаловаться, и страдаешь меньше, – думал Алекс. – Мы же подпитываем драмы друг друга. Поделишься – скорее всего, вежливо поддакнут, сочувственно покивают, пожалеют, и все: муший хоботок проблемы превращается в слоновий хобот. Резонанс. А так – переварил бы в себе, да и забыл. Фигня это все, про необходимость поделиться и выговориться.

Подходя к бару, он настроился общаться исключительно на отвлеченные темы.

2

За окном раздался какой-то шум, и Алекс перенесся в реальность. Но не мгновенно: какое-то время он беспомощно наблюдал, как растворяется все, что он постиг за последние несколько земных часов. Изо всех сил он попытался удержать ускользающий сон, напрячь память, чтобы сохранить хотя бы основные тезисы, но все что смог – зацепиться за остатки размышлений о том, что все мы в этом мире словно персонажи компьютерной игры: нас включают, наполняют энергией, мы выполняем какие-то задания, что-то ищем, а затем погибаем. Либо, если повезло, переходим на новый уровень, и цикл повторяется.

Вроде бы не ново, но там, во сне, было нечто, однозначно сводящее эту теорию к аксиоме – столь ясное и очевидное, что он буквально осязал простоту. Помнил эмоцию – восторг открытия, но не саму его суть.

Остатки воспоминаний улетучивались. В этом пограничном состоянии он прямо-таки физически ощущал, как тупеет, позволяя своре бесполезных размышлений, никчемных задач, списков, обязательств, отвоевывать место в его разуме. «О, сколько нам открытий чудных готовит пробужденья миг, – вздохнул он. – Человечество просто обязано больше внимания уделять изучению сна».

Кое-как он поднялся, и поплелся в ванную. Поднял глаза на свое отражение и удивился: из одежды на нем был только медиатор, висящий на серебрянной цепочке на шее.

– Ох, блин, еще одна загадка.

Алекс никогда не расставался с артефактом, полученным на концерте его любимой группы Arctic Monkeys из рук самого вокалиста Алекса Тернера. Он, собственно, и Алексом стал по причине своей любви к группе.

«Dancing in my underpants, I'm gonna run for government», – хмуро напел он, силясь вспомнить, что же было вчера вечером. Но память возвращала пока лишь скупые пузыри из обрывков диалогов.

– Когда у тебя хорошая память, это и хорошо, и плохо. – думал он. – Плохо, потому что помнишь все – и нужное, и не очень. Списки дел, покупок, людей, которым надо отомстить или наоборот воздать по заслугам. А когда у тебя память как внешний модуль, на листочках, в заметках и канбанах, достаточно удалить раздражающий носитель, и все: чист, ничто не гложет.

Кряхтя он принял душ, сварил кофе и взял в руки телефон. Было несколько пропущенных от Марка, от Леры не было ни одного. Набрал первым делом ее – безуспешно.

– Как же противно, когда тебя ставят в игнор, – снова начал он жалеть себя. – Не можешь ничего, даже попросить прощения. Ладно с умершими, там только принять и смириться, но с живыми – каково находиться с человеком в одном городе, знать, что он в эту минуту ходит где-то рядом, и при этом не иметь возможности к нему обратиться?

– А что ты ей собираешься сказать? – вступал сам с собой в диалог внутренний голос. – Радуйся, что не берет трубку. Только опозоришься, если даст шанс.

– Ну и ладно, – он набрал Марка, и тот сразу ответил.

– Mark speaking. Please tell me, how may I direct your call?

– Ха-ха.

– Жив?

– Дружище, сижу дома, гол-сокол, ничего не помню и не понимаю.

– Надо бы наверное уже поменьше заливать в себя дизеля, а то ведь тебя из бара мог бы забрать и не друг.

– И не друг, и не враг, а так. Мда, значит снова ты меня спас? Спасибо.

– Дэн попросил прислать эвакуатор. Сказал, что ты «one for the road» несколько раз повторял. Хорошо еще, что вырубился, а то ведь мог и увязаться за кем-нибудь, я тебя знаю. Серьезно, ты там смотри осторожнее, у тебя же давление, это все. Ну да ладно, что я тебя лечу. Давай, поправляйся.

– Так а голый почему?

– Ты совсем ничего не помнишь? Тебя вырвало пару раз по пути, испачкался, я тебя засунул под душ, в надежде, что заодно и включишься. Потом дотащил до кровати, посидел еще с часок на кухне, и уехал.

– Где тонко, там и рвется, – произнес Алекс в задумчивости. – В надежде без одежды. Я хоть расплатился?

– Расплатился, не парься. Хотя конечно удивил: ты там что, весь бар угощал?

– Марк, родной, ценю, прости, все верну. Ты мне нужен сейчас. Я не знаю где Лера, и вообще не понимаю, кто я и зачем.

– Слушай, только не психуй. Лера заезжала ко мне вчера, сказала, что улетает на Мальту…

– Марк…

– …примерно на неделю, со своими друзьями по актерским курсам. Будут там что-то изображать, я не уловил суть. Там есть своя театральная школа, вроде как с русским участием, в ней хореографом Ольга – Лера говорила, что она бывала у вас в гостях. Вернется, со всем разберетесь. Остынь пока, слетаем в Англию, проветримся.

Он не дождался ответа, и подвел черту:

– Слушай, Алекс, прости, старик, я не могу сейчас долго разговаривать. У меня такой важный день, с инвесторами встречаюсь, ты же знаешь. Давай подъеду позже, поговорим. Не кисни там, все норм.

– Ладно. Давай, брат. Обаяй своих толстосумов.

– Обнимаю.

Алекс вспомнил на секунду о своей работе, скривился, и решил больше никогда к ней не возвращаться. Сам удивился, как спокойно он принял это решение – просто «нет», и все. «Не буду звонить, оправдываться, отпрашиваться, пошли все в жопу. Полечу в Англию пораньше, погуляю недельку до фестиваля», – последовало еще одно спонтанное решение. – Куй железо, пока горе, чо! И Марка захвачу».

После того, как сделан выбор, остается только оправдывать его. Он покопался в доках, нашел данные паспорта Марка – уже доводилось брать билеты на совместные вылазки – и открыл сайт авиакомпании. На вечер оставались только дорогие билеты, но его уже нельзя было смутить подобным.

После того, как билеты были оформлены, он вызвал такси – находиться дома становилось невыносимо, и написал Марку в Telegram: «БЕРИ ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК ПРИЕЗЖАЙ ШЕРЕМЕТЬЕВО ДЭ НЕ ПОЗЖЕ 19 ТЧК ВСЕ ВОПРОСЫ ПРИ ВСТРЕЧЕ».

Мысли снова и снова возвращались к Лере. «Эти глаза, в которых… Хочется утонуть – из песни слов не выбросишь». Он был готов смотреть в эти глаза бесконечно. А губы, нежный бархат кожи, тонкий аромат тела, такие изящные руки, тонкие пальцы. Он сканировал ее тело в самом высоком разрешении, следуя мягким лучом по шее, переходя на плечи, грудь, косточки ребер, живот, каждый изгиб, каждую впадинку, до каждого крохотного пальчика на ногах… Помнил каждый миллиметр.

Он понимал, что несколько утратил контроль над ситуацией, но поскольку это происходило не в первый раз, не паниковал. «Нужно успокоиться, отстраниться, оценить обстановку и скорректировать курс. Спокойно, спокойно! – приказал он себе. – Надо дать этому отстояться, не наломать дров. Все исправим».