Лис. Град проклятых

– Пойду, отыщу посадника. Надо бы с ним поговорить, да с вожаком немцев тех. Есть что обсудить.

У внутреннего входа в терем его уже ожидал Лесобор: оборотень, в отличии от него, встал рано и чувствовал себя вполне бодро. Рожа – румяная, волосы и борода, в коем-то веке – расчесаны гребнем.

– А вот и его боярская светлость! Когда собираемся? – хохотнул он, глядя на хмурого десятника, прикидывавшего в тот момент, что вот еще одна длинная заноза в их товариществе, которую таки придется вынуть. Причем вынуть без жалости, пока не образовался нарыв. Желательно – в присутствии хотя бы вожака немцев. Иначе нужной дружины для грядущего дела просто не собрать – Зверь и так намного сильнее и числом, и прочим.

– Тебя посадник будить не велел, – поделился оборотень. – Но велел, как проснешься, сказать о том, что ждет тебя.

– Что-то конкретное передавал?

– Ну как же – и ежу ясно чего ему нужно, – вновь хохотнул волколак и, подбоченясь, пропел:

Там где дружина не пройдет,

Орда лихая – не промчится,

Наш Лис на пузе – проползет –

И ничего с ним не случиться!

– Речист, подлец. Ты точно не в родстве с нашим Ратгоем? – оценив, хмыкнул боярин. – Уж больно заметны особые родовые черты.

– Лешак его знает, – пожал плечами Лесобор. – Мой тятя любил бродяжничать. И где ходил – нам не рассказывал.

– Только самому Ратгою так не ляпни, – наставнически поделился старый витязь. – Впрочем, что-то мне подсказывает, он может предположить о веселом норове твоей мамаши и бродяжничестве уже своего папани, найдя убедительные доказательства о том, что такой подход к делу – куда более вероятен и правдоподобен.

На краткий миг на лице Лесобора отразились усиленная задумчивость, граничащая с легким беспокойством, а боярин, хлопнув его по плечу, вошел во внутренние покои.

***

Верхуслава Ратиславовича он застал закрывающим тяжеленой крышкой вход в погреб терема. Лицо посадника было не свежо от тяжких дум и забот, и потому он не сразу услышал приветствие.

– Доброго дня, боярин, – повторил Лис, косясь на тяжкую, как для гроба грешника, крышку погреба. Надо же – что у него там? Сокровищница, поди?

– Доброго дня, боярин,– лишь на краткий миг лицо старого друга передернула какая-то неявная растерянность, хотя Лис за то не поручился бы. Впрочем, если таковая и была – посадник быстро умел взять себя в руки. Ты уже поснедал?

– Не пришлось еще, – честно признался десятник.

– Там, в трапезной все уже сготовлено, – рассудительно поведал старый друг. – Но ты уж прости меня старого, невмочь мне – ты остаешься аль нет? Не томи уж.

– Остаюсь, Вех, – твердо ответил Лисослав.

– Вот оно как? – повеселел взглядом Вех. – Вот это – дело!

– Мне б избу какую для постоя, раз уж так, – развел руками десятник. – Аль, хотя б лачугу.

– А чем сей терем плох? – не понял посадник. – Ты, брат-боярин, почитай сие время, теперь при мне – вроде как тысяцкий, теперича. А достойный тысяцкого терем – токмо один! Этот самый, что и для посадника. Остальные – лишь домишки квелые остались – невместно богатырю Черномора в таких жить.

– Да зачем же я буду стеснять тебя, Верхуслав Ратиславович? – смутился Лисослав.

– Да какие стеснения, от тебя, старый друг, – рассмеялся Вех. – Ты видел мои хоромы нынешние? У меня и в Турове – вдвое меньше. Споро – и не оббежишь! Забирай смело под свои нужды часть. Я того, поди – и не замечу.

– Спаси Бог, Верхуслав, – повеселел взглядом и десятник. – Отлично, ежель не потесню.

Не потеснишь, – заверил посадник. – Вот еще что – тебе в помощь по хозяйству выделю двух холопок моих – Аглаю да сестрицу ее, Дубраву. Бабы толковые, работящие – все, что надо по хозяйству – сделают. Не тебе ж, боярину, себе портки стирать да прочее.

– Да накой ляд, – смутился Лис. – Холопок – отродясь не держал.

– Ты знаешь, я тоже – не особо приветствую такое, – насупился Вех. – Однако ж тут без того – никак. Они навродь как сиротами стали – все сельцо где ранее жили они – вырезали выродки Зверя. Самым первым оно такое оказалось. Без мужиков, без семей – пришли они.

– Эвона как, – протянул десятник.

– Пожалел я их, – признался посадник. – Без мужей, без отцов, без семей – куда ж им теперь? Вот и взял их к себе. И ни разу не жалел о том – работящие хозяюшки оказались. А раз я не жалел – значит и ты о том не пожалеешь!

Старый воин хлопнул дружески Лиса по плечу.

– Поснедай, да айда к нам – на подворье. Поучим молодых с мечом-то.

Подворье гридницы городка Комышелога, было довольно обширным – во всяком случае, немногим меньше чем в самом Турове. Оно было и понятно: когда-то, еще до времен князя Рюрика, именно Комышелог был стольным градом окрестных земель, а Старая дорога, ведущая из Новагорода до Куяба – шла именно через Комышелог. В городце и его окрестностях, по слухам, жило людства вчетверо более, нежели сейчас. Еще отец ему рассказывал о том, что именно грозный Святослав, устав от постоянных жалоб северных купцов и путников на набеги болотников, дабы не заниматься этим долго, сначала, как следует, вломил самим болотным племенам, что мешали торговле, а потом – проложил Новую дорогу, через новый же основанный город Туров. С тех пор Комышелог – захирел и сильно обветшал, словно тлетворные болотные испарения взяли и над ним верх. Посад по обеим сторонам крепости, вдоль берега озера, некогда многолюдный и живой, с ладными, крепкими избами и веселыми ярмарками – захирел еще более чем градец – там почитай никто и не жил уже. И то сказать – построившись, раз и хорошо, а потом, узрев как твое добро жгут в набеге снова и снова – уже жалеешь сил, понимая, что все это временное. Так и здесь – уродливые хибары, жмущиеся друг к другу, убогие и сырые – летом, холодные – зимой, вот все, на что ныне способны были оставшиеся жильцы вне черты крепостных стен. Да и самого людства поубавилось не в меру – уходили люди в более безопасные земли. Оставались лишь самые упрямые или старые, что все еще верили в то, что Комышелог – воспрянет, и будет жизнь лучшее. Не желающие понимать, что людство предпочитало куда более безопасную Новую дорогу, чем более прямоезжую, но опасную Старую.