Двойное сердце агента

– Я ж еще про одно задание не сказал!.. Выполняя его, я должен был…

– Я сказал: хватит! – Хлопнул ладонью по столу майор, его лицо побагровело, он встал и подошел к Олейникову. Тот одарил его простодушной улыбкой:

– Вас что-то не устраивает в моих показаниях?

– Меня не устраивает, – нараспев растягивая слова, произнес Зорин, – ваше отношение к нашей беседе!

– Знаешь, майор, – перейдя на серьезный тон, сказал Олейников, – таких, как ты, только такое и устраивает. Десять лет назад я вашему следователю пытался правду объяснить, так он меня ужасами всякими стращать стал. А чего меня стращать? Меня жизнь так постращала, что все эти ваши страшилки-пугалки – ерунда на постном масле. А вот когда понес я ему, что к американцам в 45-м перелетел, чтоб самолет свой дозаправить и рвануть на Москву, где, разогнавшись как следует, спикировать на дачу товарища Сталина, глазенки его так загорелись, что он меня от радости чуть целовать не начал… Перо как пулемет строчило!

Зорин прошелся по кабинету, успокоился и, присев на краешек стола рядом с Олейниковым, протянул ему пачку «Казбека».

– Петр Алексеевич, – продолжил Зорин, с легким сожалением наблюдая, как Олейников, прикурив, ловко вытащил из пачки еще пяток папирос и рассовал их по карманам, – проведя десять лет в заключении, вы, очевидно, не поняли, что в нашей стране произошли разительные перемены. Времена Ежова и Берии безвозвратно прошли. Органы госбезопасности, стоящие не только на защите интересов государства, но и на строгом соблюдении законности и прав граждан, не нуждаются в липовых признаниях.

Зорин обошел стол и сел на место. Ему показалось, что выбранный теперь доверительный тон беседы начинает срабатывать, располагая к нему собеседника. Так его учил Чанов вести допросы уголовников – то нажать, то отпустить, так он добился успеха в беседах с Пауэрсом, за что заслужил благодарность от Плужникова, поэтому и сейчас он рассчитывал, что данная методика не подведет.

– Я готов был бы поверить, – широко улыбнулся Зорин, – что вы оказались в США по заданию советской разведки. Но как мне быть с фактами? Генерал НКВД Кубин, на которого вы ссылаетесь и который якобы таким хитроумным способом забросил вас под конец войны к американцам, в 50-м году был разоблачен как враг народа и расстрелян…

– Враг народа?

– Не берусь обсуждать сейчас – действительно ли он был врагом народа, или это очередное дело рук Берии, но факт остается фактом – вы ссылаетесь на человека, расспросить которого про вас невозможно. Более того, в наших архивах нет ни одного документа, подтверждающего, что вы, как утверждаете, работали на нас, нет ни одного вашего донесения из-за рубежа, нет ни-че-го!

– Наверное, мыши съели…

– Петр Алексеевич, вам не надоело паясничать?

– А вам? Или вы действительно думаете, что профессионалы из ЦРУ, забрасывая меня в СССР, снабдили бы меня такой слабой легендой?

– А я не исключаю того, что генерал Кубин мог все же быть американским агентом и должен был вас прикрывать. Не могли «профессионалы из ЦРУ» знать, что его арестуют именно в тот день, когда вы явитесь в наше посольство в Мексике. Вам тогда поверили, Петр Алексеевич, что вы лишь просто решили сбежать на Запад к своему отцу, да и, честно говоря, вам повезло, что на тот момент смертная казнь была отменена. Я ведь помочь хочу, Петр Алексеевич. Вы, наверное, не знаете, что сейчас в связи с обострением международной обстановки идет пересмотр всех судебных решений по вашей статье. И сейчас в нашем законодательстве такое наказание, как смертная казнь, вновь существует. А посему, как говорится, лишь чистосердечное признание…

– Утяжеляет наказание?

Зорин улыбнулся, выдержав небольшую паузу, выдвинул ящик письменного стола и достал из его недр отпечатанный на машинке листок бумаги.

– Вот тут у меня есть один любопытный документ, – пробежав глазами текст, сказал Зорин. – Рапорт начальника вашей зоны. Он докладывает, что две недели назад была предотвращена попытка побега заключенных…

– Да вы что? – с деланой озабоченностью воскликнул Олейников. – А куда ж тут бежать? Сплошная тайга.

– Были обнаружены заготовленные продукты питания, теплая одежда. Под стеной четвертого барака кто-то пытался сделать подкоп… Петр Алексеевич, вы ведь в четвертом бараке обитаете?

– В четвертом, – с наигранной радостью согласился Олейников.

– Но вот одна беда, – вздохнул майор, – установить тех, кто замышлял этот побег, к сожалению, не удалось.

– Плохо работаете… – покачал головой Олейников.

Добродушное лицо Зорина вновь стало серьезным.

– Петр Алексеевич, а вы ненароком не знаете, кто готовил этот побег? – произнес он, пытаясь разглядеть в глазах Олейникова хотя бы тень волнения.

Когда Зорин сопоставил данные прослушки посольства США и материалы уголовного дела Олейникова, сердце его забилось так же волнительно, как в ту незабываемую ночь в Нескучном саду, когда во мраке аллей он разглядел подозрительную фигуру незнакомца. А запросив начальника зоны, в которой отбывал наказание летчик-перебежчик, и получив рапорт о подготовке побега, Зорин окончательно утвердился в своей догадке и тут же доложил Плужникову:

– Товарищ генерал! Олейников – это и есть Томас! Смотрите: проходил обучение в «Дабл ЭФ», десять лет «глубоко законсервирован», а он же сидит как раз десятый год – куда же глубже консервировать? Все сходится! А теперь пришел его час «Ч», он должен сбежать из зоны и приступить к активным действиям. Надо ехать, колоть его, перевербовывать. Если нам удастся за что-нибудь его подвесить, Томас будет работать на нас. Мы организуем ему как бы побег, затем под нашим контролем он выйдет на контакт с ЦРУ, и мы будем знать все их планы! Разрешите…

– Во-первых, – осадил его Плужников, – данных о том, что он обучался в разведшколе, нет, в деле присутствует лишь информация, что он, будучи инженером в группе фон Брауна, читал в «Дабл ЭФ» лекции. Во-вторых, посадка в тюрьму – не лучший способ консервирования агента. Мы могли и расстрелять…

– Не могли, товарищ генерал! Смертная казнь тогда была отменена.

– Да и не вяжется как-то его предыдущая биография с образом предателя…

– Очень даже вяжется, товарищ генерал. Его мать – из дворян, отец – авиаконструктор, до революции с Сикорским работал…

– Это который изобретатель вертолета?

– Так точно. Авиаконструктор Сикорский. Эмигрировал после революции в Соединенные Штаты, сейчас там целое бюро возглавляет. Так вот, отец Олейникова работал с этим Сикорским, а в 18-м он якобы разбился при испытаниях аэроплана. Но! Потом выяснилось, что ничего он не разбился – сбежал к Сикорскому в Америку. И когда Олейников убегал за границу, он к отцу бежал – тот уже ведущим конструктором был, у него и деньги, и дом там был, и местечко теплое он сынку своему мог обеспечить.

Закончив речь, Зорин с победным видом взглянул на Плужникова.

– Забавно-забавно, – нараспев произнес Плужников. – А подвесить ты его за что собираешься?

– Да есть тут у меня одна зацепочка. В его Волжанской биографии… Сейчас отрабатываю.

– М-да, – сморщил лоб генерал. – Как-то очень легко все получается. Правда, есть еще одно обстоятельство…

– Какое, товарищ генерал?

– Но в одном ты точно прав, – пропустил вопрос Зорина Плужников. – За ним надо ехать.

И вот теперь Зорин, который твердо пообещал себе привести Плужникову уже перевербованного Томаса, смотрел прямо в глаза Олейникову и не видел ничего – ни волнения, ни страха, ни напряжения. «Да, с кондачка его не пробьешь, – подумал майор, – придется выкладывать козыри».

– Петр Алексеевич, я спросил, знаете ли вы, кто готовил побег в вашем бараке?

– Понятия не имею, – пожал плечами Олейников. – Чего бежать-то? Кормят регулярно, воздух вокруг свежий – санаторий, да и только.

Зорин вновь встал со своего места, подошел к Олейникову и пронзающим насквозь, как ему показалось, взглядом посмотрел на него.

– А я знаю, – произнес, словно отливая слова из металла, Зорин и, выдержав паузу, заявил: – Побег готовил ты, Олейников! Или как там тебя лучше называть – мистер Томас?

– Да называйте меня хоть Сойер, гражданин майор, – сгримасничал Олейников. – Только сойдите с моей ноги, пожалуйста. Вы же сказали, что в вашей организации теперь все по-другому. Или завуалированные пытки по-прежнему допустимы?

Торжествующая улыбка сползла с лица Зорина. Он сделал шаг назад, нервными пальцами достал из пачки папиросу, прикурил и, пыхнув дымом в лицо Олейникову, произнес:

– Да, Петр Алексеевич, настроение у вас и впрямь хорошее. А вот разговор у нас с вами почему-то не получается. Даю вам время подумать до утра. И чтоб думалось лучше, думайте не только о себе. – С этими словами Зорин достал из кармана гимнастерки конверт и протянул его Олейникову. – Посмотри?те на досуге в камере!

* * *

Два охранника втолкнули Олейникова в сумрак тюремной камеры, с гулким грохотом захлопнув за ним тяжелую дверь.

– Эй! – стукнул кулаком по двери Олейников. – Дверью не хлопайте – имущество попортите!