Я рядом, я здесь!

Это, конечно, было не первое опознание в его жизни, но каждое из них давалось ему очень и очень тяжело. И сегодня его будет ждать ужас, слезы, пустые мокрые глаза родственников и, безусловно, их крики – безнадежности, отчаяния и мольбы. «Это трагедия, и я буду в ее эпицентре, – подумал Коля. – Было бы гораздо проще, если бы ни у кого из погибших не оказалось родных». Неожиданно Николай бросил взгляд на сумку водителя и сразу же вспомнил, как доставал документы из сумочки девушки. Он тогда увидел, что ей всего двадцать лет, но в тот момент у него не было времени осознать, что придется пережить ее родителям и друзьям. Сейчас – оно есть. Есть время подумать о том, что у этой девушки было столько возможностей, она красивая, и ее студенческий билет говорит о том, что и неглупая. Наверняка мама с папой очень ее любят и она очень любила их. Николай знал такие семьи с такими хорошими дочерями, их немного, но они есть. Каждую минуту перед его глазами всплывают эти кадры: окровавленная девочка, лежащая на асфальте, ее бездыханное тело грузят в машину, с торчавшей из-под покрывала изрезанной правой руки падает на землю маленькая бордовая капелька.

Капитан с ужасом представлял, что будет на опознании с ее родителями.

– Да, на опознание вызвать бригаду врачей.

– Что вы сказали, товарищ капитан?

– Я говорю… Неважно.

– Как вы думаете, что послужило причиной той аварии, товарищ капитан?

Николай был погружен в собственные мысли, он понял, о чем спросил его водитель-сержант, но отвечать ему не хотелось. Капитан сделал вид, что из-за гула мотора не услышал вопрос, и продолжил смотреть молча на проносящийся мимо город.

Желтый с синей полоской автомобиль подъехал к отделению милиции, но Николай не спешил выходить из машины. Он вдруг подумал, что родственникам уже могли сообщить соседи: возможно, кто-то из них был в той толпе на перекрестке, узнал молодую девочку и рассказал все ее родителям. И сейчас у кабинета его поджидают ее родные.

«Только бы не было буйных», – подумал капитан и вышел из машины. Он медленно поднялся по ступеням и, остановившись у входа на лестнице, закурил сигарету.

– А если все же меня там ждут и среди них есть буйные, что делать? Не упаковывать же их и тем более не сажать в камеру, они ведь как-никак пострадавшие… Нужно спросить у дежурного, ждет ли там меня кто-то, – тихо сам с собой поговорил Николай.

Лицо капитана было бледным, мрачным и никак не гармонировало с ярким солнечным днем. Докуривая сигарету, он вспоминал начало этого дня – оно было весьма неплохим. Проснулся Николай, как всегда, по будильнику, в одной постели с любящей женой. Дети тоже встали рано, их было почти не слышно, они старались не шуметь, пока играли в своей комнате. Лучи весеннего солнца пробивались в комнату сквозь красные занавески. Иногда ветер поднимал их, легко поддувая в открытое настежь окно. Это было самое обычное начало его трудового дня: завтрак, туалет, душ… Стоя у зеркала, Николай надел подготовленную женой форму сотрудника милиции.

– Красавчик! – сказала жена, подкравшись сзади. И, крепко схватив Николая за его широкие плечи, она страстно поцеловала его в шею.

Жена Николая гордилась им и его работой и не скрывала этого. Перед выходом из дома муж поцеловал свою благоверную, приложил ладонь к фуражке, с улыбкой на лице вышел из дома и отправился на службу.

Когда капитан открывал утром дверь в участок, Николая словно шибануло током. Он замер, почувствовав, как что-то изменилось, появилась тревожность в груди. «Ну и пусть, будь что будет», – подумал Николай, выдохнул и вошел в свой кабинет. Сегодняшний рабочий день не отличался от предыдущего – такой же монотонный: встречи с потерпевшими, бумажная волокита, дневное совещание. Обыденность сохранялась до момента звонка от дежурного. Николай вошел в свой кабинет после летучки, и, как только за ним захлопнулась дверь, зазвонил телефон. Дежурный сказал: «Случилось ДТП, езжай». «Знал бы я тогда, что там случилось на самом деле, то не поехал бы, наверное, сказался больным и был бы сейчас уже дома, на кровати с женой», – подумал Коля.

После этого вызова он теперь вряд ли придет домой в хорошем настроении.

Окурок обжег пальцы, сигарета выпала из его руки. Служебная машина уже отъехала от главного входа и встала в тени большого дерева. Николай носком ботинка затушил уголек от сигареты и неторопливо пошел в свой кабинет.

– Дурацкий день! Какого черта этот придурок там натворил?! – сам с собой, сидя в клубах дыма, чертыхался Николай.

Он сидел в своем кабинете, по столу были разбросаны какие-то бумаги, карандаши, ручки… Такого бардака на его рабочем месте не было никогда, но капитан, словно не замечая этого, держа сигарету в зубах и закуривая одну за другой, обзванивал родственников погибших. Всем, кому звонил, он говорил одно и то же холодное «здравствуйте», не поддаваясь эмоциям, продолжал задавать уточняющие вопросы, называл причину звонка, затем приглашал в морг и так же холодно прощался. Николай обзвонил всех участников, кроме родственников Александры. И вот он собрался это сделать, взял в руки ее грязную сумку и вывалил на свой стол все, что в ней было. Перелистывая записную книжку, остановился на записи «Дом» и номере телефона. Прищурив левый глаз от сигаретного дыма, Николай поднял трубку, набрал этот номер, но, как только раздался гудок, тут же ударил рукой по рычагу и сбросил звонок. Он вскочил со стула, большим пальцем замял в пепельнице свой окурок, не переждав ни секунды, следом достал другую сигарету, поджег ее и подошел к открытому окну. Капитан стоял возле него и, ни о чем не думая, просто затягивал в себя дым, затем медленно выдыхал его в окно, смотрел на проходящих мимо людей, проезжающие машины и слушал шелест листвы деревьев.

Дополнив в пепельнице «ежик» из бычков еще одним окурком, Николай вернулся за стол. Еще раз посмотрел на документы Александры, вновь достал из пачки сигарету и пошел к окну. Он вставил ее в зубы, но не зажег, капитан ощущал огромный груз на душе, с которым теперь придется жить. И пусть он, Николай, ни в чем не виноват, но он чувствовал, будто мог это предотвратить.

Густой туман от сигаретного дыма не рассеивался – не спасало даже открытое окно.

«Почему я поехал на этот вызов? – подумал Николай. – Зачем мне это было нужно? Отправил бы стажера, и все. Хотя нет, тогда бы он точно потерял интерес к этой работе, а милиционеры нам нужны. Что же мне делать?»

В горле немного пересохло.

– Сколько же сигарет я выкурил? – вслух спросил себя капитан.

Он бросил взгляд на «ежика» из окурков. Еще утром его не было, а на столе царил порядок, теперь же тут ничего невозможно найти, а пепельница под завязочку забита бычками.

– Нужно закончить это дело! – хрипло приказал себе Николай.

Наполнив граненый стакан водой из графина, капитан снял телефонную трубку и по «вертушке» набрал домашний номер Александры. К телефону на том конце провода долго никто не подходил. Это было мучительное ожидание для Николая. Он слушал гудки и вдруг понял, что, как только они закончатся, ему нужно будет что-то говорить, но он не знает, как ему это сделать.

«Что можно сказать родителям двадцатилетней девушки, погибшей в автокатастрофе?» – думал Николай, подбирая в голове нужные слова и фразы.

Гудки резко прекратились, и через мгновение на том конце провода женский голос сказал: «Алло». Николай ненадолго остолбенел, сжал одну ладонь в кулак, как смог отключил все свои эмоции и громко и сухо спросил:

– Вам знакома Александра Петрова?

– Да, это наша дочь. А вы кто, простите?

– С вами разговаривает капитан милиции. Александра Петрова сегодня утром погибла под колесами… – он хотел сказать «грузовика», но не успел – в телефонной трубке раздался звук глухого удара. Будто кто-то упал. – Алло, вы поняли, что я сказал? Кем вы приходитесь Александре Петровой?

Но ответа не последовало. Вскоре Николай услышал грубый и взволнованный мужской голос, начал догадываться, что на том конце провода произошло, и поэтому не стал вешать трубку. Не думая о своем здоровье, он вновь вставил в рот сигарету, которую долго и нервно вертел в руке, и поджег ее.

С другого конца послышался тот же мужской голос:

– Кто вы? Что случилось?

Николай, вновь взяв себя в руки, сказал:

– Александра Петрова кем вам приходится?

– Это моя дочь. Я… я… ее отец. Кто вы?

Мужчина явно начинал нервничать, но капитан не мог его успокоить, он мог только сделать хуже, и Николай продолжил:

– Ваша дочь… Ваша дочь погибла. Прошу прийти на опознание в городской морг сегодня в семь часов вечера. Я буду вас там ждать.

– Какой морг… Вы кто?! Что случилось?! Алло?!

Николай сбросил звонок. Капитан знал, что, если не закончить разговор быстро, посыплется много вопросов в его адрес. Отвечать на них у него совсем нет времени, хотя это – вранье, которое он сам себе придумал, капитан просто не хотел на них отвечать.

Несколько минут Николай сидел в кресле с сигаретой в зубах, задумавшись, лицом к висящему на стене плакату с надписью: «Курение – яд. Берегите ребят!»

«Нужно все подготовить», – подумал Николай и снова схватил телефонную трубку.

– Алло, больница? С вами говорит капитан милиции Жуков Николай, так точно. Прошу к девятнадцати часам отправить пару медсестер в морг, где будет проходить опознание.

Николай рассказал дежурной медсестре, зачем он просит прислать именно двух медиков, та отнеслась с пониманием и пообещала сделать все так, как ее просят.

Как и у всякого милиционера, у Николая тоже рядом со столом стоял сейф для рабочих документов. После телефонного разговора Николай достал старые дела и начал в них погружаться. Он подумал, что сейчас ему как никогда нужно отвлечься. Перелистывая страницу за страницей, читая протоколы нераскрытых дел, добавляя в них пометки, Николай все же смог ненадолго переключить внимание и забыть о сегодняшней трагедии: о мертвой девушке с красивыми белыми волосами и о трех других трупах.

Раздался телефонный звонок. Николай инстинктивно посмотрел на часы, стоящие на его столе, – стрелки указывали на шесть. Он поднял телефонную трубку – это был звонок из морга. Николаю сообщили, что к опознанию все готово.

– Спасибо, скоро буду.

Милиционер сложил все дела обратно в сейф, закурил сигарету, взял папку с нужными бумагами и вышел из участка.

С крыльца Николай заметил в тени дерева ту самую машину, на которой он ездил на место страшного ДТП. И у него вновь пронеслась перед глазами та картина, полная ужаса: кругом кровь, по разным сторонам лежат трупы людей. Подойдя ближе, Николай увидел, что сержант-водитель дремлет – похоже, вымотался. Может, это из-за жары, а может, у него было много выездов. «Не хочется его будить, – подумал Николай, – но надо работать, нужно ехать». Николай открыл дверь служебной «Волги», и от резкого шума сержант подскочил.

– Здравия желаю, товарищ капитан!

– Едем в морг, товарищ сержант. Мы не торопимся, так что езжай спокойно.

– Есть!

Водитель схватился за ключ зажигания и долго безрезультатно крутил стартером мотор.

– Сержант, а бензин-то есть?

– Так точно, товарищ капитан. Жарко сегодня, вот топливный насос и барахлит.

Решив, что машина не поедет, и боясь опоздать, Николай начал нервничать. Но спустя несколько попыток сержанту удалось запустить двигатель, и капитан успокоился. По пути в морг Николай надеялся на то, что все пройдет хорошо, без обмороков и драк. Он был настроен решительно. Как сотрудник внутренних дел, он не должен поддаваться эмоциям, должен быть твердым как камень, иначе все мероприятие выйдет из-под контроля. «Но, черт возьми, четыре трупа! И один из них – девушки двадцати лет, студентки, у которой жизнь только началась!» – Николай достал из своей черной папки пачку сигарет и с удивлением обнаружил, что она пустая. Он не стал раздумывать над тем, сколько выкурил в тот день, просто смял ее и бросил себе под ноги.

– Угощайтесь, товарищ капитан, – сержант протянул Николаю пачку своих папирос.

Николай, поблагодарив его, достал одну сигарету и вернул пачку. Закурив, милиционер немного успокоился, но в груди было тревожно. Николай чувствовал, что земля вот-вот уйдет у него из-под ног. «Хватит! Стоп! Не нужно себя накручивать», – сказал он про себя и решил поговорить с сержантом, это точно отвлечет его от всего.

– Как давно ты в милиции, друг?

– Да год уже, сразу после армии устроился.

– А где служил?

– Дак танкист я, под Воронежем, у нас там отличная часть была.

Николай продолжал беседу с сержантом почти до самого морга.

– Почти приехали, – сказал сержант Николаю, но милиционер не был этому рад. Он посмотрел на часы – на них было восемнадцать тридцать.

«Сейчас начнут подходить родственники, а возможно, они уже здесь и ждут меня», – подумал Николай.

Автомобиль остановился у железных ворот больницы.

– Куда едем? – настойчиво спросил охранник.

– В морг, – ответил ему Николай.

Охранник, старичок лет восьмидесяти, объяснил милиционерам, как им ехать по территории, и не спеша открыл железные ворота. «Как же медленно он их открывает. Впрочем, сержант же ему сказал, что мы едем в морг, а значит, торопиться нам некуда», – глядя на старика, думал Николай. Сержант вел машину в точности как ему сказал охранник: проехал прямо, до второго отделения, затем повернул налево, и дорожка, слегка уходящая вправо, привела их к входу в морг. Водитель подъехал к самой лестнице, но Николай не торопился покинуть машину – до сих пор ощущалась слабость в ногах и вдобавок заболела голова.

– Поскорее бы закончился этот дурацкий день. Спасибо, сержант.

Николай вышел из машины, и сразу же сзади его окликнул сержант:

– Постойте, возьмите папиросы, пока вы будете там, я съезжу и куплю себе еще.

Через открытое окно молодой человек протянул пачку Николаю. Тот взял ее, не сказав ни слова, лишь кивнул в ответ.

«Видать, этот парень понял, что меня сейчас там ждет. Неужели по мне так заметно, что мне нехорошо? Ну Бог с этим, спасибо ему», – подумал Николай и, закрыв дверь служебной машины, отправился к дверям морга.

С той самой минуты, когда отец Александры поговорил с милиционером, в доме Петровых царила тишина. Кухонное радио, которое не выключалось с того момента, как они начали жить в этой квартире, навсегда умолкло. Отец стоял на кухне возле окна и молча курил. Он до последней секунды надеялся на то, что милиционер ошибся и что у этой погибшей несчастной девочки такая же фамилия. Ведь «Петровы» – не такая уж и редкость в Москве.

«Они точно все напутали, и наша малышка просто задержалась на занятиях» – эта мысль ненадолго вселила в отца надежду на то, что для них сегодня все закончится хорошо.

После обморока отец посадил мать Александры в кресло, где она и сидела беззвучно. Женщина полностью ушла в себя и там, в глубине своего разума, молила Бога о том, чтобы все это оказалось сном. Ее губы лишь изредка подергивались, и глаза, не отрываясь, с надеждой смотрели на единственную икону в этом доме. Торгуясь с небом, она предлагала свою жизнь вместо жизни дочери, она спрашивала ту саму икону: «Почему? За что?» Она бы сейчас отдала все, все, что у нее есть, лишь бы услышать звуки шагов дочери, идущей из прихожей к себе в комнату. Но мать Саши не услышит их больше никогда.

Звонкий удар настенных часов заставил обратить внимание на время. Отец насчитал их ровно шесть. Пора идти, скоро все прояснится. Муж и жена не проронили ни слова, пока собирались и ехали в морг. Лишь слезы текли по морщинистым щекам Сашиной матери.

Жена водителя грузовика Людмила не стала говорить детям, что с их отцом что-то произошло, а позвонила лишь своей подруге, с которой работала в смене, и рассказала о странном звонке милиционера. Она нервничала и почти рыдала, говоря, что тот, кто звонил, заявил, что Валера не вернется домой, что он разбился на машине. Людмила вот-вот бы разрыдалась, но подруга успокоила ее, заверив в том, что, возможно, это ошибка. «Такое часто бывает», – сказала она и поведала о похожем случае с ее приятельницей, муж которой воевал в Афганистане. Той год назад тоже пришло письмо, в котором сообщалось о том, что он погиб, она сильно горевала и убивалась, даже похоронила его, но через три месяца он постучал в дверь. Эти слова успокоили Людмилу, ей стало намного легче, она поверила, что такое может быть. Закончив разговор, женщина вытерла слезы и, приняв это все за нелепую ошибку, начала заниматься своими обычными делами. «Надо приготовить ужин», – мысленно сказала она себе.

Скоро ее муж Валера придет с работы, обязательно нужно рассказать ему об этом странном звонке. Возможно, он разберется с теми, кто в этом виноват.

Затем Людмила подумала, что надо все проверить, вдруг все же это – страшная правда. Но как это сделать?

Позвонить на работу? Нет, там никогда от них правды не дождешься, водители постоянно друг друга выгораживают. «Нужно собраться и сходить самой в морг, и пусть будет что будет, – подумала Людмила. – А если там моего мужа нет, то такую огромную жалобу накатаю на этого милиционера, что он навек меня запомнит!» – в этот момент Люда сжала скалку.

Людмила вдруг вспомнила, как Валера однажды поделился с ней сокровенным: он рассказывал ей, как боится того, что его похоронят заживо, и попросил жену кремировать его после смерти. Почему-то эта мысль посетила Людмилу, когда та в коридоре надевала сапоги. В этот момент она почувствовала слабость в ногах и чуть не упала, но успела схватиться за тумбочку. Неожиданно для самой себя женщина зарыдала, слезы текли по щекам и падали на ее голубую кофточку.

– Так, тихо, не нужно, чтобы дети видели мои слезы, – приказала она себе.

Она смотрела в зеркало, вытирала слезы платком и шепотом сама себя успокаивала.

Людмила собралась с мыслями и уже подошла к двери, как нахлынувшие воспоминания резко остановили ее. Одной рукой она держит ручку двери, и в ее памяти проносится сегодняшнее утро: как они стояли на этом месте, где сейчас стоит она, как она поцеловала своего мужа и пожелала ему удачи в этот день.

– А вдруг это был последний поцелуй?!

Воспоминания были очень яркими, и у Людмилы снова подкосились ноги. Отпустив ручку двери, женщина присела на стул.

Возникло ощущение дежавю: ей показалось, что все это с ней уже было, и она вспомнила, что будет дальше. Перед ее глазами лежал гроб, подойдя ближе, она видела в нем своего мертвого мужа Валеру. Людмиле стало тяжело дышать. Она решила гнать эти мысли от себя, вновь вспомнив успокаивающие слова подруги, они взбодрили Людмилу. Она встала у зеркала, вынула из своей красной сумочки косметичку, вытерла слезы, немного накрасилась, открыла входную дверь и со словами «Все будет хорошо» вышла за порог. Надежда на то, что это все нелепая ошибка, не покидала ее до самого прихода в морг.

Во мраке неизвестности Валера вспоминал свою обыкновенную жизнь, свою жену и своих детей, сейчас он как никогда хотел приблизиться к ним и почувствовать их тепло, их запахи, услышать их голоса, смех и крики или просто сидеть и смотреть, как они дурачатся.

– Если я уже умер, а это тот самый туннель, где же свет в его конце?! – сам с собой разговаривал Валера.

Валера почувствовал, будто его опять посадили в камеру на пятнадцать суток, но, исходя из опыта, казалось, что прошло уже больше чем пятнадцать, а темнота никак не рассеивалась, луч света так и не появился перед его глазами. Отпустив все мысли о происходящем, Валера вновь ударился в воспоминания, хотя за это долгое время он уже не раз прокрутил в голове свою длинную, но не впечатляющую жизнь. Ведь у него было мало радостей в ней, точнее, всего две – жена и дети, а в остальном он жил просто для того, чтобы как-то жить. И как раз сейчас пришло время жалеть об этом.

Милиционер Николай зашел в морг, медсестра на входе выдала ему белый халат.

– Наденьте его, – сказала она, – и спускайтесь по лестнице справа от вас.

– Спасибо, девушка.

Николай уже знал, куда ему идти, он накинул халат и спустился по лестнице. «Становится прохладно, даже немного зябко. И почему тут такой тусклый свет?» – подумал Николай.

Нарушая тишину стуком каблуков милицейских ботинок, уверенной походкой Николай шел, в белом халате, с сосредоточенным взглядом, по пустому и длинному коридору. Далеко не в первый раз он идет по нему на опознания. Мужчина чувствовал себя тут некомфортно, и каждый раз, идя в последний кабинет, он думал о том, чтобы быстрее покинуть это место. Даже не характерный запах его отпугивал, а сама обстановка не позволяла находиться здесь долго. Сегодня ему гораздо труднее, чем в прошлые разы, – сейчас предстоит вновь увидеть ту девочку, остается только надеяться на то, что доктора поработали с ее лицом, и та гематома не будет выглядеть такой ужасной, и будет казаться, что она просто спит.

Войдя в нужную дверь без стука, Николай сразу же почувствовал запах каких-то препаратов, и от переживаний его сердце стало биться сильнее. Посмотрев чуть левее, он увидел четыре стола с телами, накрытыми белыми простынями, и сразу же среди них обнаружил тот, на котором лежала та самая двадцатилетняя девушка. Он узнал ее по слегка выглядывающим из-под простыни длинным белым волосам, которые Николай видел сегодня утром в лужи крови на том проклятом перекрестке.

Николай подошел к столу и поправил простыню так, чтобы родственники, зайдя сюда, узнали ее не сразу. Затем Николай достал пачку сигарет.

– Вы не против, если я?..

– Вообще, я против курения, товарищ милиционер, но здесь курить можно, если вы об этом.

Николай закурил. Он делал большие затяжки. Доктор, сидящий в углу кабинета за столом, глядя на бледное лицо милиционера, молча передал тому пепельницу.

– Скоро подойдут родственники, – хриплым голосом сказал Николай, стряхивая пепел.

– В семь? – уточнил доктор, продолжая смотреть на Николая. Он видел, что тому очень нелегко, и поэтому общался с ним, как с пациентом, спокойным, размеренным голосом.

– Да, и я просил позвать еще медсестер, на случай если кому-то станет вдруг плохо. Где они?

– Они наверху, скоро закончат и сразу же придут сюда.

Николай посмотрел на часы.

– Пора встречать родственников. У вас все готово?

– Все нормально, не переживайте, товарищ милиционер.

Доктор заметил, что пепельница в руках Николая дрогнула, после того как тот посмотрел на часы.

– Вы как себя чувствуете?

– Голова немного болит, доктор.

– Как же вы с головной болью работаете? Вам дать лекарство?

– Спасибо, доктор, не нужно, рабочий день уже почти закончен, осталось только вот это дело, и поеду отдыхать.

– Нелегкое дело вам предстоит, я настаиваю на лекарстве.

– Не нужно, пойду встречать.

Докурив сигарету, Николай поставил на стол доктора пепельницу и покинул кабинет.

Потому как милиционер нервничал, доктор решил поторопить своих коллег. Как только Николай вышел из кабинета, он взял телефонную трубку, позвонил на пост и приказал, чтобы те немедленно отправили к нему бригаду.

Выйдя на улицу, Николай почувствовал тепло, и на мгновение у него пропало ощущение тревоги, пока он не увидел людей, стоящих у лестницы. По их лицам, которые он не забудет никогда, он понял, что это родители девочки. В глазах – никаких эмоций: ни блеска, ни тревоги – ничего, словно эти лица высечены из камня, бледные, точно такие же, как у тех, что лежат там, внизу. Милиционер не решился подойти к мужчине с женщиной. Постояв у дверей в морг еще какое-то время, он все же спустился по ступеням и спросил:

– Вы родители Александры Петровой?

– Мы, – дрожащим голосом ответила женщина.

Милиционер заметил, как сильно она сжимает руку стоящего рядом с ней мужчины. «У него точно останутся синяки, – подумал милиционер, – хотя… Это сейчас неважно». Николай чувствовал на себе тяжелый взгляд матери, она смотрела на него в упор, и ему становилось еще труднее, головная боль усиливалась. «Все-таки надо было взять лекарство, – подумал Николай. – То, что сейчас происходит, не пожелаешь и врагу». Нужно сделать следующий шаг – вернуться в морг и начать проводить опознание, но Коля застыл в ступоре, глядя на этих людей. Он не мог подвести родителей к телу их дочери, он не мог даже подойти к той двери, что ведет в морг. Пауза затянулась, и тягостное молчание продолжалось, пока отец Александры не спросил:

– Она здесь?

Этот вопрос вернул Николая в реальность, он вспомнил, о чем думал, пока ехал сюда, что должен соблюдать спокойствие и хладнокровие, и тогда он ответил:

– Да, она здесь, пройдемте со мной.

Взяв под руки обессиленную мать девочки, милиционер, сдерживая эмоции, повел их к дверям. В длинном коридоре Николай чувствовал, как мать девочки сопротивляется идти: она замедляла каждый шаг, пыталась вырваться из рук милиционера и отца Александры.

Все прекрасно понимали, что, как только доктор поднимает простыню над их дочерью, мир рухнет в одночасье. Не останется никаких сомнений в том, что их дочери больше нет и никогда не будет, они больше никогда не услышат ее голос, ее шаги, ее смех и не увидят ее румяное лицо.