– Я говорю о курточке «под зебру» и голубой бабочке.
– И?
– Твои поисковые слова. Я так и не понял, чем или кем они между собой связаны.
– Это то, что я пока предпочел бы держать при себе.
– Почему?
– Потому что кое-кто очень не хочет, чтобы я занимался этим.
Коллеги обменялись понимающими взглядами.
– Тогда я молчу. Но я хотел кое-что тебе показать… Вот, смотри.
Фотография, которую Вернер распечатал на обыкновенной бумаге, не была ни четкой, ни хорошо сфокусированной. Тем не менее более исчерпывающей информации быть не могло. Гренс даже попятился от неожиданности.
– Черт… что это?
– Это прислала одна шведская организация, вызвавшаяся нам помочь. Очень активная организация. Они ведут борьбу с…
Вернер снова выставил снимок и ближе поднял его к глазам Гренса.
– …с торговлей детьми. Сексуальная эксплуатация детей через Интернет.
Гренс пересилил себя и взглянул на снимок.
– Какой-то аноним пересылал им это фото по каналам.
Гренс прищурился и сделал то же, что и обычно в случае фотографий умерших – сосредоточился не на главном персонаже, а на его окружении. Фон, детали интерьера – все это помогает постепенно выстроить образ изнутри, заодно и к нему привыкнуть. В данном случае убогое помещение, резкий свет. Обшарпанные коричневые обои, зеркало. Жалюзи опущены, довольно неаккуратно, планки, цепочки спутаны в клубок.
Постепенно взгляд Гренса соскальзывал к центру снимка.
Но подготовиться все равно не получилось, только не на этот раз.
Девочке, которая улыбалась в камеру, было около девяти лет. Гренс никогда не видел ее раньше.
И она была совсем голая, с собачьим поводком, обвивавшимся вокруг шеи.
Лица мужчины, который стоял за ее спиной, не было видно, потому что он входил в кадр только по грудь. В одной руке он держал конец поводка, в другой табличку с надписью: «This is the first image in a series of nine»[3 - Это первое изображение в серии из девяти (англ.).].
Гренс боялся даже думать, что представляли собой остальные восемь.
– Но зачем ты тычешь мне в глаза этим? С какой стати ты решил, что мне…
– Твои поисковые слова.
Гренс демонстративно отвернулся. Тогда Вернер зашел сзади, поднес снимок к его лицу и ткнул пальцем:
– Вот здесь.
Волосы девочки.
– Заколка, видишь? Которая скрепляет ее челку на сторону.
Гренс вздохнул, следуя взглядом за крючковатым пальцем коллеги. Теперь ее увидел и он.
– Голубая бабочка, Эверт. Одно из твоих поисковых слов.
Да, это была она, голубая бабочка.
После стольких лет бессонных ночей и мучительных поисков наконец она объявилась.
Бабочка выглядела в точности как та, что была на Линнее в день ее исчезновения в супермаркете. Эту заколку мама Линнеи сделала сама и подарила дочери на день рождения, поэтому бабочка существовала в единственном экземпляре. С того времени, как был сделан последний снимок Линнеи, в ателье с неуклюжими декорациями, прошло три года – целая вечность в жизни маленького человека. Тем не менее Эверт был уверен, что с фотографии Вернера на него смотрела другая девочка, не Линнея.
– Я оставлю ее тебе, просто так, и не буду ничего оформлять. Потому что я уверен, что ты вытянешь из нее все, что только можно, Эверт.
Гренс помедлил, прежде чем принять из рук Вернера распечатанный снимок.
– Ты уверен?
– Если я сейчас вернусь в свой кабинет с живописным видом на парк Крунуберг, включу компьютер и продолжу поиски фотографий такого рода, то найду их больше, чем смогу распечатать. Гораздо больше, Эверт. За неделю я без труда найду по крайней мере сотню шведов, которые по разным тайным сетям обмениваются друг с другом чем-то подобным, и нет ни малейшего шанса, что я успею обработать все это до конца года.
Худощавый мужчина, который уже в молодые годы казался Гренсу слишком мягким для работы в полиции, не то что сам Гренс, разволновался не на шутку.
– И это при условии, что заниматься поисками буду я один. А если привлеку помощников, то – боже мой, Эверт, – их будут десятки тысяч. Если конкретнее, в прошлом году их было двадцать тысяч. При этом только в двух процентах были инициированы расследования. Каждый пятидесятый случай, Эверт!.. Одним таким мы занимались буквально на днях. Четко задокументированное сексуальное насилие, снимки, подтверждающие издевательства и даже пытки… все это лежало без движения два года, между тем как он продолжал свое дело. Несмотря на то что у нас было все – имя, место, даже номер телефона! Потому что, если подозреваемый не работает с детьми или имеет своих детей, дело автоматически понижается в приоритете. Вся моя работа в полиции, Эверт, теперь посвящена установлению приоритетности. Поэтому, передавая тебе это фото, я уверен не только в том, что ничего плохого не случится, но и что ты, Эверт, сможешь сделать гораздо больше, чем другие.
Вернер осторожно положил руку на плечо коллеге.
– И потом, если нам особенно повезет, один из моих коллег перестанет наконец шляться здесь по ночам во время вынужденного отпуска, бегать из угла в угол по коридорам следовательского отдела и мешать нам спать.
Дверь в коридор тщательно прикрыта. Шлягеры шестидесятых снимают нервное напряжение, не говоря о мягком вельветовом диване, к которому так привыкло его немолодое тело. На часах почти четыре утра, теперь и рассвет не за горами, и еще одна проведенная в этом кабинете ночь уйдет в прошлое. С возрастом ночи тянутся все медленнее, в то время как дни так и мелькают один за другим. Гренс никогда не мог понять этой арифметики.
Чертова фотография лежит на столе обратной стороной вверх. Такими делятся друг с другом люди, совершающие тяжкие преступления, не выходя из комнаты.
Одна из них попала в ящик шведской гуманитарной организации, борющейся с интернет-торговлей живым товаром. Что хотел сказать тот, кто ее туда отправил?
Кто он? Жертва? Преступник? Свидетель?
Может, ищет защиты, потому что ему угрожают?
Эверт Гренс все еще ничего об этом не знает.
Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что такие наводки не просто наводки. Что именно с этой фотографией связано что-то очень важное.
Гренс тянется к столу, переворачивает снимок.
И на этот раз комиссар сосредотачивается не на незнакомой девочке с заколкой в виде голубой бабочки, а на мужчине за ее спиной.