Черная Принцесса: История Розы
А София же все в это самое время, сжавшись еще больше от очередного же крика уже и прямо-таки ей и в лицо пусть и все еще находясь на небольшом расстоянии от него, стояла, дрожа: ни жива ни мертва. Точнее: ни мертва ни мертва. «Мертвее мертвого». С анамнезом же еще и не под таким же, а и довольно-таки неоднозначным заголовком: «Пациент скорее мертв». Принимая поражение и понимая же такую же ошибку – свою. Но и правда же еще не до конца пока так же принимая и понимая, что именно он о них и в разрезе же все еще ее самой знает. Как и как ей еще можно было бы из этого еще раз и сейчас же конкретно выкрутиться, где дать по тормозам и бросить на осадок или же и, наоборот, по газам и во все тяжкие, забив мозг совсем другим. Хотя бы и пусть же на время. Но и чтобы пока же что не выносить сор из избы, так еще и при как и на же всех. Соврав лишь во благо: сначала еще себе, как и ранее же все, а где-то между уже и ему. Что он и поймет – только спустя какое-то же время. И все же это опять повторится. Но может хоть и тогда же уже они будут тет-а-тет.
– Пожалуйста… давай не сейчас! Не здесь и… – тихо попросила она и слегка тряхнула головой. Будто бы и так можно было усилить влияние на него ее кисло-сладкой энергии в смеси зеленого и сиреневого цветов с легкой уже и наледью-пыльцой серости. На деле же скорее пусть и не выстраивая заранее, но и сбрасывая же уже некую стену между ними, их лицами и глазами из своих же темных волос. Но была вновь перебита.
– А когда?! – Рявкнул вновь парень и, преодолев разделявшее их еще на момент расстояние из ее пяти с небольшим шагов в свои два, подошел к ней уже и сам, приблизившись вплотную. Теперь еще и дыша с костровым жаром самого его низа и пекла в макушку опущенной ее головы. – Ведь это ты же мне все и сама не даешь знать, когда все полетит в ебеня, да? Да! А ведь обещала… Но… Не дала! А полетело же? Полетело! Еще и как… И да, это сейчас и еще же пока – к чертям. А дальше – только и… туда. И уже же ведь – не оттуда! В любовь же до гроба… Только и без самого же гроба! Знаю же, что ты хотела и желала кремацию… да как и все мы, в общем-то… знали и… сами хотели и желали, чего уж там и нет-то, а, чем и гнить-то… мечтала, воображала и фантазировала о ней… думала и гадала все: «Когда? Когда?!». Но вот за все… за все же и вот это… ни-ког-да… я тебе сам да и не только… уверен – ребята меня тоже в этом вполне поддержат… такого счастья… не-поз-во-лю. Не доставлю, слышишь?! А кому доставлю и без нее? Себе! Себе же любимому… И тут же уже – только. Забивая же тебя сам гвоздями и закапывая подальше, подольше и… поглубже! Да… И ведь хотелось бы этого… очень. Да вот только еще… и знаешь же… что? – И начал не спеша накручивать пряди ее волос на правую свою кисть, левую же еще пока держа как и Егор, только и еще односторонне, в переднем же кармане своих штанов, чтобы затем крепко, но и не сильно сжать их в кулаке и поднять за них ее лицо наконец своему же навстречу. – Глубже – уже некуда! Ты пробила уже второе… по счету… дно! По порядку же: количественно и качественно… А по значимости, м? Куда дальше и дольше, Софи, а? Куда глубже?!
– Не знаю! – Крикнула ему в ответ с тем же остервенением и срывом в голосе девушка и тут же заплакала. Так же громко. И с надрывом. Хоть и пряча теперь свое лицо в ладонях. Но и не пряча же тем самым, никак не подавляя сам звук. Заставив не только близстоящих вздрогнуть и в шоке распахнуть глаза от двойного удара горечи голоса и кислоты травы, только-только скошенной, еще и под дождем, но и Карину. Что и почти же что уже и дернулась к ним. Но была сразу же остановлена его волчьим, ничуть не меньше, скорее даже и больше, чем и он же сам сейчас, взглядом. Из-под темных бровей и сквозь темный же пучок ресниц. С ее же почти что и зеленцой. Но правда и сейчас же с куда более темным градиентом. Следом за чем Софию же пробила и уже крупная, чем прежде, дрожь. За которой уже последовала и самая же что ни на есть тряска: души и тела. Да еще же и такая, что того и гляди ноги же собственные вертикально ее не удержат и она упадет перед ним на колени. Если и вовсе же не в обморок, потеряв еще и сознание вместе с общей координацией.
– Жень… – решил все-таки уже вмешаться Егор и сделал шаг вперед, но тут же был пресечен и оставлен, как и сама же Карина перед ним, правда еще и в его же конкретном случае только левой рукой парня и раскрытой же ладонью к нему, заведенной за спину. Уже и изначально же таким образом останавливая его вот-вот и готовую бы начаться внешнюю борьбу со всеми, оставляя во внутренней и с собой же, как и тенью, разобраться сначала самим и с самим. Что хоть и хотел же узнать все и именно же от нее, прояснив и подтвердив то же или уже те или иные факты из, какие-то еще и опровергнув при этом, хоть это уже и маловероятно, но и вдруг, да и тут же еще будучи уверенным, что действовал бы так же, учитывая еще, что на эмоции, а там и правду без возможности придумать на лету и не выдав ложь излишними паузами и резкой сменой же их она прошибаема только разве что в страхе, что он понял и на собственном опыте с ней же ранее, но и тут же ведь стоя же сейчас, здесь и смотря же на это все со стороны, участвуя же в этом еще и сам так или иначе, ему вдруг стало уже и жалко ее, пусть же и не впервые и не потому, что она сама по себе такая и слабая, а чисто же и по-человечески же, как и так же вновь захотелось спрятать ее от ее же все брата и своего же друга, защитить от него, так еще же и всех, от нее же самой, ну а перед этим еще и от себя, но и так же и здесь же он еще и понимал, что и как бы от этого ей сейчас ни было плохо, больно, не нужно им с ней излишне тянуть и растягивать, доводить постепенно и до крайней же точки, что он уже и один почерпнул на собственной же шкуре, продиктованное изначально и чуть ли и не всеми, связанное же с его же уже и прошлым, что лучше рвать, а там и драть, отдирая наживую и насильно, сразу и в моменте, надавив же еще при этом всеми и со всех же сторон, дабы и выдавить уже весь гной и не возвращаться к нему более, не разносить тем самым еще больше и повсюду же эту старую рану-заразу уже и по другим же местам сеткой и паутиной, так еще же при этом и занося к ней же новую, просто уже помучиться раз, отмучиться и успокоиться, что она ведь и сама тоже знала, пусть так же все подсознательно и скорее неосязаемо, на инстинктах и рефлексах же принимая же до сих пор участие в его избавлении и выздоровлении, путаясь под его ногами и то и дело же еще попадая под руку, когда надо и нет, но больше же и когда не надо и горячую, только силой же его воли и характера уже остывающую, и пусть же еще так же сама и противилась этому, не зная опять-таки так же и всего сознательно, боясь же вновь от противного уже наперед и на несколько же шагов, но и он же пока не мог конкретно с этим же ничего сделать, как и остальные, но мог же разве что отдать ей таким образом должное в другом, не оставаясь в должниках и с последним же словом, чего она так и не любит, помочь ей этим же ее и не одновременно же лекарством – экстерном.
– Я все помню, Егор! – Прошипел затем Женя и почти убрал спокойно руку вновь в карман, как и опустил же ее уже в него резко и жестко, только и поймав же ее пусть и слегка еще, но и все же ведь дрогнувшей, уже чисто и на автомате потянувшись ей вперед и к Софии, за нее, чтобы при- и обнять. И тут же дернул шеей из стороны в сторону, как и головой, будто бы и разминая их, и со всей силы вернулся в вертикальное и ровное, прямое положение всего тела, сжавшись изнутри и держась так, чтобы внешне уже и не сдать. Ведь если сделает это сейчас и все же обнимет – мало же того, что и спротиворечит себе и своей же еще правой сжатой с ее же все волосами внутри руке, так еще же и саморучно вывесит себе белый флаг, ознаменовывая же тем самым свой же финиш и капут, проигрыш и ее же победу, просто простив же ее вновь. Простив же ей все и опять. Снова! Как и в прошлый раз. И пусть уже скорее и позапрошлый. И все же – этого же и так же просто уже никак нельзя было допустить. Не работает же уже так. Не получается и не исправляется. Да и что уж говорить о сейчас, когда и он же сам так близок к ее правде. И когда ее же крик о помощи – разве что и самим криком о ней не сопровождается. Не говоря уж и за эту же конкретную истерику. Да и ее же изначально еще черные одеяния. Только же еще и без костей. Как и не пиратский же флаг. Но и ведь не до конца. А пока же еще и уже – флаг смерти на костях. Что хуже, а что лучше? Прям ведь и пир во время чумы. Обтянувший своей черной же тканью осунувшееся и похудевшее, побледневшее же еще будто и несколько же раз, как и на несколько же тонов из-за этого и всего, тело. И это же еще только внешние признаки: чумы, смерти, войны и голода на половину же, второй же из которых он явно и в мозги же Розы отливает до сих пор. А что же внутренне? Страшно же было узнавать, а ведь и не знать – еще страшнее. При всей же еще и уже не шаткости ее морального и психического, душевного на момент положения. Как и его же, в свою очередь, зубов, что почти что уже и крошились, а ведь должны же и не у него, так еще и не от силы же сжатия, как и удара, а от только лишь осознания того, что еще могло крыться за этим всем. Не от понимания же еще. Как и тем более же не от принятия уже. С припиской же при этом: возможно. И тут же в скобочках: не. И пока же что – крылось. «И вот только бы все кости были целы»: крутилось лишь пока в его голове, дабы уже и за что-то же зацепиться, подержаться и удержаться, сдержаться. Не хуже, чем и сама же София за свои же все рукава. А и точнее же: не лучше. Наравне же все же – никаком. Так еще же и параллельно в его же уже вновь случае с мыслями о том, что если она и лечится, если уж и недостаточно пока регенерирует, то и так же ведь не полностью. Да и ведь не успевает еще, наверняка. Не всегда же еще интересно ломать и тут же чинить игрушку, пусть она и делает это сама за себя, как и в случае же до этого и с Владом, чтобы снова и будто бы уже новехонькую ломать. Иногда еще интересно именно доламывать до конца, ища и находя ее предел. И так – предел за пределом. Преодолевая же их друг за другом: от начала же и непосредственно к концу. Ведь и вопрос же был уже не столько и самих трат на нее во всех же смыслах и в купле-продаже, сколько процесса и количества времени, как и его же качества: «сколько его потребуется, чтобы стереть эту самую игрушку под ноль? И сколько еще из него и совсем не потребуется Розе, но потребуется как раз таки и ему, чтобы этого избежать, если уж и уже не ее саму и в отношении же все тoy?».
– Я… я не знаю! Я ни-чего не… не знаю…
– А спросить?!.. – Перебил он ее вновь, но уже и в виде сбивчивого, начавшего уже и повторяться-заикаться потока букв-слов, отрываясь от нее и отпуская из небольшого своего же плена рук, но и не отходя же все еще от нее далеко. Продолжая цедить ее и так и там своим холодным взглядом темно-зеленых глаз сверху вниз. И бороться же уже с новой своей навязчивой идеей – оторвать хотя бы и ее руки, но и все-таки же не до конца и всего лишь от ее же собственного лица. Да и не от плохого звучания и такой же слышимости. Напротив. А от желания рассмотреть – не плачет ли она уже и этой самой своей чертовой сиреневой сиренью. Полностью игнорируя уже и сам по себе, как и дополнительный ингредиент к ней, дождь. Забиваемый и забитый уже подчистую ее же собственной солью из слез. Которой и он, так сказать, и мало же помалу уже начал прямо-таки и давиться. И не только же внутреннее. Переходя так же постепенно и на самый настоящий кашель, задыхаясь, внешне. – И пусть подобного же рода вопросы исключительно для Влада… и в разрезе же все же и именно его же жизни… так как и в его же все же они… и поболее же всех остальных… юрисдикции… приоритетности и компетентности… принципиальности… выбери что-то нужное для тебя одно сама и подчеркни или просто выбери его, а остальное вычеркни… но… бля!.. на кой черт тебе дан рот, вот скажи?! Чтобы вот что им действительно делать, м? Чтобы говорить и разговаривать все же им, да! И не наверное, как и вестимо! – И, различив все же и в общем же хаосе дрожащих и оттого же еще и лишних телодвижений ее же перед ним кивок и тут же качание головой, Женя грузно выдохнул и процедил сквозь, казалось, уже и приросшие, вросшие друг в друга челюсти. – Только не говори мне сейчас, что: «говорить тебя научили, а разговаривать – нет»! Ты говоришь и разговариваешь обо всех и всем, кроме тех и того, кто и что тебя реально волнует и коробит… Да еще и не с теми же, с кем это все надо делать! Прости, Карин… – и махнул тут же свободно и уже такой же правой рукой в сторону все входа, где так и стояла же до сих пор девушка, но так и не посмотрел же туда, как и на нее же саму, в обратную же уже теперь сторону и, поступив так и с ней, как с Егором же ранее, уверенный вполне, что она услышала и увидела это. Как и что слышала же и видела пусть и не досконально же и не все, но и все же ведь до, – …и, Ник. Да. Ник!..
И, будто бы, как и вдруг же не опомнившись, в мгновение развернулся и повернулся же к названному вторым собой и с таким же еще конкретным акцентом, соблюдая все же при этом преемственность нагоняев друг за другом от не же друга к не подруге – скорее же и по возрасту, нежели и полу, так еще же неожиданно-приятно и так же удобно-удачно, чтобы и с него, как и с первого же с конца уже и начать спрашивать. Но София тут же пресекла это, к счастью и тут же ведь сожалению его, как и она же сама со своим же ранее кивком-качанием головы вновь оправдав тем самым его ожидания, обратив на себя все его внимание, начав говорить и чуть раньше же обоих. Попытавшись же все еще и во всяком же случая. И даже убрала ладони от лица, опустив их по швам и начав же заламывать их пальцы. Чтобы только лучше сконцентрироваться и не отвлекаться – про себя. На деле же – так же, как и с начав, все так же и через раз-слово хлюпая носом и повсеместно же давясь дрожью с не попадающими зуб на зуб челюстями и ресничка на ресничку слезами:
– Ж-жень, о-он тоже ни… ничего в общем не… не знал! З-знала только К-карина…
И, глянув мельком над своим же левым плечом в сторону подруги, София еле различимо выдохнула и улыбнулась ей уголками губ. Не надеясь, конечно, что та это увидит. Зрение все же, как и слух вместе же с теплообменом, как и его же регуляцией у необращенных были не на такой высоте, как например у обращенных и единожды, а уж и что говорить о дважды. Но и хотя бы, что почувствует это по теплоте того же все ее дождя и лепестков цветов сирени, вместе со слегка пригретой и готовой уже подсыхать травой. Как и она же сама чувствовала и от нее же потоки штилевого ветра в свою сторону, с успокоительным кислородным коктейлем для дыхания и почти таким же, но и только лишь уже молочным с засахаренным же петушком вместо трубочки для воззвания к ее же разуму через непосредственную и продолжающуюся даже сейчас работу мозга. На что София уже и сама благодарно кивнула ей за поддержку и вновь перевела все свое внимание на Женю, боковым лишь зрением касаясь Никиты с желанием уже не столько еще и попытаться, сколько и именно уже не допустить буквально же и огня в его сторону. Все-таки и она же скрывала и врала, а не он. Она же все знала и молчала, а не вновь и он.
– …н-ну и еще…
– …и еще… дай угадаю… мать! – И, вновь получив лишь кивок с ее стороны, а не продолжение и с ее же точки зрения, как и ее же все голосом ответа, парень придирчиво и чуть горестно хмыкнул. – Да уж… Круг сузился. Замкнулся. Растворился и… пропал. А я? Со мной вот тебе говорить… и разговаривать… не хотелось? Не хочется и… до сих пор? И пусть не совсем же уже и как раньше, но… и хоть как-то же… и сейчас. Мне же… и самой рассказать, что, на самом деле, происходит с тобой! И пусть так же и не все, как и Никите, той же Карине… ведь и тоже знает же не все… почему-то да еще же и с Розой в контексте и в разрезе же тебя – я в этом прям уже и уверен… но… хотя бы и в курс дела же ввести и… в нем же держать. Чтобы и я тоже знал хоть что-то! Как и остальные… – и развел руками в стороны, охватывая не столько и все тех же зевак вокруг, что еще же и не ушли, наслаждаясь хоть и каким-то уже хлебом и зрелищем в пределах своего же университета, сколько и парней за собой. – И пусть я же это все-не-все уже и знаю… От них же самих! Да и ты уже сама, я думаю, если уже и не в курсе, то и догадываешься об этом… Не со слов и их – так и с действий. Но и не издеваюсь! Как и они… Просто хочу уже услышать это все еще раз и от тебя… мне же в глаза… и без всякого блага. С глазу же на глаз и как сестра же брату! Да и не мне же тебе Америку изобретать и велосипед открывать – чтобы отдать вдруг и предпочтение же каким-никаким, а льстецам, вместо и одного же определенного злословца. Ведь и при всей же участливости как минимум и двух же из них по прыжкам на амбразуру и взрыв, закрывая и друг дружку же собой, они, как и все же остальные, оказались в этот самый раз вне самой же воронки, а мне же просто вновь интересно посмотреть ее и изнутри – ее же, так сказать, и все же внутренности. Если уж я их и потрогать… пока… не могу. Чтобы вырвать только и разбросать же по… тьме!
– Ты погляди на него – какое хамло! – Клюнул почти тут же и на его удочку Влад, пока и сам же Егор вновь не опомнился, решив еще параллельно и восполнить же в воздухе содержание своей земли: разрыхленной и сырой. Внеся таким образом и еще свою же посильную лепту в причаливание и буквально же заземление всех. Богатыри не богатыри, а и всем же земля-мать помогает. И всех же держит. Всех же так же носит и сносит: кого еще и на себе, кому уже и пухом. А и чтоб не случилось же сразу же и второе, а и тем более с ним и одним, решил еще и разогнать ее своей же мятой. – Вот и делай же после этого добро нелюдям! Без блага, ага… Уж было! И в наших же все намерениях – рассказать, если уж и не показать… Тьфу на тебя… и тьму же… и в! Засранец какой, а… Крыса ля… Так еще и шестерка! И это ведь еще Егор молчит, но я-то… я-то тебе твои хвосты-космы пообрываю! А ну-ка, давай-ка, плясать выходи… и сам! Разногласия-то… все… видимо… подошли к своему логическому разрешению и такому же естественному завершению, раз и ты уже… и сам… так и все же еще… здесь? Или просто еще не ходил по свои же все и… две воронки… аки и маточные трубы… как я? Так сходи – еще и полетаешь!
– Да, я соврал! – Дернул на себя и вновь же резко одеяло-удочку Женя, показав тут же Владу за спиной правый кулак и левый средний палец, мол: «Достаточно, пусть и нехорошего, но и тоже ведь понемногу, говнюк», подавляя изо всех сил улыбку, но и сразу же услышал его же тихое ответное: «Соедини и получишь волшебство – себя же и так же ведь с видом сзади» и тут уже не смог – покачал головой, стараясь из тех же все сил теперь сбить ее с лица и выбить посланные же им картинки из головы пусть пока же еще и не в прогиб, и все же. С ним же – лучше все и раньше, чем позже. Заслышав на это же лишь и следом его же еще весьма удовлетворенный всем и сразу смешок. Потонувший во всеобщей тишине сразу же, как только и взошли плоды их общего творения – когда София и с опустившимся на момент еще речи же Жени взглядом, как и головой и будучи еще погруженной так же полностью же в себя и свои же мысли до сих пор, остановила мельтешение и ломку своих же пальцев, будто же враз и в один миг подвиснув в пространстве, уловив только такое знакомое ей и такое же важное им. Что и только так же пока могло быть отправлено и доставлено же по адресу, без угрозы для обеих сторон. Просочившись же буквально и сквозь пальцы – для всех и них. И между строк же – для нее. Умеющей и знающей же – что это такое и что с этим едят. Как и как это само по себе же едят. Так еще же теперь и поднявшейся же постепенно и так же направившейся под их четким же уже и руководством к одной и единственно верной, правильной из двух правд. Параллельно же как еще и с доведением, донесением же всего этого до Совета. За которой в дальнейшем подтянутся и остальные. И пусть пока и с той же все скоростью, с которой только и начали раскручиваться ее колесики, приводя в движение мыслительный и параллели-красные-нити-сводящий-механизм, но ведь и только же лишь начали. Главное же что теперь – не спешить и продолжать в том же духе наводить и не молчать. Не ведя же при этом еще и напрямик. Лишь только обходными путями – будто бы и она же сама к этому пришла. Как показал и сделал же это Влад, а до этого и начал еще Женя, поселив очередное же семя раздора на вполне себе благодатную и уже начавшую не иначе, что и видно же уже по самой ее реакции, прорастать и восходить почву. И кем бы был ее брат, если бы и на фоне всего же этого и не наградил ее, в своем-их опять же стиле, наклонившись чуть вперед над ней и тут же сдвинувшись чуть вправо, еле слышно усмехнувшись и проговорив-прошептав следующее в ее же левое ухо. – Просто, не правда ли? Взял так и признался! Да, не во всем. И не во всех… У меня же, как и у всех… как и у тебя же самой… есть на это свои причины! Но и при этом же – ровно же так же, как и ты же сама могла, но так и не сказала мне хоть чуть-чуть… если уж и не половину… правды! Промолчала вновь – не лучше, чем и соврала же мне еще тогда, когда уверяла и уверила же… спойлер: нет… что все нормализовалось… стало не так плохо… не так и ужасно… не так больно! А сама же сейчас стоишь передо мной в этом… вся в черном… да, в более-менее свободном… но и не открытом… не коротком… плотном… дрожишь… плачешь! Хочешь вновь промолчать – что и только же еще вчера все это произошло? Или уже и сегодня? Так и… в один миг! Прям и сюрпризом к моему же все возвращению-приезду. Маменька, да, умеет… могет! Ну… ври и дальше. Дальше… Хм! Как и дольше и глубже же вновь… что? Приверженка паранджи и вусмерть фанатка хиджабов? Или… нет… белых саванов и таких же тапочек!
А между тем ее только-только почти уже и стихший плачь вновь медленно, но верно начал набирать свои обороты, перерастая постепенно и в сплошное же рыдание. Чему, конечно же и опять-таки, никак не помешали: ни опущенное к земле лицо, ни вернувшиеся к нему ладони, а только еще больше помогали своим этаким вакуумом и замкнутым пространством, повышая же и так с каждым разом же становящийся все выше и выше по себе и сам звук. Начинающий уже прямо-таки и глушить и как минимум же пока самого Женю, что стоял сейчас рядом с ней и над ней же, сцепив губы в полоску до белоты и почти синевы кожных покровов. Сжав уже даже и веки с кулаками до почти что и треска все той же кожи, как и хруста же костей. Продолжая и уже чуть ли еще и не по-мокрому кашляя, в прямом же смысле уже и сплевывая переизбыток соли как внутри, да так и снаружи себя. И пусть же не всех и не от всех, но уже и с явной же горкой и перебором. Но ведь и заслуженно, да, бесспорно. Как и взаимно. Оттого-то и излишне же не причитал по этому поводу, только винил себя и ее – без возможности уже сделать что-то и иначе. Ведь и делал ей больно, очень больно и в ответ. Хоть и обещал же, да как, собственно, и она же не врать ему – никак, никогда. Соврал! Но и она же соврала ему первой и раньше. Как и сделала и делает же до сих пор куда больнее не столько и себе, сколько и ему – вместо же того, чтобы просто признать за собой же все и рассказать сама же ему это, приняв и признав ответственность же так же и свою, вновь плача. Разрывая ко всему же и всем еще и его же собственное сердце: еще больше и на обратно меньшее же число частей. И так с каждым разом: все меньше и меньше, мельче и мельче. Стирая их еще параллельно друг о друга в порошок и тут же развевая. Оба как стояли и стоили, так и стоят же и стоят сейчас друг и за друга: во всех же смыслах, гласных и ударениях. Но и кому же теперь какое дело да и какая уже разница, если уже и все же так? Вот и он же так подумал и держался, стоял же на своем и из последних сил. Чтобы только и она же уже, в свою очередь, ощутила то, что ощутил он, увидев ее же наконец и такой – почти прозрачной и призрачной, исчезающей. А еще и то, как ему самому и до чертиков же больно от осознания же того, что еще немного и он бы просто не успел и уже действительно потерял ее: раз и навсегда. И что он бы уже с этим и так же – уже тоже просто не смог. И что сначала бы лишь остался, понять и принять, отпустить, потеребив так основательно свою и ее же душу до конца уже и своих ночей. И только бы уже потом, когда бы и окончательно свихнулся и бросил свое же будущее – ушел бы следом как и пусть уже второй же, но и тот же все еще самый настоящий эгоист, лицемер и самолюб. Который бы уже и со своей гордостью разрушил все, но и дорушив же еще при этом и за нее и ней: «брат и сестра – одна каббала». Пусть и тут же она и не гордая же совсем. И в ней же самой этого нет. Но и зато – в ней есть добродетель. Чертова добродетель и забота обо всех них, но и не о себе! С одним же лишь желанием – не быть никому из них в тягость. Что же и еще хуже и явно же не меньшее из зол. Ведь и как раз таки лучше бы, если бы она гордилась и жила, а не стоически же сносила это все, существуя. Как и сейчас же. Вновь топя же их в слезах, как и самая же что ни на есть настоящая безумная, вместо и того чтобы топить их в их же крови за вранье, как и это же с ней ими допущенное. Куда же ведь правильней, пусть и с легким преувеличением в отношении же ее и в разрезе же все еще их, но и чем это же все болото, что она же тут даже еще и не за час, а будто бы тут же и за всю уже свою нежизнь развела. И ведь как же надо было держать это все в себе, не прогнувшись и не пролив ни разу, так еще и на глазах же других, чтоб и не лопнуть-то в конце концов, оросив и их уже самих своей же собственной кровью? А ведь там и до их – уж и рукой-рекой было бы подать.
