Черная Принцесса: История Розы

И подойдя же ближе, облокотившись уже и правым же боком о примыкающую к окну стену с правой же стороны от парня, чтобы видеть хотя бы и половину его эмоций, как и правую же половину его лица вместе и со всем же телом, она только хотела продолжить свой ернически-саркастический поток фраз, но и вовремя же оборвала себя, приметив его же не только и всю внешнюю собранность и серьезность при и на фоне же полной внутренней разрухи и опустошенности, но и в комплекте же к его сейчас же и здесь недюжинной бледности. В сравнении же все и с прошлой же их встречей. Где пусть он был и не сильно да и не целиком же в принципе смуглый, светленький же скорее, но и не бледный же и совсем. Чуть и темнее же разве что в кистях рук, шее и лице – что и чаще же всего, как и видно, попадались солнцу неприкрытые же больно одеждой. Но и тут же ведь и даже они растворились, слились будто бы и со всем же и сразу. Как и ставшее же сразу, словно и плотной же маской, лицо, что было же просто сейчас непрошибаемо. Вместе и с широкими его светлыми бровями на низком и узком лбу, хмуро сведенными к курносому же носу. Где ведь даже и он же сам сейчас таким не казался – только лишь назывался: не подергиваясь никак и будто бы вовсе уже и не торча. Сровнявшись совсем и всеми же словно. Как и еле же и так проглядываемые скулы из-за слегка и пухлых щек, что и сами же сейчас были поджаты и сжаты, вжаты, вместе и с небольшим округлым подбородком и челюстями, за плотно же сомкнутыми и узкими губами. Он думал. Думал и размышлял. Собирал и пересобирал. Переламывал и перепиливал себя. А в этот же момент не только мешать и отвлекать было нельзя, но и эмоции с чувствами и ощущениями рассмотреть и понять было никак. Он знал их только сам и про себя. И только же сам мог ими поделиться – если бы хотел и захотел, конечно. И если же знал. Все и как оно, на самом деле, есть!

И вот если же новое пока и еще было в основном хорошо забытым старым, как и старым добрым, то вот этот коротко стриженный русоволосый парень, ее же сверстник и однокурсник так некстати для нее же самой и похожий на Никиту и с данным же ему именем от рождения Святослав, а для своих же просто Свят, был для нее ведь триггером и самым же что ни на есть незакрытым гештальтом. Но и, что еще интереснее, изначально и до еще задания они ведь и не знали друг о друге совершенно ничего. Банально – друг друга же не знали. Как и о существовании и нахождении же поблизости, пребывании где-то рядом другого или другой. Только слышали. И через вторые или третьи уши. Имея лишь слабое представление друг о друге как в принципе, да так и в общем. Да и то же более-менее и в общих же чертах. Лично же они не были представлены и знакомы. И пусть как и все же вокруг нее он был ее естественно выше. Но точно и не из-за роста же не видел ее в упор. Как и не проявлял же интереса. Скорее из-за как раз таки и отсутствия его же ввиду отсутствия каких-то общих тем для общения. Как и самих друзей, подруг и знакомых. Что могли бы как раз и познакомить же, а может, и свести. Но ближе же и крепче всего из курса, да и всей же групповой параллели София общалась только с Кариной и Никитой соответственно. А ни он, хотя и казалось бы, ни Карина не общались с ним. И связь бы их таким образом была бы обречена на провал и обрыв еще же и тогда, если бы и не все то же самое «но». Но, которое было и сейчас между ними, и снова же грозила им всем этим. Ведь и стоя же сейчас рядом пусть и после же еще вчерашнего, но и все-таки же бесславного, как и видно же опять же без особой надобности, спасения, он смотрел своими зелеными в глубине темно-коричневыми глазами целиком и полностью только лишь вперед. И не на нее. Да и даже косо, боковым зрением – все равно перед собой. Просто же не замечая ничего да и никого вокруг: ни себя же снаружи, ни других в принципе. И никак же не моргая. Не трепеща же и просто так даже своими короткими светлыми ресницами, отбросившими хоть бы как-то да и пусть тонкие, но и все же ведь тени на щеки. И создавшими хоть какое-то бы подобие жизни на лице. Пусть и в виде же легкого ветерка. Но и для уже точно не иссыхающих, а именно иссохших глаз. В компании же и резкого дыхания через нос, как и гулких же ударов сердца о ребра. Под закатанной до локтей рукавами белой рубашкой, выдернутой еще и своими полами из черных брюк. Полностью повторяя тот творческий беспорядок в виде кто куда успел: кто длиннее и дальше, кто короче и ближе, что был и на голове и с копной же его волос. Что сейчас и вместе же с длинной челкой были отброшены куда-то назад и были уже не столько похожи, сколько уже являясь стогом сена или гнездом. Ведь не раз и не два до этого, как и опять же и все было видно, были приглажены и прорежены длинными пальцами и тут же практически и не так же растрепаны, взлохмачены и разбросаны в разные стороны. И он же не только и сам же тем самым производил впечатление этакого плохиша – он был им. Подтверждая же это еще и своим же уже побегом-прогулом пары вместе же с ней, будучи же сейчас и здесь. А уж что говорить и за амбре? Ведь и даже в свежести его зеленого яблока и яркости апельсина можно было уже откопать кислоту и даже горечь лимона. Пер ведь, нагло и дерзко, пер против системы и родителей. И всем же и сразу. Во всем. Да и чего уж говорить да и сравнивать? Никита! Не брезговал ведь, да, формой. Не уклонялся и никак от нее. Но и так же ведь дотошно тоже за собой не следил: не выглаживал каждую складку и стрелку. Что уже пусть сейчас и в остаточном, но и все же ведь состоянии было и до на том же самом Святославе. Чтобы в один же и не такой момент все полетело же к чертям. И как же ведь все-таки плохо, когда нет никакой золотой середины, ведь когда приходят проблемы – получается именно что-то такое и «мамин плохиш». Психанул же? Психанул. Сорвался же и вмиг. Так еще же и темно-синюю вязаную жилетку снял с круглой сине-белой нашивкой-эмблемой университета, запихнув ее в свой же черный тканевый рюкзак с серыми молниями и металлическими замками, висящий сейчас же на и за его спиной. Но так и до конца же его и не застегнул. Наружу же вместе с тем торчали еще и носы черных лакированных туфель весьма длинной и узкой формы. Когда же на его собственных ногах уже красовались белые низкие кроссовки, выбиваясь и выбивая же его самого из классического образа уже целиком и по полной программе. Как и саму же Софию. Но и не только из все тех же баланса, равновесия, так еще же и из понимания вопроса. Понимания смысла же его, как и всего же вот этого и его же, как парня именно и представления. Но и тоже ведь, как и вчера и со вчера же уже на сегодня вновь ненадолго. Ведь и стоило ей только вспомнить о перестраховке-перепроверке Розы, будто бы и из желания помочь искреннее и безвозмездно, хотя скорее и если уж и кому, то и точно же лишь себе, как и чтобы лишь никто и не даже, а уж и тем более София, не смел портить и испортить ее репутацию, кроме опять же нее же самой, хоть и куда уж, больше-то и некуда, а потом еще и приплюсовать к общему же виду плохиша-мальчика вздернутый и поднятый вверх воротник рубашки, закрывающий и скрывающий же его шею по всем же фронтам, и уловить нотки влажной и какой-то же подгоревшей ранее гнильцы, как и никак же не сочетающегося ни с ним, ни в принципе белого градусного винограда с общей же их свежестью на двоих, не сплетающиеся ни с ее сиренью, ни с озоном, ни тем более со скошенной травой и совсем, живущие будто и своей жизнью, но и имея же что-то на этого же самого парня, совершенно и определенное что-то и с чем-то, не кем-то, тут же слегка скользнув еще и кончиком языка по губам, почти и не съедая помаду, и почувствовав, вкусив же тем самым кровяной металл, но и не от них, как все тут же и как-то же враз встало на свои места. И на место же уже былых злости и ярости пришли не горечь и сострадание, а и тем более не сожаление и не скорбь, а гнев! Да и чего хуже ведь, подстраиваясь еще и подо все же как ни крути праведный гнев. В исполнении же все еще и низшего ведь ангела и снаружи. Которому как раз таки и мешал высший демон – и не внутри. Впрочем, ничего нового. Он же ведь все же и еще недомать и, как видно, еще и перекуратор. Да и никто ведь так и не обещал, что будет легко и по-честному. И что она же вдруг с ничего не найдет в этом свой интерес и свою же выгоду. Но и София ведь сама не без козыря в рукаве – с низшим же демоном и уже же именно внутри. Готовым в коллабе и впервые, как и с самим ангелом же снаружи, показать, а еще же и доказать на личном же примере: как работают баланс и равновесие в их понимании – за так и вот так!

– Берега попутала? – В манеру ей вдруг спросил Святослав, все еще не отвлекаясь же как и прежде от созерцания зеленого лона природы, раскинувшегося сейчас перед ним.

– Перо в печень – никто не вечен! – Оценила и тут же осадила его ход конем брюнетка, обидчиво поджав губы на его лишь на миг исказившееся лицо на манер: да come on! Ну ты же девочка». – Припевочка! А ты мальчик… и что? Имеешь теперь право в таком случае и так… в де-воч-ку же… своими весьма скудными и даже еще ведь и не совсем познаниями-то в тюремном жаргоне кидаться? Ну а я же тогда и в таком же вот случае имею полное право тебе на них же тем же самым и так же ответить! – И фыркнула, будто и сплюнув такую несправедливость и очередные же, но и куда же явнее, двойные стандарты. Хотя на деле же стараясь как можно быстрее если и не совсем забыть, то и сейчас же хоть не вспоминать свою же любовь к этой презанимательной игре, как и к тому же, кто ее же таковой, на самом деле, и считает. И чтобы только еще и лишний же раз не переводить тему. Но и не делать при этом особый акцент на своих, как и его знаниях обо всем же уже и другом. Не давя. Кровь же кровью да и крови же рознь. Могла же ведь та ему и что-то ведь еще и внушить. Передать. А он же еще, как назло и грех и порок, и сам внушаемо-ведомый. Так еще же ко всему и ветреный. Куда ему и его же самого дунули – туда его и понесло. Тот же еще флюгер! Как и, собственно же, сама «Роза ветром», с точностью же отражающая и отвечающая его-ее же состоянию в моменте, будь то внешнему или внутреннему, естественно же, его роза. И вот тут бы, конечно, на этих же мыслях, как и на свою же беду и печаль, Софии бы стоило еще раз рассмотреть его внешне, как и внутренне же – распознать. Получше. Но как он и был закрыт на все замки и задвинут же на все засовы и щеколды, так и она же кроме все поверхностной чужой темной энергии, не почувствовала более ничего. И хотелось бы, конечно, ей в это уже и поверить, что есть и только же лишь это. И все! Как и в то, что Роза не настолько глупая, чтобы делать при ней же еще более-менее живой Софию 2.0, только в брюках. Но и как же говорится, доверяй, но проверяй. Да и, на других понадейся, но и сам не плошай. И сделать бы ей самой это все еще заранее и в теории, не дожидаясь же и практики, отмотав все и на вчера бы, после первой же проверки Розы, и миновав же благополучно эту самую перепроверку, выйдя сразу и в итог. Как и они же с Владом вчера же – где оба же и остались живы. Но ведь и не дано же никому все знать, как и проворачивать время вспять. Уже все, простучали его стрелки, не рано. Но и не поздно, ответила же им внутренне все же тут же девушка, не совсем и по крайней мере. – Нападение, значит… Ну-ну. Лучшая защита! Хорошо… Начнем же… и вновь… с того, что… перепутал, как и попутал все же сам ты. Если мы все же еще и о туалете! А я так-то и принципиально… всегда же в женский хожу. Вот… как с утра же уже и сегодня проснулась… да так и сколько же себя еще и с тех же самым и такой помню! И принципиально же не хожу в мужской. Хотя… Да… Спорно. Учитывая же, что сбор куриц по интересам мне как не был, так и не есть же интересен! Как бы тавтологично и двойственно это и ни звучало… Как бы и ни ло-гич-но! – Продекламировала она последнее же свое слово по слогам и тут же выкинула скомканное полотенце за спину в белое металлическое мусорное ведро с розовым же мусорным пакетом внутри, отдающим как ни странно опять же Никитой, а и точнее – его же все чайной розой, что стояло же так удачно и удобно за ней и в углу. Ведь послужило же все же еще и не только кольцом, но и неплохим фоном, добавив большей эпичности такому простому действу, не хуже, чем и не эффект многочисленных разрывов за спиной с распростертыми в стороны руками. Да и физрук бы ей сам сейчас определенно гордился! Хотя, за куда более редкие прогулы, чем и частые же вместе с тем отсидки на скамейке запасных со сто одной причиной, он бы скорее вновь посмеялся и предложил то же самое, но и настоящее же уже кольцо со шведской стенки снять и так же поставить. И да. Почти что и под ее же собственный зад! Устроив же тем самым еще и шведский стол. А ведь причины-то были все же стоящие. Пусть и не всегда. Но и как для нее же самой. От забытой, грязной, порванной просто, если уж и не сгрызенной собакой, все-таки же там скорей домашка, так еще же и по итогу съеденная подчистую, и дабы уж и конкретно не спалиться и правильно подобрать как ключ к замку «отговорку-отмазку» и непостиранной формы до всевозможных недугов. Но и не как с хореографией – ведь здесь же из всего будет услышано только: «Вроде что-то и где-то, как-то болит». И должен был быть только «хардкор» и «тяжелая артиллерия», только «четкость и резкость, расчет». Уходящие на словах и куда чаще, чем и на действиях далеко и надолго в дни, отмеченные красным в календаре и желтым на языке. В безуспешных же попытках избавиться от боли, а хотя бы и просто не умереть с довольно хлипкой же еще регенерацией. Но и не передознуться! Хоть и казалось бы: чем. Но порой и именно же единственным, не сильным и вполне же себе законным. Равно как и единственно: случайно. «В жизни же надо попробовать все». Но и за пару-тройку основных дней, и столько же второстепенных плюс-минус, в месяц – вполне же все же успешно. Если и не говорить о «по нескольку же раз»! Отчего бы еще и не поиздеваться, правда? Не пописа́ть записки от «собственного же лица под псевдонимом»? Как и от подчас же: «Лучшего специалиста по «поставке» и выведению, испортив школьный более-менее же почерк начисто, после начавшегося же колледжа да и продолжившего же его дело университета с их же «скоростным» по себе и «обычным» по другим тем более и преподавателям ведением конспектов под такую же специфическую диктовку, себе же диагнозов». Вроде и того же все «альтер-эго» или еще «второй личности». Не иначе же, чем и окончательно же «одухотворившись и осознавшись» в этой «жизни после смерти и еще немного позже» после все тех же курсов и марафонов: «Медицинской медицины». А и точнее – «воспалившейся» и так и не прошедшей «хитрости». Тренировки же с зачетками и подписями под «копирку» дома прошли успешно! Как и с журналом же с «отметками» и обычной ручкой в туалете. Раскрытым всегда и везде и на втором же уже, хоть и так же ведь определенном предмете и еще же одной, но уже и куда более-особо излюбленной, ведь таки и пропущенной и пропускаемой же по сей день и до сих пор преподавательницы. Хоть и изначально же она позволяла это и сама. Спрашивая же причину лишь от балды, применительно же к Софии: «Почему опоздала… одна и без Карины? Мы не ходим больше парой?». И от нее же получая уже что-то вроде и в ответ: «Пока Никита есть – так» или «вам лучше не знать». С переводчиком в интернете же что означало: «Не хотела приходить и вот опять пришла». А «со словарем»: «Решила поспать подольше, выбрав из списка же «пожертвования» в этот раз вас как «жертву» же и «слабое звено» в цепи явно же проигрывающих «нормальному сну» – «умыться-поесть-одеться-накраситься-обуться» и все с той же плашкой «нормально», а то и вовсе отказавшись всухую». На самом же деле – нет и просто любила быть и «своим» и «чужим» одновременно. Играть на и за все поля и ворота сразу. Выставляя тут же и «н» – чтобы вроде как и «неповадно было». Доводя же соответственно до замечания, выговора и отчисления. Но и лишь – за спиной. В лицо же – кивая и улыбаясь. Вот уж где выбор между «горькой правдой» злословца «правдо-маточного-руба» и «сладкой ложью» с «самым блаженным из блаженных благом» – был сразу же очевиден и не вел в ад. Хотя и казалось бы! Но и на самом же деле – чтобы ей самой «неповадно» было отличаться и от всех. Выделяться и лишний же раз отсвечивать. И ладно – переживая за собственную шкуру, коль и не чужую. Но нет – ни за какую. Ей просто удобно и нравилось быть: за этих и за тех. При этом же еще и «против». Но и где-то же внутри. Лицемеря. Изменяя и не изменяясь. Не исправляясь. Зато ее те же самые все «н» – отлично исправлялись! «Не мытьем, так катаньем». И не катая же «заявы», а раскатывая букву и до цифры. Чтоб уже и, правда, «неповадно» было. В принципе! Ведь и с каждой новой своей «н» – она светилась все ярче и ярче, и если и не отличной, то «хорошей» успеваемостью и посещаемостью. Как никто же и нигде. «За что боролась – на то и напоролась». На свое же «чистоплюйство и высокое ЧСВ» человека-ангела с оставленной, подавленной «английской ангельностью» и повернутой же набекрень соответственно «французской человечностью». А ведь даже еще и возрастом не вышла – была младше Влада. Что уж говорить и за опыт на его же все фоне. И во всех же смыслах. А уж как и не «подделать» справки с «календариком»? Презентуя же их по итогу «не хуже», чем и тот же самый тест на беременность после туалета. Зато же – в шкатулочке и с бантиком. С очисткой и обеззараживанием, видать. Нет! Но и только же чтобы не стоять как истукан на волейбольном поле, боясь отбить себе руки. А там же и голову и тело. И все же! Но и все равно отбивая же те же самые пальцы – на нормативах. Все с тем же и мячом. И определенным же количеством «подбрасывания-отбития» его в воздух со словами: «Вот эту фигню, да?». «Да». «Фигня» же это! Фигня. На кончиках пальцев! Не носиться же и по баскетбольному. Раз от разу боясь, что не менее красное «кровавое воскресенье» наступит именно сейчас. И начнется смертоубийство и кровопролитие похлеще всего же и вся вместе взятое. В переходе же от игры и в мяч в «догони меня, кирпич». А в просторечии и -народье – вышибалы. «Не на жизнь, а на смерть»! Или не прыгать на месте со сдачей все тех же нормативов, только уже и со скакалкой. И это не говоря же уже за бег на скорость и на любое расстояние. А и тем более – прыжки на определенное же расстояние и отжимания на то же самое, но и количество. Хотя бы! Если уж и не качество. Под сальные же все шутки и влажные фантазии, если все же получилось. И ехидные смешки с сарказмом, если вдруг и не. Но и нет! Он, и как они же, не сексист. Как подобный же ему солидарный сброд в виде все тех же одногруппников и однокурсников. Или же не и старше – и по всем же фронтам. Он просто: молодой придурок! В мягкой форме. В твердой же и бранной – ублюдок и мудак. Хотя и возраста же Жени. Как и вида. Но вот один нечеловек и с мозгами. А вот другой животное! Стоявшее в очереди перед тем, как и вновь же зачем-то спуститься, за эго, либидо, потенцией и эрекцией всегда, на всех и все, что движется, вместо них, а и даже – на что не движется, пока все же остальные стояли за ними. Да и для него же что мясо, что не мясо. Все равно! «Двинет» – и пойдет. Пока сам же и ноги не двинет. Не двинет ведь! Чего не скажешь как раз и о его же «жертвах», конечно. И наверняка. Но горбатого же как всегда и только лишь могила исправит. С цинковым гробом под бетоном и бесформенным куском же земли по итогу на дне моря же или океана. А хотелось бы – его. – А ты чего и в свой-то не пошел? Ждешь, пока тебя поймают те, кому не все равно? Кому вдруг и не плевать? Что остановят, возьмут за ручку и только лишь куда и поведут – гулять по радуге с единорогами и все в сторону же горизонта? Разочарую тебя, но мы, дев-чон-ки, в этом плане, и не в отличие же от вас, так же мало преуспели. Если и вообще: преуспели! Ведь это же даже и среди своих мало ценится. Так что… Если они же что и сделают не в отличие опять же все от твоих – встретят тебя с широкими объятиями только лишь для распятия и у самого же асфальта, так и не открыв же еще при этом заранее на ту сторону дверь-сейф. Но зато и с апостолом Петром среди группы не поддержки! Как тебе и такая хоть и духовная, но ведь и все же солидарность?

– Едко! Довольно-таки… Для ангела. Да и даже ведь для полукровки! Тем более для тебя, что видела меня, как и все же вот это еще вчера… Правда, пусть и при других условиях… Как и обстоятельствах… Но и отчего-то же вдруг и перестав же именно сегодня быть такой же милой, доброй и участной… понимающей и принимающей… и лишь только на верный путь наставляющей… Хоть и опять же, да, все без лишних соплей: как и сострадания, скорби и сожаления. Но и хоть где-то же до конца не изменив себе! Пока и в остальном же… Неужто решила все же сторону сменить? – Фыркнул русоволосый, продолжая гипнотизировать спокойным взглядом светло-зеленую аллею перед собой, выстроившуюся единым фронтом: из высоких берез и кленов, широких лип и каштанов, высоких и широких тополей и дубов, почти и смешавшись же с ними своими глазами.

– Ну… как и ты же сам, походу! Не позвал ведь – сама пришла… – улыбнулась София, а скорее даже в этот раз и голодно уже оскалилась. Содрогнувшись и сама же сразу внутри только лишь от понимания – насколько страшно это выглядит в сравнении же с сытостью. А еще и от того, куда именно она его подталкивает и толкает сейчас этим всем же и сразу. «Неужели он прав?». Но и тут же мотнув головой и растрепав своим темно-каштановые пряди в разные стороны, как и только же этот вопрос изъявил о себе и себя в ней, на миг и прикрыв же ими лицо и проморгавшись же усиленно за шторой-вуалью таким образом из них, она вновь вернулась в свет. И все же присела на сам подоконник подле парня, смотря теперь напролом и строго в его лицо внешне и горя же рассредоточено и напалмом внутри от его такого безразличия и наплевательства, буравя своим темно-карим его же взгляд. «Он же не мог! Как и я не могла. Да и не могу! Нет. Да. Все же он не прав!». – Характеристику запомнил, а суть – нет? Переспал с этой мыслью и решил… заснуть навсегда? Может, я и поменяла тактику как обертку, но не изменила начинку. Фантик фантиком, а и фантику же рознь. Сними, измени или надень вовсе же другой… Если ты нормальный и адекватный внутри – ты не изменишься никак со сменой покрова! Иначе подтвердишь и признаешь, что зависишь и зависим же от него – от внешности и внешнего же фактора. Как и от поверхностного понимания всего и вся… Телесности. Не души! Слишком ведь высоко и мелко. Надо: ниже и глубже. Но и стоит все-таки признать… ты поступил так же – остался верен мыслям и себе же внутреннему. Не изменил ему! Не изменил и себе… Изменил и изменился лишь внешне. Спустился, так сказать, с небес на землю… Но и стоило ли? Если по итогу – ты все равно перед выбором… Шагом! Хотел доказать, что есть гадкие утки, обернувшиеся и выросшие же из птенцов лебедей? Доказал! Дальше-то что? Дальше куда?! Моя же реверсивная психология в частности ничто – в сравнении же все с твоим регрессом и по всему! – И обернувшись же лишь на мгновении, глянув в направлении его взгляда в никуда, чтобы хоть немного и сменить угол обзора, как и преломление же его, она уже куда спокойнее пожала плечами и как-то грустно-горестно, почти что и обреченно выдохнула. – Поговорим, может, начистоту? Без стрелок! Или ты уже уйдешь… а я и еще пойду?