Тогда они вернулись

Теперь в тёмной студии, когда ископаемая кость заговорила, у Паши даже в ушах зазвенело от радости: вот оно приключение.

– Валерия Михайловна, – повторила голова мамонтёнка, – вам совершенно некогда сидеть здесь с этим мальчиком. У вас очень важное дело, вы должны сказать маме…

– Что сказать? – спросила Валерка. Однако говорящая вещь не слышала, она продолжила:

«Ключ на столе,
Спутника нет,
Бегает пёс,
Вот и вопрос:
Встреча на дне
Не во сне».

Голос у мамонтёнка был трескучий, от каждого звука с него сыпалась белая пыль, шелестевшая по книжным обложкам внизу. Стишок про ключ кончился, кость замолчала, включился свет. Всё стало как всегда, но не как раньше.

– Валерия Михайловна, – как эхо сказал Павел. – Что за «ключ на столе»?

– Это от кладовки, тут на столе есть подставка из кленовой веточки, на ней висит ключ от кладовки, там ничего интересного, аэрограф кажется валяется.

Но Пашка уже не слушал. Он сжимал в руке ключ, он озирался в поисках двери, он скорыми шагами достиг её, он вставил и повернул ключ и распахнул белую в брызгах синего. За ней к общему удивлению не было кладовки с аэрографом. Кирпичные стены длинного коридора уходили в ничем не освещённую темноту.

– Ух ты… здесь совсем пусто. – Сказала Валерка.

Через мгновение дети один за другим перешагнули порог и робко зашагали вперёд, освещая путь едва горящим экраном пашкиного телефона. Коридор дугой загибался вправо, а затем заметно кренился вниз.

– Встреча на дне! – воскликнул Паша и не раздумывая более пошёл под уклон. Валерке осталось только последовать за своим спутником, потому что тёмный и пахнущий глиной тоннель совсем не казался ей безопасным местом для одиноких девочек.

В конце коридора обнаружилась лестница, выложенная из тёмного камня. Она полого уходила вниз, в полную темноту. Валерка и Паша озадаченно шагнули на первую ступеньку, чтобы услышать вдруг звуки и запахи – влагу, тишину и цветущий мхом камень. Темнота перед ними стала будто светлее. Из мрака выступила ещё одна ступенька. Шаг вперёд – и глаза различают ещё ступеньку. Так, рука об руку, дети шли и шли, не чувствуя времени и словно толкая перед собой маленький свет. В этой тишине, где возможен только шаркающий стук шагов, не бывает разговоров.

Внизу – ниже возможного – ещё одна дверь. Точно такая же, как в кладовке наверху – дешёвая, фанерная, в брызгах краски. Она не была закрыта, и Паша рванул её на себя, а затем оба очутились на крыльце второго подъезда коричневой многоэтажки.

Двор после бури казался и был трюмом покинутого корабля. Ручьи уже не бежали, а тихо остановились пузырчатыми лужами. Сбитые с лип цветы смешались с газонной травой. Кругом – ни души, даже птицы пропали неизвестно где.

Валерка, оказавшись вне пугающих стен, отдернула руку из пашиной ладони и обернулась. Они вышли из дворницкой двери, за которой теперь виделся только бетонный тупичок с совками, ломиком и газонокосилкой. Никакой бесконечной лестницы наверх.

– Какое молчание. – тихо сказал Паша. – Как будто на дне пустого аквариума. Давай посмотрим, что здесь ещё есть.

И они пошли по влажному тротуару. Небо – серое с чёрными пятнами – не двигалось и воздух был тяжёлый, мокрый, в нём можно было забыть дышать. Окна домов не горели, не моргали телевизионными отблесками, хотя из-за туч город сумерничал.

Не ожидая ничего увидеть Валерка озиралась кругом и не видела ничего: заборы в спутанных ссохшихся вьюнах, ветви тополей срезанные вчера оранжевыми жилетами и уплывшие в лужи, брошенный зонт с выкрученными спицами.

– Давайте сядем здесь, – попросила Валерка. Плоская скамейка в ореоле битых пивных бутылок, сине-зелёная и жирная от дождевых капель. Паша смахнул влагу ладонью и ссыпался на влажные доски.

– Хорошо бы сейчас мороженого, – сказал он.

– Хорошо.

Будто лёгкое дуновение в воздухе. Паша говорит:

– Если бы я оказался на необитаемом острове, то больше всего грустил бы по мороженому. Я бы много дней думал как его сделать, из чего и, может быть, даже изобрёл его заново. На острове жарко, без мороженого там никак.

– Но ты мог бы попасть на холодный остров… – начала было говорить Валерка, но мимо детей, чиркая длинными когтями, шла собака. Дворняга с подпаленным брюхом, худая, весёлая и удивительная в мире, где нет никого кроме тебя.

Валерка и Паша побежали за собакой, которая невозмутимо засеменила за газетный ларёк. Обойдя угол люди увидели холодильник на колёсах, обклеенный рекламой нового вкуса. Ключ от прозрачной верхней крышки был в замке и Паша, сам немного удивившись своей наглости, повернул его, открыл холодильник и выудил из лотка два пломбира.

– Держи один!

Валерка смутилась, но мороженое взяла.

– Сейчас все вернутся и я заплачу, – сказал Паша. – У меня есть с собой немного денег.

Но все не вернулись даже когда пломбир закончился. По улице не проехала ни одна машина, никто не выглянул в окно, не захлопали двери магазина, тучи в небе висели неизменные, неподвижные, город опустел.

– Что это была за собака такая? – спросила Валерка, она сейчас чувствовала, что у Паши можно спрашивать, что угодно, и он что-то ответит. Поэтому казалось, что она брошена не всеми.

– Я знаю, что за собака! – с эврикой в голосе сказал Паша. – Вы дали мне книгу для изучения. «Как нарисовать животное в движении». Я успел немного её просмотреть. Там сначала примеры с щеглом, а потом – собака. Не такая, как мы видели, а какой-то спаниель, но зато – на страничке, где бежит собака была закладка. Простой кусочек картона, на котором написано «Показать маме».

– Это я написала.

– А что вы хотели показать?

– Я хотела спаниеля. Такого, как на картинке.

– Но я всё-таки уверен, что это не совпадение. Закладка в книге и вон – бежит собака.

Собака действительно бежала, Паша указал на неё ладонью. Весёлый пёс невозмутимо перебегал дорогу, неся что-то в ухмыляющейся пасти.

– За ним! – крикнули дети хором и, по привычке поглядев по сторонам, бросились через пустую улицу. Однако удивительного пса догнать было невозможно, он всё время оказывался впереди, не обращая никакого внимания на преследователей. Валерка запыхалась, опустила взгляд на промокшие сандалии, а когда снова посмотрела вперёд на Пашу и мир – собаки не было. Они были во дворе: голубятня, горка – старый железный слон для детворы, трансформаторный барак. Пятиэтажка тревожно-оранжевая, отмытая дождём. Ничего.

– Здесь живёт моя сестра, – сказала Валерка.

Глава вторая. Лгунья река

Сестра Валерки раньше была маленькая, ей было пять. В солнечный день, раскосый, как пирог с рыбой, она пробегала по деревенской улице весь жаркий полдень. Устав и умаявшись пятилетка грохнулась в свежее сено в тени дровяника, ещё не убранное наверх. Она уснула, крепко и незаметно, а проснулась 32-летней женщиной, матерью детей. Такое часто случается, такое случилось и с ней, на что она не обижалась, хотя жить ей казалось тяжело и неудобно в большом женском теле, которому не терпелось рожать ещё. Валеркина сестра – взрослая и злая. Мужа своего она любила, как обед из трёх блюд: он смешной, грубый и бедный. За это полюбила и стала его женой.

В сестрином подъезде между вторым и третьим этажом красное пятно, как улика давней чьей-то неловкости, застывшая лужа краски, которую так и не отскребли. Валерка всегда вспоминала здесь призрака из Кентербери.

– Мне часто кажется, что в следующий раз пятно окажется зелёным. – Сказала она Паше. Но тот не понял цитату, хмыкнул и вопросительно кивнул наверх. Там ли живёт сестра?

Вместо ответа Валерка побежала по ступенькам, Паша – за ней. У двери, обитой по-старинке дерматином, они остановились, Валерка нажала на кнопку звонка. Неуверенно оглянулась на спутника и потянула ручку двери на себя. Дверь оказалась открытой. Прихожая пуста, на вешалке несколько бейсболок, на коврике – стоптанные кеды и белые сестрины туфли.

На кухне шумит вода, дребезжит посуда. Изогнувшись назад сестра выглядывает из-за стены, бормочет «щас» и снова исчезает – выключить воду, вытереть руки и появиться целиком.

– Откуда тебя принесло? Где пропадала? – строго, встревоженно, грубовато спрашивает сестра. И, без особого интереса, – Это кто с тобой?

– Это Паша. – Сказала Валерка и помимо своей воли захотела, чтобы сестры не было, чтобы не было вопросов-допросов «почему не позвонила», «что ела» и прочей взрослой белиберды.

– Ты зачем пропала, Валерь? В мастерской ночевала? Тебя искали, но я не сказала им, думаю, что они к тебе приставать будут. Рисовала? Покажешь чего рисовала? Идём чай пить, вы, Паша, тоже.