То есть иногда ему удавалось впарить кому-нибудь мозги. В основном за счет своего экзотичного растрепанного вида, чудного имени, загадочной, обаятельной улыбки, а еще – что самое действенное – никому не понятных изречений. В целом он мог создать у постороннего ощущение, что осведомлен о чем-то секретном, о чем постороннему невдомек. Ведь за расплывчатостью и плохо разбираемой двусмыслицей видится порой загадка, а порой – мудрость. Которых, в случае с Инфантом, как раз не было.
Его даже пару раз назначали на оплачиваемую работу. Но видите ли, магия Инфанта действовала только кратковременно и только на посторонних. Те же, кто знал его больше семи дней, вскоре начинали смутно догадываться, что если они не понимают Инфанта, это вовсе не означает, что идиоты – они. Что, возможно, как раз наоборот.
Впрочем, Москва – город большой, пока о тебе общее мнение сложится и слава разнесется, многих перепробовать можно. Вот и Инфант перепробовал разного и даже продерживался на некоторых постах по нескольку зарплат, пока его с удовольствием оттуда не просили все же отойти подальше.
В конце концов Инфант отказался от наемного труда и связанной с ним регулярной зарплаты и двинулся в мелкий бизнес. Во всяком случае, так, как он его понимал.
Со временем он, впрочем, наработал клиентуру, которой оказывал некие мелкие услуги, порой интеллектуального свойства, но чаще – не очень. Например, он мог с завязанными глазами за сорок восемь секунд разобрать автомобильный двигатель отечественного производства, не уступив по скорости курсанту МВД, разбирающему автомат Калашникова. И даже в отличие от курсанта как-то этот отечественный двигатель мимоходом преобразовать, что его, возможно, кое-как и улучшало. Правда, назад двигатель уже приходилось собирать кому-то другому. Потому что собирать назад Инфант, как правило, не любил.
Или он, например, умел напасть и застать врасплох какой-нибудь чужой интернетовский сайт, если его об этом сильно и недешево просили. И испоганить этот сайт никому не понятными изречениями. И именно оттого, что изречения никто понять не мог, вычислить и изловить хитрого хакера Инфанта было практически невозможно.
Или же он мог смастерить устройство по постоянному прослушиванию телефонных разговоров чьей-нибудь жены, а то и мужа. И установить его заодно с другим устройством, тоже лично разработанным, которое незаметно подсматривало за женой того же самого мужа в изолированной ванной комнате. Но мужу при этом никаких изображений не передавало. Потому что все изображения уходили совсем в другом направлении.
Или же мог разработать конструкцию бани в туалете городской малогабаритной квартиры. И даже пытаться ее построить, если ему кто-то позволял.
Или же изобрести женские колготки с тремя ногами. Так, что если одна прорвется, то используется запасная.
Или же…
В общем, если уж совсем объективно, то Инфант в каком-то смысле был легендарным сказочным Левшой, таким отъявленным народным умельцем. За тем лишь исключением, что был он правшой и вообще-то далеко не народным. И даже не совсем умельцем. И про Левшу ничего не знал и никогда не слышал.
Но даже эти скудные свои способности Инфант не ценил и придавал им крайне мало значения. Потому что более всего он любил «чудить», причем совершенно бескорыстно. И вот здесь, в этом щедро отмеренном ему таланте, он покорял такие Эвересты, достигал таких высот мастерства, на которые никто больше не мог забраться, чтобы стянуть его оттуда.
Вот и получалось, что в экономической сфере жизни Инфант все еще искал себя. Пытливо искал. Не всегда удачно, иногда жизнь совместно с экономической сферой глумились над ним остроумно, но на продукты питания ему все-таки хватало. Даже вот на субботнее кафе с омлетом и кофе.
Так мы и продолжали сидеть в кафе, попивая остывающий вслед за омлетом кофе, осматривая публику заинтересованными взглядами. А потом Илюха проницательно ко мне обратился:
– Слушай, Розик, ты где вчера отсутствовал? Я тебе звонил, но ты не откликался.
– А?.. – переспросил я.
– Так где ты был? Пора тебе мобильник завести, а то ты недоступным слишком часто делаешься.
– Не, не люблю я их, принципиально не люблю.
– Так где ты был? – настаивал Илюха.
– Да так, – не менее настойчиво отнекивался я.
Но чем больше отнекивался, тем больше Илюха стремился узнать, и в какой-то момент я перестал сопротивляться.
– В общем, неудачный у меня день выдался вчера, – признался я наконец. – Нелепый такой день, полный ненужных жертв и разрушений.
Оба, те что сидели напротив, придвинулись поближе, не скрывая ожидания. И я их ожидания оправдал.
– Ну, в общем, – начал я, – позвонила мне утром Кларчик… ну да, та самая Клара.
– Музыкантша, что ли? – начал чудить Инфант, считая, что он просто не имеет права пропустить мимо такое удачное имя.
Я-то сразу понял, к чему он ведет, а вот Илюха не сразу. Потому что так досконально трактовать да истолковывать Инфанта, как умел это делать я, он все-таки не мог. Хотя он его истолковывал намного лучше других, которые вообще ни хрена не понимали.
– При чем тут музыкантша? Я же знаю Кларчика, она девушка со слухом, конечно, и с голосом. Но к профессиональной музыке она ведь никакого отношения не имеет, – недоумевал Илюха наивно.
– А зачем ей тогда тромбон потребовался? – продолжал привычно чудить Инфант, заводя БелоБородова в свои темные мозговые дебри, полные завихренных ассоциаций.
– Какой тромбон? – не понял Илюха.
– С которым она спала в обнимку, нажимая на клавиши большими пальцами ног, – закрутил еще один виток Инфант.
И тут мне пришлось вмешаться.
– Это она, – остановил я Инфанта его же оружием, – чтобы отомстить водолазу Карлу за спиливание и порчу коралловых рифов в Красном море.
– А… – тут же поскучнел Инфант и двинул на попятную: – Тогда понятно.
Услышав про Карла и про коралловые рифы, Илюха сразу, конечно, врубился и посмотрел на Инфанта с усталой тоской. Но тот лишь посмеивался себе в удовольствие – спутать Илюху ему удавалось не каждый день. И даже не каждый месяц.
– Чудишь, Инфантик? – поинтересовался Илюха.
– Ага, – удовлетворенно согласился тот.
– Ну ладно, – простил его Илюха, возвращаясь вопросом ко мне: – Так чего Кларчик?
– Да она за помощью обратилась. Там у нее мамашка имеется, немолодая уже далеко женщина. После семи неудачных браков совсем одна осталась. В квартире одинокой живет, в тесной такой, заставленной слишком плотно мебелью старой и шаткой. В основном антикварной, раритетной. В общем, тяжело ей одной, особенно после того, как всю жизнь сильно нарасхват была.
– Да, старость – не радость, особенно когда женщина по ночам в пустой… – осторожно подступился было Инфант к очередному своему чудачеству, но Илюха зажал ему рот властным взглядом.
– В общем, у нее беда приключилась: у столика ее одного, инкрустированного, ножка надломилась. Не отлетела еще полностью, но зашаталась. Вот и попросила меня Кларчик о помощи – ножку эту на место присобачить.
– Тебя? – засмеялся вслух Инфант, не скрывая злой иронии.
– Действительно, – вторил ему Илюха, – почему тебя, ты же не реставратор? Да и не плотник даже. И не столяр. Да и вообще, ты же не умеешь.
– Ну да. – Я не стал спорить. – Но есть такая прослойка людей, женская прослойка, которая считает, что если ты от них сильно отличаешься по половым признакам, то ты и реставратор, и плотник, и столяр даже. И если Кларину мамашу жизнь после семи замужеств не разубедила, то кто я такой, чтобы ее на старости жизни разочаровывать? Мне, конечно, ничего этого всего не хотелось – ни ехать к ней, ни ножкой заниматься, ни отверткой крутить, но отказать я тоже не мог. Кларчик ведь не случайная для меня девушка, да и старушка одинокая – на кого ей еще положиться, как не на старых приятелей ее дочери? Вот и согласился, и поехал.
– Зря, – вставил Инфант.
– Конечно, зря, сразу было понятно, что зря, но все же поехал. Столик действительно оказался инкрустированный и изящный, он мне даже понравился поначалу, эстетически в основном. Ну, пока я не стал осматривать поврежденную ножку. Оказалось, что там все непросто. Какие-то специальные деревянные шурупчики, тоже антикварные, видать, которые ножку со столешницей связывали… так вот они повредились, и оттого ножка расшаталась и вообще нестойко себя вела.
– Да, дела… – посочувствовал мне Илюха. А вот Инфант не посочувствовал, он просто наслаждался моей реставраторской беспомощностью.
– Дело было ясное, – продолжал я, – надо было менять шурупчики на аналогичные, но где аналогичные, деревянные взять? Я же говорю, что я не столяр и не плотник даже, так что деревянных мне не изготовить, и пришлось перейти на современные металлические. Которых тоже у меня не было. Тем более для антикварного, инкрустированного столика. Стал я у хозяйки тогда домогаться, мол, без винтов мне с ножкой не разобраться, и давайте посмотрите, может быть, у вас в доме хоть какие-нибудь да водятся. В результате она мне коробочку приволокла, полную металлических запчастей, среди них я винтики и отобрал. Лучшие из тех, что там были. Хотя там много неплохих винтиков было.
Я отпил кофе, подумал о куске омлета, но в рот его засовывать не стал. Хотя он и еда, конечно.
– Короче, подстелил я на пол газетку аккуратненько, перевернул столик ножками вверх, а крышкой вниз, прям на газетку, чтоб инкрустацию дорогую не поцарапать и не повредить. Потому что я аккуратный, предусмотрительный и добросовестный, особенно когда дело о реставрации заходит. И стал винтами их скручивать, ножку со столешницей, тоже, надо сказать, добросовестно и тщательно. И так у меня закипела работа спорно и ладно, что вскоре ножка намертво приросла к столешнице, да так, что ей с ее изначальными деревянными шурупчиками и не снилось.
Я обвел взглядом аудиторию. По ней сразу было видно, что Илюха полностью сопереживал мой успех, а вот Инфант если и сопереживал, то только мою неудачу.