Рыданья перекатывались, как горный обвал. Но не очень-то верилось этим рыданьям. Чересчур они были громкими, как – со сцены. И слезы неба весьма смахивали на крокодиловы. В пользу последнего говорило то, что кое-где вместо слез падали ледяные шарики.
Так, много ледяных шариков выпало в местечке Бисер. Один из них, величиной и формой напоминающий куриное яйцо, влетел к дедушке Семену, проживающему в частном домике. Он выбил на кухне два стекла и подкатился, крутясь, к ногам самого дедушки.
Обрадовался дедушка Семен. Он очень любил кушать яичницу. А у него как раз вышли все талоны на яйца. И кур своих он не держал. Взял любовно дедушка яйцо в руки, а оно возьми да растай. От такого огорчения заплакал бедняга. Опять, значит, ложиться спать, не поев яичницы.
А в ту пору мимо дома проезжал на своей квадриге пророк Илья. Внял он жалобам дедушки Семена и прогремел, тряся курчавой бородой:
– Не хнычь, старик! Уже скоро я пошлю тебе яйцо, которое не растает.
И действительно, в тот же вечер, как стемнело, он с помощью мальчишек-хулиганов забросил другое яйцо. В виде речной гальки. Правда, уже не на кухню, а в комнату. Но с тем же веселым стеклянным звоном.
13. Колумб клумбы
Отнесло дымовую завесу грозы в сторону. И снова солнце наставило на землю свое огнедышащее жерло.
В ту пору с одним из кружковцев по фамилии Коханка случилась падучая болезнь. И продолжалась она с 2 часов ночи до 10 утра, пока выстрел солнца прямым попаданием не угодил Коханке в лоб. Встал Коханка и увидел, что он находится в цветочной клумбе, что на площади в центре города. На нем – лишь плавки. “Дипломат”, туфли, а также аккуратно сложенные брюки и рубашка лежат рядом.
Мимо клумбы ходят люди и милиционеры. Но на Коханку они – ноль внимания, словно он цветок какой-нибудь. Вот что значит раздеться, а не валяться в одежде! – удовлетворенно отметил про себя хронический любовник земли. Ну, загорает человек! Или спит. В общем – в норме. А упади я одетым, очухался бы среди иных цветов. Как это? Les fleures du mal[1 - Цветы зла (франц.)].
И зашагал Коханка прочь, весело припадая на одну ногу.
Но и с небом в этот день случились припадки. И много пены вышло из его голубого рта.
14. Не за что
К Яблонскому приходила муза. Она выпила его шампанское, но в руки не далась. Убежала муза. И снова Яблонский ходил кругами по камере своей квартиры.
Он лязгал зубами и сосал авторучку, пока к нему не зашел брат его по брюкам Папиру.
Они открыли баночку-другую, устроив заседание кружка в неполном составе. Яблонский раскраснелся и неожиданно предложил пойти к настоящим, материализованным девочкам, которые в отличие от астральных недотрог куда более сговорчивы.
– И ведь не ухватишь ее, потому что не за что! – волновался Яблонский, имея в виду музу. – Что ж, если дух на диете, устроим плоти грандиозный пир…
– Так, чтобы дрогнул просвещенный мир! – подхватил товарища Папиру. – Да, небо отвергает нас. И приблизиться к нему не помогают никакие средства. – И Папиру взглядом указал на баночку.
Вы слышите, боги? Мы идем изменять вам!
Но молчали боги. На то они и боги, чтобы не делать различия между материальным и духовным.
15. Пещерный оскал
Уже и в каменном веке существовал сварщик Пукин. Правда, он тогда не был сварщиком. Да и Пукиным тоже. Скорее всего, он носил какую-нибудь кличку. Или обращались к нему: эй, мужик! А может быть, еще проще: эй! Эй – и все тут.
Но хотя был тогда Пукин Эем, он уже и тогда гладил взглядом молодых девочек. И даже чужих жен.
Уже и тогда он не любил работать. Бывало мужчины племени гоняют в поте лица по окрестности мастодонтов, а Эй возьмет уголек и выводит этих мастодонтов на стене пещеры. Или затащит в укромное место молодую девочку и использует ее там в своих корыстных целях.
За леность и распущенность часто дубасили Эя соплеменники. И вообще бы убили, если бы не оценили его искусство рисовать. Уж очень похожие получались мастодонты.
Однажды, когда мужчины охотились и в горячке погони очутились далеко от пристанища, в пещеру, где находились только женщины с детьми да наш мастер наскальной живописи, забрел пещерный медведь. Страх моментально размел всех, как пыль, по расщелинам. Но зверь оказался добрым малым. Он удовлетворился жареным хоботом мастодонта, оставшимся после вчерашней трапезы. Он нашел свой обед в центре пещеры и тут же принялся за него.
Так случилось, что Эй попал в одну расщелину с женой соплеменника, которого звали Ух. От близости молодого и лакомого куска закружилась голова у Эя. И он под урчанье и чавканье медведя использовал Яю (так звали женщину) в своих корыстных целях.
Но корысть не прошла ему даром. Яя все рассказала Уху. Впрочем, слово “рассказала” здесь неуместно. Каменный век не отличался многословием. Мыча и показывая пальцем то на Эя, то на свою промежность, Яя дала понять мужу суть дела. Тогда Ух подошел к любителю мастодонтов и, рявкнув “Ух!”, угостил его дубиной по голове, чтобы та уже больше никогда не кружилась.
Пещера скалилась нарисованными мастодонтами.
Однако, как мы знаем, Эй выжил. Очень хотелось ему дотянуть до нашего века и освоить профессию сварщика. Но удар не прошел ему даром. С этих пор сделался придурком Эй.
16. Из щепок книгу не сошьешь
Падучая болезнь неба отразилась на его внешности. Изменилось небо в лице. Теперь преимущественный цвет его был землисто-серый. Не хотело небо умирать и часто плакало небо.
Тарелка солнца уже не стояла над головой, а лишь изредка мелькала на горизонте и, выстрелив пару раз, скрывалась за холмами, что твой крымский татарин.
Захватив зонты, кружковцы вышли прогуляться. Зонты были ярких расцветок и горели без всякого солнца. Известно ли вам, что если у воров горят шапки, то у литераторов горят их зонты.
Заглядывали в книжные магазины, где толпились книголюбы с дрожащими руками. Кружковцы тоже любили книги и у них тоже при виде интересных изданий дрожали руки. Впрочем, в последнее время руки чаще опускались, так как, несмотря на забитые полки, хороших книг было мало. В газетах писали, что не хватает бумаги на хорошие книги. А бумаги нет, потому что перебои с сырьем.
Но судя по росту преступности, размышлял Папиру, число желающих освоить профессию лесоруба неуклонно увеличивается. Так в чем же дело? Либо власти не в силах удовлетворить массовый энтузиазм жить и работать в лесах, либо лесорубы забастовали под лозунгом “Каждому лесорубу – жену и отдельный домик с огородом!” Дело в том, что, боясь, как бы людей не задрали хищные звери, власти, кажется, перемудрили с их охраной. Конечно, удобнее охранять, когда людей немного, и все они собраны в одном бараке. Но, с другой стороны, человеку по его природе хочется жить в СВОЕМ доме и спать с женщиной, а не с соседом по нарам.
И потом, так ли опасны хищные звери? Ведь обросших и одичавших в результате политики концентрации лесорубов они принимают за своих. И часто, когда лесорубы отдыхают на делянках у костров, хищники, приблизясь и берясь за топоры, просят дать им “немного порубить”. Но люди не дают им топоры, подозревая, что они начнут рубить не то, что нужно. Порежетесь еще, ласково ворчат они и угощают зверье табачком.
По поводу всего этого у Папиру в голове сложились такие строки:
Нет ни Томы и ни дома,
там уже не говоря –
нет ни Пушкинского тома,
нет ни Даля словаря.
Вот ирония судьбы:
дровосек, а без избы!
И еще:
Не жди меня, мама, хорошего сына.
Твой сын не такой, как был вчера.
Его окружает сплошная древесина,
И руки его – два топора.
И еще: