Вездесущий
– Валер, можно тебя на минутку.
Валерий повернул голову в сторону окликнувшего. У хирурга было непривычно доброе, просительное выражение лица.
Валера тяжело поднял своё массивное тело, грузно подошёл к хирургу.
– Я слушаю, Евгений Александрович. Чем-нибудь помочь?
– Да, Валер, просьба большая есть. Не впускай никого в операционную, пока я не скажу. Выполнишь? – Посмотрев в недоумённые глаза Валерки, добавил: – Я пока один помракую, прежде чем кого-то приглашать. Ты меня понял? Ни единой души!
Валерка пожал медвежьими плечами.
– Как скажете, Евгений Александрович. Даже мышка не проскочит. А как вы себя чувствуете, как бы ни случилось чего?
– Здоров я, Валера, здоров. Не беспокойся за меня, – и хирург скрылся за дверью, плотно прикрыв её за собой.
– Ну что ж, если мне всё это не померещилось, продолжим этот странный диалог. Так чего вы предлагаете мне, молодой человек? Вы очень сильно поразили моё воображение. Я ни разу не сталкивался с таким феноменом, и разум мой раздваивается. Я понимаю, что это не сон, но и явью это не назовёшь. Это чистая фантасмагория!
«Я думаю, что мы в первую очередь займёмся вашим здоровьем. Я прекрасно вижу колбочку в вашем шкафу, а рядом стоит стакан, наполненный наполовину чистым медицинским спиртом. Я чувствую его запах, несмотря на то, что стакан накрыт эбонитовой пластинкой, а сверху фланелевой тряпочкой. Не удивляйтесь, я вижу всё это вашими глазами. Концентрация очень сильная, потому что вы жаждете этого крепкого напитка. И вот сейчас мне даже не надо будет спрашивать у вас о ваших ощущениях, я буду о них знать. Единственный вопрос: вы хотите избавиться от этой тяги или оставить ваше дурное увлечение?»
– Нет, нет, я ненавижу себя за это. Я очень сильно хочу избавиться от этого кошмара. Но вы ведь представляете – знаменитый человек и пошёл кодироваться… Да, когда об этом узнают в клинике… – Он махнул рукой. – А вы знаете, вы мне всё больше нравитесь. Я же не садист, но приборы говорят сами за вас – отвечают за ваше состояние. А они говорят, что ваша нервная система полностью отключена – вы ничего не должны чувствовать. После такого случая я не смогу делать операции тем клиентам, что пребывают в коме. – Он говорил, а сам потихоньку забинтовывал ногу Андрею. Глаза его погрустнели. Внутренне он не доверял себе. Он чувствовал, что произошёл сбой, и он никак не мог поймать равновесие – увязать реальность с чудовищной мистикой.
Андрей прекрасно понимал его душевное состояние и, желая смягчить создавшуюся ситуацию, приступил к сканированию всего организма стареющего тела. Он ещё сам не понимал, как происходит перестроение клеток. Почему здоровые клетки так быстро заменяют старые, изношенные, поражённые болезнью? Это было и для него большой загадкой. Каким образом всплывают различные графики: от простых и понятных до умопомрачения сложных, в которых надо было разбираться и разбираться. Вот и в данной ситуации появилась формула, совершенно для него непонятная, а внутренний голос объясняет, что это нежелательное химическое соединение, от которого нужно освободить организм. Откуда всё это берётся? Кто-то или что-то пытается в доступной форме научить, показать и вложить информацию в его мозг. Он был не так силён в химии. Поверхностно знал физику и, если уж честно, стал понимать, что и в анатомии он далеко не дока. Всё, о чём бы он ни подумал, стало быстро наполнять его разум новой информацией.
Аура Евгения Александровича сильно отличалась от ауры молодого организма девушки. Но трудностей особых Андрей не испытал. Аура выровнялась и стала белой с лёгким сиреневым оттенком. Он видел, как старик преображался: осанка выровнялась, стала гордой. Кожа лица поменяла оттенок, опухоль спала, нос стал тоньше и побелел. Очертания рта стали более чёткими, губы обрели естественный оттенок. Старик впервые заулыбался. Да и стариком-то его уже трудно было назвать.
«Ну что скажете, Евгений Александрович? Как вы себя чувствуете?»
Хирург сощурил глаза, словно вглядываясь вдаль, сказал без особой радости:
– Чувствую себя прекрасно, но кажется, что ты меня лишил зрения. Я и так видел плохо, а теперь и вовсе ничего не вижу.
Андрей засмеялся:
«Да вы очки-то снимите. Смелей, смелей!»
Хирург, словно страшась чего-то худшего, осторожно снял очки и тут же выронил их, закричав неожиданно громко:
– Боже мой, не может быть! – Подскочил к Андрею и стал тискать его в объятиях. – Я вижу, вижу всё без очков! – Это чудо, чудо! – Удивительное чудо!
На громкий крик в операционную влетел Валерка. Спросил испуганно:
– Что случилось, Евгений Александрович?
Тот перестал мять Андрею кости, повернул радостное лицо к вбежавшему Валерке, а тот буквально рухнул на стоящую рядом кушетку, не ожидая зрелища, так сильно поразившего его воображение.
Не обращая на ворвавшегося Валерку никакого внимания, Евгений Александрович кинулся к тумбочке, на которой лежала стопка журналов, схватил первый попавшийся под руку и, жадно листая страницы, истерически хохотал. Он не переставал бормотать:
– Ну парень, вот фантастика-то, прости меня, господи, за моё отчуждение, спасибо тебе, что ты есть на самом деле!
Следом за Валеркой в операционную вошли все, кто должен был присутствовать при операции; они смотрели ошалело на происходящее и ничего не понимали. Хирург, обернувшись в сторону вошедших коллег, посмотрел на них зло из-за плеча, глаза его сощурились, и он не проговорил, а прорычал:
– Кто разрешил войти?! Вон отсюда, чтоб духу вашего я здесь не видел. – Он сделал угрожающее движение, словно хотел броситься на них драться.
Его коллеги не на шутку перепугались и быстро выскочили в коридор, захлопнув за собой дверь.
Одним прыжком сильного молодого тела он оказался около Андрея.
– Послушайте, молодой человек, объясните мне, как всё это понимать? Неужели, выйдя из кабинета и потеряв с вами контакт, я не лишусь этого божественного дара? Неужели я буду видеть так, как тридцать лет назад, не ведая, что такое очки? Мне страшно выходить из операционной. Скажите мне. Это гипноз?
«Нет, Евгений Александрович, это не гипноз и не фантастика – это реальные вещи, подвластные человеческому разуму. Человеку трудно понять другое состояние – измерение, которое он не испытал. Только в мечтах дано простому человеку побывать в фантастическом мире другой реальности. Я сам не знаю, что произошло с моим мозгом. Он впитывает столько информации с такой огромной скоростью, что мне самому становится страшно».
Евгений Александрович хотел что-то вставить в образовавшуюся паузу, но не успел.
«Я прошу вас, давайте вернёмся к нашему основному вопросу. Итак, вы не делаете на моём лице операцию, а только сообщаете всем, что удачно прооперировали пациента, и ровно через неделю можно будет посмотреть на результаты вашего труда. И никому ни слова о моих способностях. Теперь посмотрите на своё лицо – оно существенно отличается от недавнего оригинала, что и послужило сильному потрясению ваших коллег. Я предлагаю неплохую легенду, которая обогатит вас безмерно». Андрей замолчал, наблюдая, как хирург разглядывает своё отражение. По всей видимости, он был очень доволен. Но волнение и страх всё больше и больше отражались на его лице. Он озабоченно произнёс:
– Они же меня не узнают, не поверят, что это я. Как же быть в этой ситуации, что делать? А моя жена, мои дети?.. – Он вопросительно посмотрел на Андрея.
– Вот я вам и предлагаю очень достоверную историю…
Хирург жадно схватил Андрея за плечи:
– Говори, милый, говори, я тебя очень внимательно слушаю.
«Я думаю, что самое вероятное будет объявить, что вы изобрели мазь, помогающую омолодить кожу лица. Долго бились над рецептом, испытывая все образцы на себе. Последние компоненты наконец-то принесли удачу, и все могут теперь убедиться в эффективности незаурядного изобретения. Сразу скажите, что раскрывать технологию вы не собираетесь. А вот помочь страждущим – всегда пожалуйста, но не безвозмездно. Я вас уверяю, скоро вы будете самым богатым человеком. Если, конечно, не забудете о нашем договоре. Как только вы раскроете нашу тайну – всё вернётся так, как было до нашей встречи. А теперь надрежьте кожу на моем лице, набросайте окровавленных бинтов и ваток в ванночку и аккуратно забинтуйте голову».
Хирург дрожащими руками взял скальпель, склонился над Андреем. Прошептал тихо:
– А как же боль? Ведь вы говорите, что вам так же больно, как и всем?
«У нас мало времени говорить об этом. Давайте действуйте быстрее. Я устал и хочу спать. Да, кстати: в приёмную вошла моя мама. Вам нужно закончить всё до того, как она поинтересуется прошедшей операцией. Выйдете к ней. Объясните, что всё прекрасно. Беспокоиться ей ни о чём не стоит. И попросите, чтоб она напрасно не ходила в клинику. Убедите её в этом. Скажите, что сами ей позвоните, если что не так. Она вас послушает. Фотографии положите на тумбочку возле моей кровати и скажите медперсоналу, чтоб их не трогали. Вы всё поняли, о чём я вас просил?»
– Да, да! Я понял и выполню всё в лучшем виде. – Он ещё постоял в раздумье и стал делать профессиональные надрезы на лице Андрея. Кровь струйками потекла на клеёнку, и Евгений Александрович, лихорадочно промокая ватными тампонами, бросал набухшую кровью вату в ванночку.
Кровь внезапно остановилась, и хирург аккуратно стал бинтовать Андрею голову. В дверь неожиданно постучали. Он молча подошёл и толкнул её наружу, распахивая настежь.
Перед коллегами стоял Евгений Александрович, его помолодевшие глаза светились счастьем. Сквозь маску прозвучал его привычный басовитый голос. Грубости и злости как не бывало:
– Ну, дорогие мои коллеги, что вас беспокоит в этот неурочный час?
Татьяна кивнула в конец коридора:
– Мать Андрея пришла – передачу принесла и спрашивает, как здоровье у сына, как проходит операция? Плачет. Просит пустить к сыну, как только операцию сделают.
– Я поговорю с ней. Скажите, что я минут через десять, выйду, – и он вновь скрылся за дверью операционной. В коридоре воцарилось молчание… Ждали, когда Евгений Александрович освободится.
Все были в недоумении, почему в этот раз он был такой странный, почему не пригласил ассистентов на операцию? Что он там делал? Одному богу известно… Но никто не рискнул пойти ему наперекор. Его побаивались, и авторитет специалиста довлел надо всеми, не давая возможности советовать или противиться его решению.
– Больного в палату! Особый уход. Назначить массаж и принудительную гимнастику. Я поставлю этого парня на ноги! – Евгений Александрович стремительно прошёл в конец коридора. Долго разговаривал с матерью Андрея, уговаривая напрасно не тратить время и деньги на бесполезные посещения и передачи.
Она плакала, не желая его слушать, приговаривая:
– Андрюшенька, мальчик мой! – Затем поднимала глаза на Евгения Александровича, умоляя дать ей увидеть сына, погладить его руки, его волосы. Дать ей выговориться и поплакать.
Старый хирург не выдержал – жалость сжимала его сердце, и он сдался.
– Хорошо, я даю вам ровно десять минут. При условии, что вы не будете плакать. Андрея нельзя расстраивать. Я буду рядом и выпровожу вас немедленно, если вы не сдержите своего обещания. Вы меня понимаете? Вытирайте слезы и следуйте за мной.
На свидание матери с сыном, разлучённых нелепым, страшным случаем, смотреть без слез было невозможно, и Евгений Александрович тихо вышел в коридор, оставив Анну Николаевну наедине с сыном.
Она, уронив голову на грудь сына, гладила его податливые, шелковистые волосы и молчала. Она боялась расплакаться, повторяя про себя ласковые слова. Душа Андрея плакала, но он крепился, боясь выдать себя и свои неимоверные возможности. Он боялся, что психика матери не выдержит, и вряд ли он сможет вмешаться в процесс, ещё ему неведомый. Он ругал хирурга за его слабость, а себя за беспомощность.
Избыточная забота
Каким бы ни был ты великим,
Всей сути мозгом не объять,
С растерянным в раздумье ликом
Своё бессилие признать.
Все были удивлены чрезмерной опекой Евгением Александровичем над неподвижным и, казалось, неинтересным клиентом. Ажиотаж вокруг его изобретения постепенно стих. Желающих он принимал редко и с неохотой. Цена за омоложение была неимоверно высокой, но очередь росла быстро, как и недовольство в ней, а параллельно и среди начальства. Он был упрям, игнорировал приказы и просьбы. Пропадал часами в палате у больного. Что он там делал – никто не знал.
Ровно через неделю он показал результаты «своей» работы. Все были поражены тонким искусством, можно сказать, великого хирурга, но радости на его усталом лице никто не увидел.
Статьи о феномене, произошедшем в клинике, заполнили страницы всех газет. Фотографии Евгения Александровича и его пациента мелькали везде. Репортажи были так часты, что раздражали не только Евгения Александровича. Чрезмерная слава стала ему в тягость. Он был бы не прочь уйти в отпуск, но беспокойство, что потеряет связь с Андреем, останавливало его, и эта безысходность замкнутого круга давила на психику, угрожая разрушить её окончательно.
Он привык к Андрею. Поначалу неподвижное тело раздражало – пугало своей окаменелостью. Когда Андрей начинал разговаривать с ним, Евгений Александрович всегда смотрел на его губы – ждал, что вот-вот они разомкнутся, и когда понимал, что этого не произойдёт, морщился, как от зубной боли. Ему всё больше и больше нравилось беседовать с Андреем. Многого он не понимал, и чужая, неведомая доселе философия захватывала его полностью. Он мог часами сидеть рядом, как заворожённый, пытаясь понять смысл сказанного, запомнить его. Ему казалось, что способности разума Андрея лежат где-то на поверхности, но ухватиться за тонкую ниточку другой, неосознанной реальности что-то мешало. Он подозревал, что Андрей скрывает от него то, что помогло бы ему проникнуть в самую глубину сути – познать истину сверхчеловеческих возможностей. Всё, что демонстрировал Андрей, не поддавалось никакой логике: он спокойно мог убрать любой предмет и вновь вернуть его обратно. Он мог вылечить любую болезнь. Евгений Александрович убеждался в этом не один раз.
Исцеление
Всю мощь свою он устремил
На сгусток тьмы неумолимой,
Распада ход переломил,
Дав жизни силы исцелимой.
Зная, что доброе сердце Андрея не оставит в беде страдающего человека, он просто привёл в палату свою племянницу. Врачи давно вынесли ей приговор, что она не жилец, что ни одна операция не сможет остановить быстро развивающийся рак костной ткани. Болезнь редкая и пока неизлечимая.
Евгений Александрович пошёл на хитрость: он не сказал ни слова Даше и тем более Андрею. Это был его первый эксперимент. Эксперимент природы человеческих отношений. Он был уверен, что установка высшего разума направлена на восстановление всего живого, что есть на земле и во всей вселенной. Всё чёрное, негативное, приносящее смерть, всё это не что иное, как наше зло, наши мысли, направленные на уничтожение, материализующиеся в пространстве, создающие хаос, который наш разум неспособен распутать, и погибшие, отравленные клетки начинают прогрессировать стремительно и неотвратимо. Это соизмеримая ассоциация с больной системой государства, где в роли вируса внедряются моральные уроды, впившиеся в массу доноров, обескровливая общество и страну. Как это всё между собой похоже…
Мотивируя тем, что девушке необходимо подождать дядю, и вместе пойти домой, он дал ей журнал, оставив в палате, где он мысленно беседовал с Андреем на отвлечённые темы.
Девушка, иногда отрываясь от красочных страниц журнала, смотрела на неподвижное лицо Андрея с большим сочувствием. Она знала о больном, находящемся в коме, не только от дяди, но и из многочисленных источников часто мелькающей информации. Она знала и о своей болезни с неотвратимым страшным концом – концом её жизни. Она горько улыбнулась, сопоставив их жестокое состояние. Ей так захотелось, чтоб это мраморное, красивое лицо ожило, повернулось к ней, улыбнулось. Она представила это так чётко и выразительно, что ей показалось это явью. Она покачала головой, отгоняя неприятные мысли. Но больничная обстановка только усиливала угнетающее состояние, и она, отложив журнал, сказала тихим бархатным голосом, с нотками грусти и утомлённости:
– Дядя, я пойду на воздух. Простите меня, но здесь так душно. Я буду ждать вас в аллее, возле памятника Бехтереву.
– Что ты, что ты, девочка! Потерпи, я сейчас, – и он засуетился, показавшись в этот момент таким жалким, испуганным и растерянным, что Андрею стало не по себе.
Он с первого момента появления этой совсем ещё юной девушки с грустными глазами понял, для чего хирург привёл её с собой. Она была особенной: её мысли были чисты, и сама она излучала что-то особенное, чистое, приносящее в душу спокойствие и умиротворение. Её глаза, полные печали и безысходной тоски, не убивали, а наоборот, давали необъяснимую надежду. Это было так странно, что Андрей, ещё не понимая, почему ему так хорошо, стал сомневаться, а так ли он могуч? Нет ли таких вещей, в каких ему не дано разобраться?
Он видел её болезнь, и напряжение его разума было огромным. Задыхалась не только эта хрупкая девушка – задыхался и сам хирург. Схватившись за грудь, он подбежал к окну, откинув шторы, хотел распахнуть его. Но посторонняя сила опередила его желание и, вырвав шпингалеты, распахнула створки настежь. Лучи вечернего солнца, наполнив оранжевым светом палату, заиграли мягкими бликами на предметах, принося другую атмосферу. Атмосферу неведомой силы.
Андрей отдавал всего себя. И если бы он не видел своих результатов, то потерял бы надежду.
Состояние девушки было таким безнадёжным, что требовало посторонней энергии. Искусственное освещение стало меркнуть. Накал в лампочках стал почти незаметен. Ворвавшийся воздух тугими потоками заметался по палате, разметав журналы и все бумаги по всему пространству комнаты. Девушка стояла в растерянности и смотрела испуганными глазами на Андрея, от которого шло необъяснимое свечение. Лампочки, резко вспыхнув ярким светом, одновременно хлопнув, взорвались, осыпав пространство мельчайшими осколками.
Хирург обернулся, из его груди вырвался вздох облегчения. Он счастливыми глазами смотрел на любимую племянницу, понимая, что парень отдал ей все свои силы. Он смотрел в её глаза и видел, что в них появилась давно угасшая искорка надежды. Он тут же бросился к ней. Отряхивая с волос осколки и не обращая внимания на кровь, выступившую на ладонях, обнял её и разрыдался, сотрясаясь всем своим телом. Затем, упав на колени, протянул руки к открытому окну, прошептал страстно:
– Господи, ну почему ты милостив к одним и так жесток к другим? Прошу тебя, господи, подними парня на ноги. Вдохни в его тело полнокровную жизнь! Ты это можешь – господи! – Он на коленях подполз к Андрею. Уронив на его грудь голову, затих, слушая ровное биение сердца.
Племянница подошла. Несмело тронув всхлипывающего дядю за плечо, тихо произнесла:
– Пойдёмте домой, не плачьте.
Он поднял на неё глаза, полные слёз, кивнул, молча, судорожно сглотнув слюну, стал тяжело подниматься. Он неимоверно устал, словно он, а не Андрей, отдавал все свои силы, но лицо его, светилось радостью.
Они ушли, а перед Андреем, всё ещё стояло его заплаканное лицо и большие испуганные глаза девушки. Он был счастлив, что подарил жизнь ещё одному человеку.
Посещение психолога
Кто даст на чудеса ответ?
Кто в мир чужой проникнет?
Я не хочу, чтоб таял бред,
Несущий предсказаний свет.
Надежду он во мне разбудит.
В дверь к Александру Анатольевичу постучали, и дрогнувший женский голос несмело спросил, можно ли войти. Пожилой психолог, скрипнув креслом, повернулся к приоткрывшейся двери и мягким, успокаивающим голосом произнёс:
– Да, да, проходите.
В кабинет вошла моложавая женщина, возраст её ускользал, не давая опытному аналитику определить годы даже приблизительно. Черты лица были правильными, если не сказать красивыми, кожа приятного оттенка с лёгким загаром была гладкой, словно время не тронуло её своими издержками. Тёмно-русые волосы, аккуратно уложенные на затылке ровным валиком, отливали шелковистыми мягкими бликами. Но больше всего Александра Анатольевича поразили её глаза: необыкновенно выразительные, беспокойные, с лёгкой тенью стеснения, словно искали поддержки. Они завораживали своей особой красотой, увлекая смотрящего в какую-то неведомую глубину, оставляя внешний мир за гранью ощущения.
Даже простенькая одежда, в которой пришла женщина, проявила себя намного позже – чаще происходило наоборот: сначала на клиенте крикливо выпячивалось одеяние, а уж затем его лицо.
Пристальное изучение вошедшей женщины длилось секунды, а психологу показалось, что его взгляд замер в той бесконечности, которую объяснить невозможно.
– Проходите, садитесь, что беспокоит вас? – Обратив внимание, что женщина разволновалась ещё больше, Александр Анатольевич успокоил: – Не волнуйтесь так, я думаю, что мы разберёмся в ваших чувствах и поможем решить наболевшие проблемы. Рассказывайте, что так сильно беспокоит вас? – Врач посмотрел на тоненькую книжечку, протянутую ему пациенткой. На обложке аккуратным почерком были выведены фамилия, имя и отчество вошедшей женщины. – Анна Николаевна, давайте знакомиться: Александр Анатольевич. – Он чуть привстал с кресла, как бы показывая своё сочувствие по ещё неизвестной ему чужой причине расстройства. – Я готов помочь вам, если, конечно, вы изложите суть ваших жалоб.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
