Бурситет. Приключения удалых пэтэушников, а также их наставников, кого бы учить да учить, но некому

Спустя пару минут он уже умащивал цевье малокалиберки с диоптрическим прицелом на перила. Сам пристрелял винтовочку для соревнований и как раз на пятьдесят метров. Глубоко раза три вздохнув и заперев дыхание, он припал щекой к прикладу. Свистнул тепловоз, пространство заполнил дальний шум поезда. Петушок понырял клювиком в перьях и начал приосаниваться перед очередным куплетом. Протяжный хлопок, и нарушитель тишины, распахнув крылышки, кувыркнулся, чуть поелозил, словно устраивался на продолжительную спячку и успокоился.

– Чего лыбитесь-то, Виктор Васильевич? – ухмыльнулся Смычок, выводя в журнале свои каракули. – Как шесть номеров в спортлоте угадали.

– Нет, только пять, – откликнулся Виктор. – Ты смотри мне, клоун, допрыгаешься когда-нибудь, думаешь, не знаю, зачем этот раз дверную ручку на опилки перетирал? Бомбочки с магния-марганца мастыришь, все ручки литые в училище пообрывали, варвары!

– Та вы шо? Хиба я…

– Цыц, садись, умник! Вот выжгешь шаренки, так, ходя ощупкой, здорово в своих шкодах не разгонишься.

– А я Иттеньку на оклад в поводыри возьму, или хирургическую операцию с ним сделаем по сращиванию, он будет ходить и смотреть, а я говорить и кушать, как сиамские близнецы станем…

– Т-таскать на себе этот рюкзак с д-дерьмом?!

– Да я у тебя за пазухой места-то совсем трохи займу, будто ты в бюстгалтере…

– Цыц, говорю, болтун! И как бы тебе с утра приспособиться язык загипсовывать или губенки шнуровать, надоел ведь всем, трепло несчастное! – Виктор, как можно суровее, хмурился, а сам потаенно любовался на мальчишку, умничка! в такой-то неласковой, жесткой среде, где в почете грубая сила, эта шустрая крошка не только стала неуязвимой для этой силы, но и заставила себя уважать, уже выделилась в лидера, пусть небольшого, но очень своеобразного. В бурситете не счесть обратных примеров, подавления личности, ее унижения и распнания, причем, сгибались-ломались, казалось бы, физически крепкие, неглупые особи, но вялые, рыхлые станиной духа.

То, что, порой, выдавал неунывный жизнелюб Смыков тиражировалось и множилось слушателями, заставляло к нему прислушиваться, столь уже явный, заметный авторитет не так-то просто стало без причины обидеть, это бы возмутило другие авторитеты. Ну, а причину таковую этот умничка дарить так просто кому-то не собирался.

На перемене к военруку подошел Мешалкин.

– Нам Корнев все показатели режет, Виктор Васильевич, чего с ним делать ума не приложу, раз в неделю заявляется и то урока четыре отсиживает и убегает на часовой автобус.