Охота пуще неволи

А теперь снова о Сергее, моем друге и удивительном человеке, о достоинствах которого можно долго говорить, перечисляя их. Но я этого делать не буду, остановлюсь на главном.

Сергей был один из тех немногих счастливцев, кого бог, как говорят, постарался не обделить ни на грамм и ни в чем, что заслуживает человек с большой буквы. Единственное, про что он мог забыть, так это, напомнить Сергею всуе, обзавестись любимой женой и народить детей, таких же бесподобных и неповторимых, как и он сам. С сильным и мужественным характером, упорной настойчивостью и таким же трудолюбием, трогательно – нежной душой и добротой, не знающей границ. А также светлым умом и евангельской порядочностью в общении со всеми людьми без исключения, знает он их или нет и, наконец, деликатной интеллигентностью – тихой, спокойной, идущей от корней, а не показной, что зачастую наблюдаем вокруг.

Обычно мы собирались у Сергея, когда родителей не было дома. Слушали, как свободно и легко он исполняет на пианино замечательную лунную сонату Бетховена. Покупали, конечно, спиртное – коньяк, прочие крепкие напитки, а также сухие грузинские вина. Стипендия у нас со второго курса была по тем временам немалая и составляла более 60 рублей, в то время как хороший армянский коньяк стоил около 5 рублей, а качественное сухое грузинское вино – не боле 3 рублей за бутылку. Но напивались мы крайне редко – к счастью, закоренелых алкашей среди нас не водилось. Зато веселились, как водится от души, квартира у Сергея большая – место хватало всем. Он живет в высотном доме номер 1 на пл. Восстания (теперь это пл. Кудринская). Отец его, выдающийся инженер и Главный конструктор советской авиатехники 50 – х – 80 – х годов двадцатого столетия, внес неоценимый вклад в развитие современной авиации, за что Советским правительством был неоднократно отмечен наградами высшего достоинства.

После окончания института, к тому времени я уже успел жениться в первый раз, Сергей был моим шафером на свадьбе, мы также продолжали встречаться, только все больше у нас на новой квартире, что в Дегунино, по адресу ул. Дубнинская, 12. Особенно, когда появился там изящный, старинный концертный рояль «C. Bechstein» конца 18 века с великолепной бронзовой декой, сделанной известным мастером того времени в Германии. Рояль около двухсот лет простоял на одном месте в небольшом двухэтажном особняке в центре Москвы на Цветном бульваре, пережив и русских царей, и революцию, и гражданскую войну, и страшную бомбежку немецкими самолетами в ноябре 1941 года. А теперь вот в одночасье переехал сюда, как подарок на новоселье любимой племяннице (жене Елене Игоревне) от ее родной тети Марии Герасимовны Лезиной. Мария Герасимовна долгое время работала преподавателем музыки в Московской консерватории.

Рояль был такой большой и тяжелый, что рабочим пришлось с помощью специального подъемного крана заносить его с улицы через расширенный оконный проем, предварительно убрав раму со стеклами. Ювелирная работа, по словам Елены, стоила, хорошо подготовленной бригаде такелажников, полного дня нервного, напряженного труда, чтобы не повредить ни стены нового дома, ни сам рояль. Хорошо, что я был в командировке и не присутствовал при этом.

И теперь, естественно, эта высокая махина, вытеснив собой всю мебель, занимала по праву почетное место в самой большой комнате нашей квартиры, где уже очень скоро стал заливисто раздаваться серебряный голосок нашей маленькой прелестной дочурки Кати. Сергею нравилось бывать тут и играть на старинном инструменте, находящимся до сих пор в превосходном состоянии, а нам слушать фортепианные сонаты в его исполнении. Конечно, этим не ограничивались, и когда Елена увезла дочку надолго к своим родителям на подмосковную дачу в п. Загорянская, мы часто устраивали здесь дружеские застолья.

Жизнь шла своим чередом – Сергей распределился в КБ – 1 (Алмаз) и стал заниматься системами ПВО, в том числе, С – 300, С – 400, а я поступил в ОКБ « Вымпел» – структуру, отделившуюся от КБ – 1, где и стал заниматься тематикой ПРО. И вскоре мы стали видится все реже и реже. Дочка Катя подрастала ни по дням, а по часам, и судьба вносила существенные коррективы в нашу дальнейшую жизнь. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Только с той поры Сергей так и оставался в Москве, изредка выезжая на испытательные полигоны, а меня на годы и годы понесла нелегкая по бескрайним просторам суровых и безводных, часто непригодных даже для выпаса отар овец, не то степей, не то полупустынь центрального Казахстана, бросая с площадки на площадку.

С Хайдаром я познакомился в середине января 1969 года на площадке №6 (объект 52) одной из войсковых частей противоракетного полигона, удаленного на сто с лишним километров от базового закрытого военного городка Приозерска с главным командно – вычислительным центром (ГКВЦ), расположенным на берегу озера Балхаш. Сюда на «шестерку» я молодым, еще не обстрелянным специалистом, был послан зимой в свою первую в жизни командировку и сразу же на три месяца, чтобы, как говорится «понюхать пороху». Когда облаченный в обязательный военный противогаз, ибо вторая ступень противоракеты заправлялась жидким, чрезвычайно опасным, высоко – токсичным ядовитым топливом, ты слышишь и ощущаешь даже в надежном укрытии как включаются пороховые двигатели первой ступени, и стальная махина мощной противоракеты с невыразимым грохотом со стартовой позиции устремляется ввысь на перехват атакующей баллистической цели. При этом земля и все специальные сейсмостойкие сооружения вокруг в радиусе сотен метров содрогаются как при землетрясении.

Зимы тогда там были лютые с морозами в минус 40 градусов и ниже по Цельсию, и мне со склада, не иначе как полярнику, выдали весь комплект теплой одежды: добротный меховой полушубок, ватные штаны, большие меховые унты и такие же шапку, и рукавицы. Когда же мой непосредственный руководитель, с кем я прибыл на объект для участия в подготовке системы к очередным испытаниям, захотел поселить меня, хотя бы на первое время в обжитом номере маленькой одноэтажной гостиницы, а точнее обычного деревянного барака, построенного видимо еще в середине 50 – х годах прошлого века. Сразу же, как Советским правительством было определено место расположения первого опытного образца (под названием «Алдан») противоракетной системы «А – 35». В состав «Алдана» входили: РКЦ (радиолокатор канала цели), 2 РКИ (радиолокаторы канала изделия) и 2 СП (стартовые позиции). То, к удивлению, на этот раз он неожиданно столкнулся с проблемой межведомственных отношений житейского характера, поделивших сотрудников предприятия на «своих» и «чужих». Ибо тут в трехместном номере квартировал отраслевой отдел, в котором и работал уже который год Хайдар.

Заезд на объект только начинался, и там пустовали сразу две кровати (если мне не изменяет память), оставалось только получить согласие на временное заселение от единственного пока жильца этого номера. Но, увы! Как ни упрашивали его я и мой шеф Родионов Николай Николаевич, уже довольно известная личность на предприятии, Хайдар все равно, блеснув разок – другой рядом своих ослепительно белых и крепких как жемчуга зубов, наотрез отказался принимать поселенца, мотивируя это тем, что вот – вот ожидает прибытия специалистов из своего отдела. Получив от ворот – поворот, мы ушли и вскоре я сам нашел себе койку в четырехместном номере этого же барака среди дружного коллектива отраслевиков по антеннам, о чем с удовольствием вспоминаю и поныне.

Потом, когда мы уже подружились с Хайдаром и узнали друг друга поближе, он мне признался, что вообще с трудом сходится с незнакомыми людьми. А тут еще врывается бесцеремонно, в «святая – святых» заведенных порядков разграничения комнат по подразделениям, какой – то улыбчивый молодой парень с шапкой рыжих, густо вьющихся волос в белом модном свитере, да к тому же в сопровождении начальствующего лица из тематического отдела. Такой наглости он потерпеть, конечно, не мог, это во – первых. А во – вторых – еще ничего не зная обо мне, мой образ почему – то сразу навеивал ему некую, свойственную молодым людям бесшабашную легкость в манере поведения, а, значит, пристрастие к спиртному и тому подобное, чего он не выносил органически.

Как я узнал потом, Хайдар был удивительно мягким, скромным человеком с добрым, нежным сердцем и чистой, наивной, легко ранимой душой младенца, так же постигающий затаив дыхание, день за днем прекрасный мир, открывающийся его взору по мере взросления, и никогда не перестающий удивляться бесконечному разнообразию живой природы на планете Земля. Какое – то врожденное чувство справедливости, честность, фанатичные преданность порученному делу и ответственность за взятые на себя обязательства, прямота в суждениях, абсолютная неподкупность всегда и во всем – вот главные непреходящие отличительные черты моего замечательного друга, с кем я был накрепко повязан судьбой почти на пятьдесят лет, пока однажды его не стало.

Он никогда и ни перед кем не юлил, не кривил душой, а всегда прямо и открыто говорил все, что о вас думает, невзирая на чины и звания. Наверно, за эти качества характера небеса и наделили его отменным здоровьем, коему хочется только позавидовать. Помню, например, что зубную боль он впервые узнал, когда ему перевалило уже далеко за пятьдесят. Тогда и поставил себе первую пломбу, о чем торжественно по телефону и оповестил меня. Внешне он не производил особого впечатления – среднего роста, коренастый, круглолицый с мягкой улыбкой, коротко стриженными темно – каштанового оттенка волосами, но широкоплечий с крепкими мускулистыми ногами и руками, которым были под силу и тяжеленные (за 50 килограммов) рюкзаки и многокилометровые пешие переходы по непролазным тропам дремучей сибирской тайги.

Здесь надо сказать, что хотя он был родом из сельских казанских татар (семья перебралась в Москву в начале тридцатых годов прошлого века), сибирскую тайгу Хайдар любил беззаветно всем сердцем и, наверно, так же как дитя – свою мать. Любил ее от самых верхушек вековых лиственниц, кедров, сосен, елей, устремленных в заоблачную высь до родниковых глубин бесчисленных озер, рек и речек, подернутых нежно – голубоватым ледком вечной мерзлоты. В тайге с ружьем и удочкой он бывал каждый год, легко и радостно променяв ее на домашний, семейный уют и однокомнатную квартиру почти в самом центре Москвы возле Белорусского вокзала.

Не удивительно, что по этой причине Хайдар так и не женился до конца своих дней. А когда не бывал в тайге (заканчивался отпуск), то всю зиму и весну, в свободное от работы время, он только и делал, что готовился снова к поездке туда летом или осенью. Перебирал лодочный мотор, иногда вытачивая сам изношенные детали, искал топографические карты (что тогда была большая редкость) с новыми маршрутами, подыскивал себе надежных спутников на следующую поездку. Кроме того еще и методично писал письма в Туруханск своим таежным друзьям, часто посылая им и посылки с новыми крючками для рыбной ловли или лекарства и прочие предметы ширпотреба, что местные жители заказывали ему, зная, что в Москве он обязательно это найдет и пришлет.

Хайдара без преувеличения знал весь Туруханский край и, завидев его лодку, охотники и рыбаки, будь то русские или выходцы из малых сибирских народностей такие, как селькупы, кито – с неподдельной радостью приветствовали его ежегодное появление в своих краях. Это я видел своими глазами во время нашего путешествия. Кстати, когда в конце жизни, он потерял подвижность по причине несчастного случая (на него наехала, пятясь задом, грузовая машина) и уже не мог ходить в тайгу, то все равно добросовестно и методично продолжал слать письма и посылки в Сибирь.

Не могу не сказать и о том, как после развала СССР, в трудные минуты жизни для моей семьи, когда стала сворачиваться наша тематика, начались перебои с выплатой зарплаты, а жена и вовсе села дома по случаю рождения дочки Дашеньки. Именно Хайдар и Сергей Успенский первыми приходили на помощь мне, если я нуждался в ней. Никогда не забуду участия их, а так же другого моего близкого друга Юры Шарова, в недельной поездке зимой в Рязанскую область (с. Полково) на заготовку бревен и пиломатериала на строительство. Когда при полном безденежье, но впервые за многие годы, имея уйму свободного времени, я взялся своими руками возводить двухэтажный домик на выделенном мне когда – то дачном участке.

Тут вот и сказалось то чувство локтя, которое и называется настоящей мужской дружбой, проверенной временем. Мы сами, конечно, не без присмотра лесника, не только повалили, но и распилили огромные вековые сосны на брус и доски, арендовав для этого всего на два дня за несколько бутылок спирта (что остались мне от советской власти) небольшую сельскую лесопилку. Здесь, как никогда, пригодились буквально золотые руки Хайдара, его умение быстро осваивать и разбираться в любой технике, будь то часовой механизм, сложнейший замок, сварочный аппарат, автомобиль или механизмы все той же лесопилки.

Иначе бы, столкнувшись впервые с непривычным делом, мы вряд ли бы одни справились с таким объемом работ за столь короткое время, на какое арендовали лесопилку по причине отсутствия денег. Да и потом, когда дом уже был построен (кстати, по старинке – без гвоздя) и надо было ставить забор, он заботливо день за днем, в течение нескольких месяцев в своем районе собирал для меня бесхозные (тогда еще таковые были) толстостенные металлические четырехметровые трубы и хранил их у себя в общем подвале. Потом еще долгое время эти трубы от него на машине я вывозил по частям на дачу, где и ставили вместе, делая с помощью сварки даже въездные ворота. Не могу и забыть его щедрый, удивительно трогательный от всей души, подарок на новоселье. Великолепную шкуру огромного бурого медведя с головой и лапами, добытого им где – то в горах Алтая и собственноручно мастерски выделанного так, что она уже боле тридцати лет не перестает быть украшением моего жилища.

А теперь, когда я познакомил вас с моими друзьями, вернемся в лето 1982 года на борт, уходящего в клубах черного едкого дыма вниз по течению Енисея большого трехпалубного теплохода «В. Чкалов». С этого момента я и буду по дням вести дневник нашего путешествия.

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ

9.06. 1982г. День первый

С 8 до 9 часов утра все вместе устраиваемся в одной из четырехместных кают на нижней палубе теплохода. Знакомлю Сергея с женой Ириной Васильевной, с которой он видится впервые. Потом садимся перекусить, трапеза не хитрая, но ребята, в отличие от нас, изрядно проголодались, посему пьем чай, едим бутерброды – в ресторан ведь не пробиться, а кипяток на кухне выдают исправно всем желающим. Поднимаемся на верхнюю палубу – ветер гонит тучи, прохладно, но настроение у всех прекрасное. Еще бы, все складывается, как нельзя лучше. Через трое суток мы должны быть в Туруханске, скорее всего ночью, но в это время в тех краях она светла как день. Долго стоим на носу теплохода и смотрим на воду, проплывающие мимо берега, деревеньки, стада, рыбачьи лодки. Они ни чем верно не отличаются от тех, что встретишь на Волге или Оке, если не принимать во внимание внезапно подступающего к сердцу умиротворения невиданными доселе просторами.

И ту, бередящую душу величавую, вселенскую тишину вокруг, которой нет там, изредка прерываемую гудком парохода, одиноко бороздящего упругие воды еще мало обжитого сурового края. Перед нами сам Енисей, могучий и полноводный, едва умещающийся за исчезающим от нас вдали горизонтом в своей неизменно зыбкой, стиснутой гранитными берегами колыбели, щедро отведенной ему матушкой – природой для стремительного забега к великому Северному Ледовитому Океану.

Смотрим и на его, всегда молодую и вечнозеленую спутницу, шумящую высокими кронами стройных сосен, сибирскую тайгу, что без конца и края одновременно по двум берегам – левом и правом, влюблено следует за ним, не отпуская желанного друга от себя, кажется, ни на миг до самого полярного круга. Но вот стал накрапывать дождь, вынуждая нас спуститься в каюту. Снова достаем еду: хлеб, баночную ветчину, сало, шпроты и бутылку венгерского вина «Токай», что прихватил с собой Сергей, другого спиртного у ребят не было. Говорим все больше о предстоящей рыбалке в глухих местах Туруханского края, отдаленных от факторий и поселений людей на сотни верст, где запросто можно столкнуться лоб в лоб с любым зверем, в том числе и медведем, а просить помощи будет не у кого. Здесь Хайдар сразу делает акцент нам, как новичкам, на соблюдение строжайшей дисциплины в течение всего времени пребывания в суровой, непредсказуемой тайге.

Мы, конечно, единодушно назначаем его нашим капитаном и обязуемся исполнять его команды на воде и на суше. Еще вдруг просит называть его не Хайдаром – по паспорту, а просто Юрой, как он когда – то изначально представился в Туруханске. Кстати, и на работе в ОКБ «Вымпел», а потом и НПО «Астрофизика» – его тоже звали Юрой. Зачем ему надо было стесняться своего имени, так и остается загадкой для меня до сих пор? Может быть потому, что по национальности он татарин, а их в нашем многочисленном коллективе можно было пересчитать по пальцам? Не знаю, но уж коль ему хотелось называться Юрой, его и стали мы называть так. Спать ложимся рано, где – то в 21 – 00 по местному времени.

Ирина с Сергеем на палубе теплохода «В. Чкалов»

10. 06. День второй

Встаем в 8 – 00, прекрасная погода, безоблачно, дует теплый южный ветер. Умываемся, пьем кофе, а вот Юра заваривает себе чай. После завтрака выходим на палубу, только что прошли п. Ворогово. Далее теплоход двигается медленней, делая по руслу реки причудливые изгибы. Это трудный участок пути, так называемые Осиновские пороги. Минуем множества небольших островков всевозможной формы – продолговатые, овальные, ромбовидные, сплошь покрытые яркой зеленью хвойных пород деревьев: сосна, лиственница, кедр, ель. Наконец, входим в Осиновские щеки. В этом месте могучий Енисей особенно красив. Представьте себе, как водный исполин, до того беззаботно и вольготно бегущий по разлившемуся руслу шириной в 5 – 6 км, вдруг внезапно на пути следования встречает непреодолимое препятствие и, оказывается, стиснутым мощными гранитными скалами в узкий каньон. И тогда невольно, взвинчивая скорость течения, он с нарастающим рокотом устремляет свои стремительные струи в крохотную заветную щель всего – то в несколько сотен метров, оставленную ему с незапамятных времен, вырвавшейся к солнцу из недр земли, первородной магмой.

Говорят, глубина реки здесь, местами доходит до 90 метров, во что даже не верится, это морская глубина. Не отрывая взгляда от происходящего, мы как завороженные, глядим на множества, проплывающих слева и справа от нас омутов, завихрений и странных воронок. Поверхность воды в них, образуя, где небольшую ямку, где настоящий провал, забавно закручивается и, сворачиваясь в спираль, таинственно уползает образовавшимся отверстием в речную глубь. У Юры на груди висит любимый фотоаппарат «Зенит», с чем не расстается никогда, разве что во сне, в чем мы скоро и убеждаемся. А сейчас он непрерывно снимает нас и, конечно, проплывающие мимо островки с песчаными плесами, а также поселения, названия коих видимо уже знает наизусть до самого Туруханска. Кстати и все фотографии, что представлены в книге, сделаны Юрой именно этим замечательным фотоаппаратом. Обедаем где – то в 14 – 00, после чего еще часа два дружно спим, а потом снова идем на верхнюю палубу любоваться Енисеем.

С продвижением к северу селения встречаются все реже, вокруг только хвойные леса и леса, которым, действительно, нет ни конца, ни края. Шумя кронами на бескрайних сквозных ветрах, они еще без устали помахивают нам вслед своими длинными вековыми верхушками, словно заманивают все дальше и дальше в неведомые полярные дали. Гуляя по палубе, знакомимся с тремя девушками из Дудинки. После чего, не раздумывая, приглашаем их к себе в каюту. Сергей бежит в буфет и приносит бутылку водки и пару бутылок вина, кажется, портвейна. Девчонки оказываются бойкими и вскоре являются к нам тоже с бутылкой вина, да еще с молодым парнем из экипажа теплохода. Он же принес и гитару, так что скучно не было, часов до трех ночи говорим и поем песни. Потом все вместе гуляем по палубе, наслаждаясь чудесной светлой ночью (не надо забывать – идем к полярному кругу) и необозримыми сибирскими просторами, пьянящими, верно, не меньше, чем спиртные напитки. Ложимся спать только под утро.

Мы с новыми знакомыми на палубе теплохода «В. Чкалов»

11. 06. День третий

Просыпаемся в полдень. Пьем кофе, Юра, конечно, пьет чай. Наскоро едим бутерброды, мясные консервы и выходим на палубу. Погода отличная, греет солнце – что еще надо. Снова фотографируемся с нашими знакомыми (к сожалению, имен их не помню) заодно и прощаемся. Им до их Дудинки еще плыть и плыть, а нас этой ночью уже примет Туруханск. Юра за трапезой торжественно уже объявил нам об этом. После прогулки спускаемся в каюту – надо собираться, упаковывать вещи, но сначала хочется перекусить. Юра уходит за кипятком, Сергей тоже куда – то вышел, и тут Ирина ставит меня в известность, что ее знобит, и уже второй день, как повышена температура. И если вчера была – 37, 5 градусов, то сегодня уже на градус выше.

Это, конечно, сражает меня как удар грома средь ясного неба. «Так вот отчего, она со вчерашнего дня стала носить теплые шерстяные вещи, а сегодня и спала под двумя одеялами? – мелькнула мысль. – Как же я, разиня, проглядел ухудшение ее самочувствия, а с другой стороны, чем бы я мог помочь ей снять озноб, разве, что дать таблетку аспирина?». Но, как выясняется, таблетки она уже пьет, а температура тела не снижается.

Повисает вопрос, что делать? На теплоходе даже медпункта нет, к кому можно обратиться за помощью! Начинают сбываться самые черные мои предчувствия? Или это случайное совпадение, никак не связанное с укусом злосчастного клеща? Может быть, это обычная простуда, долго стояли на палубе, могло продуть ее северными ветрами, да плюс акклиматизация – всяко ведь бывает? Словом, опять встаем перед уже привычной для нашего человека дилеммой: «Кто виноват и что, делать в таком случае?».

Но тут входят ребята и мы, переглянувшись друг с другом, решаем и на этот раз ничего не говорить им, а сослаться на простое недомогание Ирины, не говоря, конечно, и о высокой температуре у нее. После перекуса Ирина ложится спать, а мы сначала сидим в каюте, болтая о том, о сем, а потом поднимаемся на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. Настроение мое, прямо скажем, хуже некуда, встречный ветерок быстро выдувает из меня последние остатки былой эйфории и надежды на благополучный исход с укусом клеща. Друзья тоже замечают, что я «не в своей тарелке», но, объясняя это усталостью, лишних вопросов не задают. Гуляем недолго и вскоре возвращаемся в каюту.

Бессонная ночь дает о себе знать, тянет ко сну, памятуя, что и эту ночь мы проведем сначала в ожидании высадки в Туруханске, а потом и в поиске ночлега. Тут Юра предупреждает нас с Сергеем, что выход с теплохода на пристань в этих краях – всегда не простой, ввиду страшной толчеи на трапе. Поэтому надо быть внимательным, чтобы ненароком не слететь в воду. Как, по его наблюдениям, в Туруханске уже не раз бывало. Мы с Сергеем, конечно, принимаем во внимание его предупреждение, так толком и не поняв, почему это случается, пока не увидим своими глазами. Я еще долго не могу заснуть, озадаченный накатившейся проблемой – недомоганием Ирины.

12. 06. День четвертый

Около часа ночи, светлой как день, прибываем в Туруханск. Уже давно мы, сидя на рюкзаках, готовимся к выходу вместе с огромной толпой путешественников, желающих того же. После длительных маневров теплоход, наконец, пришвартовывается к причалу. И вот тут – то происходит именно то, о чем нас с Сергеем и предупреждал Юра. Не успели с теплохода выкинуть трап, как со стороны пристани на него внезапно рванула лавина, неизвестно откуда взявшихся в радостном возбуждении мужиков. Причем так стремительно, что некоторые неискушенные, начавшие было сходить пассажиры, тут же со своим багажом оказываются отброшенными назад на палубу.

Выясняется, что местные жители, таким образом, буквально ломятся в буфет за спиртным. А поскольку желающих купить зелья намного больше, чем имеется в наличии, это и приводит к настоящей давке в самом узком месте, то есть на трапе. На сей раз никто не сваливается с трапа в воду, но нам троим (Ирину с рюкзаками пока оставляем на борту теплохода) приходится изрядно потрудиться, чтобы даже налегке сойти на причал. Потом, уже стоя на пристани, мы снимаем с помощью Ирины сначала рюкзаки с борта теплохода, а следом и саму Ирину.

Переведя дух, мы уже собрались было отправляться на поиск временного ночлега где – то рядом с причалом, ибо до дома товарища, у кого Юра заранее договорился остановиться, идти отсюда было далековато, и планировалось это сделать днем. Но, слава богу, искать приюта на одну ночь нам так и не пришлось. Поскольку Юру здесь все хорошо знают, то первый, кто его увидел, а это был смотритель пристани, сразу же предложил поселиться всем четверым на любое время прямо у него на дебаркадере. Что, не раздумывая, мы тут же и делаем. Таким образом, теперь вообще отпадает необходимость тащиться еще куда – то. Смотритель Вениамин Федорович предоставляет нам просторное помещение с четырьмя кроватями и большим столом со стульями. А чего еще надо для отдыха, на каких – то два – три дня, пока не уйдем на Турухан? Разве можно сравнить эти хоромы с нашей убогой каютой на теплоходе, где даже перекусить, не задевая друг друга локтями, и то нельзя было.

Мало того, не успеваем мы расположиться, немного привести себя в порядок, как хозяин уже накрывает на стол, где ставит столько видов деликатесной рыбы, что у нас глаза разбегаются. Тут и сиг, и пелядь, и хариус, и стерлядка. Все свежее, только выловленное – ешь, не хочу. Нам остается только достать спиртное, что, и делаем незамедлительно. Спать ложимся под утро, часа в четыре. Как все это выносит Ирина с температурой тела за 38 градусов – остается загадкой. Но она ведет себя мужественно и пока ничем не выдает свое недомогание. Мы с ней решили дождаться утра и на этот раз обязательно обратиться к врачу, еще не зная, конечно, что в светлые ночи больница в Туруханске работает круглосуточно.

13. 06. День пятый

Встаем в 11 часов. Погода солнечная, но дует очень холодный северный ветер. Быстро завтракаем, и Юра с Сергеем уходят к хранителю лодки, у кого поначалу и хотели остановиться. Нужно посмотреть в каком состоянии плавучее средство для нашего передвижения по Туруханскому краю, и тут же начать его подготовку к путешествию, ведь время не ждет. А нам с Ириной поручается пойти в магазин и закупать банки с консервированными овощными салатами, помидорами, огурцами, а также сахар, соль, перец (чай свой), справедливо полагая, что все остальное для полноценного питания мы получим в тайге. Когда ребята уходят, Ирина измеряет температуру – 38,5 градусов. Не больше, не меньше, как и вчера. Решаем, сначала все – таки сделать закупки порученных нам консервов, а уж потом зайти в первое же попавшееся лечебное учреждение. Как оказалось, оно здесь единственное и называется «Туруханская городская больница».

Освобождаемся мы, сметая с полок нескольких магазинчиков всевозможные овощные консервы, только к трем часам дня, не ранее. Еще надо было отыскать и тару для всего этого и желательно не картонную, а деревянную, учитывая в дальнейшем наше, по сути, постоянное пребывание на воде. И только тогда, наконец – то отправляемся в больницу. Ребята к тому времени еще не вернулись, поэтому оставляем им краткую записку на столе, чтобы зря нас не искали. Идти пришлось недалеко, и вот где – то минут через двадцать, мы уже там. Народу в больнице немного, и вскоре нас принимает врач, молодой – лет этак под тридцать пять, чисто выбритый с приятной наружностью.

Поглядев паспорта, сначала расспрашивает о причине нашего появления в Туруханске, а потом уже о недуге, что привел нас сюда. Ирина говорит о слабости, ознобе, повышенной температуре тела, называя цифры последних дней, и о странном, с сегодняшнего утра, онемении левой руки (о чем я и не догадывался) но, при этом, ни слова об укусе клеща. Тогда врач подает ей градусник и просит тут же за ширмой перемерить температуру тела. Пока она измеряет, мы с ним разговариваем. Выясняется, что зовут его Василий Петрович, он коренной ленинградец, по специальности врач – терапевт, а сюда, в подшефную больницу вместе со своим товарищем специалистом – невропатологом направлен недавно и только до осени, чтобы с местными врачами поделиться опытом, накопленным за время работы в крупнейшем городе СССР.

А тем временем Ирина приносит градусник с температурой – 39,1. Тут уж я, напуганный тем, что услышал про онемение руки, выкладываю все, что произошло с нами в Красноярске пять дней тому назад. Узнав об этом, врач просит нас подождать, а сам выходит из кабинета. Вскоре он появляется уже со своим товарищем, тем самым невропатологом, а меня заставляет удалиться в коридор и пока посидеть за дверью. Только минут через двадцать приглашают зайти. Меня уведомляют, что прослушивание грудной клетки показывает отсутствие у нее серьезных заболеваний простудного характера в бронхах и легких, да и с носоглоткой тоже все в порядке, скорее всего это инфекция. Не исключено, что она занесена в организм злополучным клещом. Но какая именно зараза, пока сказать невозможно. Для этого нужно незамедлительно ложиться в больницу на обследование. А, значит, как минимум на неделю надо откладывать наше путешествие вглубь Туруханского края.

Слушая такой вердикт, мы сидим перед ними безмолвно, как потерянные. Да и что тут сказать? Не доверять врачам нет причин, чувствуется, что люди опытные и искренне хотят нам помочь. Дело не в них, а в том, как среагируют на это друзья, когда узнают, что наше путешествие еще так и не начавшись, уже заканчивается. После этого невропатолог уходит, а терапевт, видя, в каком мы смятении, поднимается, чтобы проводить Ирину в палату, где уже приготовлена и постель для нее. Мы все вместе проходим туда, в небольшую комнату на два места, и тут только Ирина, наконец, обретает дар речи.

Она категорически отказывается укладываться в постель, объясняя это тем, что пока не готова ложиться в больницу и окончательное решение на этот счет примет только завтра, по состоянию самочувствия на тот момент. Врач, конечно, не ожидал такого упрямства с ее стороны и стал категорически настаивать на своем, но все тщетно. А тут еще и я вступаюсь за нее, мотивируя тем, что место, где мы остановились, нам нравится и ничуть не хуже больничной палаты. А уж если он хочет, то вечером пусть присылает на дебаркадер медицинскую сестру, чтобы перед сном удостоверилась, в каком больная состоянии. На том и остановились.