– Классная яхта. Я на такой впервые.
– Что есть, то есть. Яхта неплохая.
Помедлив, он спросил то, о чем давно хотел спросить:
– Название «Алка» – в честь тебя?
– Глеб сказал, в честь меня. Но может, у него была какая-то еще Алка. – Помолчав, подняла глаза. – Извини, но я та еще зануда.
«Ты самая красивая девушка в мире!» – хотел крикнуть он. Но вместо этого лишь пожал плечами:
– Никакая ты не зануда.
– Зануда. Представляю, как ты меня презираешь.
– Презираю? – Посмотрел на нее. – Это еще почему?
– Ладно, ладно, не прикидывайся. Я же вижу, терпеть меня не можешь.
– Девочка, милая, ты что несешь? – Помигав бортовыми огнями, выключил их. – Нам болтаться вместе в море недели две, если не больше. Если мы будем друг друга презирать, нам лучше сразу разбежаться. А яхту потопить. Поняла?
– Да, ты прав. – Вздохнула. – Глеб идет. Пойду его встречу.
Он смотрел, как Алла идет по причалу навстречу Глебу. Он понимал: с Аллой у него ничего не может быть. Во-первых, он на задании, во-вторых, если Довгань заметит, что он пытается завести с Аллой что-то еще, кроме деловых отношений, – хорошим это не кончится. Но как бы он хотел, чтобы ему удалось завести с ней что-то еще, помимо деловых отношений…
Поднявшись на борт вместе с Аллой, Глеб протянул ему два паспорта, внутренний и заграничный:
– Держи, все в порядке. Паспорт, виза, все дела. Можем выходить. – Огляделся. – Приборы проверил?
– Проверил. Приборы, движок, штурвал. Все чин чинарем.
– Тогда отдаем швартовы. Нам ведь еще предстоит пройти таможню. И погранконтроль.
Таможню и проверку заграндокументов они прошли без трудностей – было видно, что Глеба здесь все хорошо знают.
Когда они вышли в море, дул легкий бриз. Они поставили фок и спинакер, почти незарифленные, и яхта заскользила на норд-норд-вест, в сторону Крыма.
Они договорились стоять на штурвале, как на любом судне, дважды в сутки по четыре часа. Седову, как шкотовому, досталась самая худшая вахта, «собака», с четырех до восьми.
Было ветрено, Алла и Глеб ушли в каюту, Седов же, усевшись в штормовке за штурвалом, смотрел на качающийся впереди горизонт. Хлопал парус, возле рубки свистел ветер, а он думал об Алле.
Наконец ему удалось освободиться от этих мыслей, и он начал перебирать варианты, что он может теперь сделать, оставшись без связи. Он был сейчас в абсолютной пустоте, без какой-либо связи с центром, в ловушке. А центр, боясь утечки информации, может не решиться выйти с ним на связь.
Глава 4
Кофеварка, стоящая в кабинете, протекала, отчего изредка попадавшая на раскаленную плиту капля кофейной жижи громко шипела. Полковник Гущин, работающий на компьютере, каждый раз после этого вздрагивал.
Сидящий здесь же майор Дерябко, мощный блондин с лицом, напоминающим лица херувимов в старинных книгах, сказал наконец:
– Виктор Александрович, давайте я ее выключу. Эта штука не дает вам работать.
Гущин, узколицый, с большим хрящеватым носом и редкими пепельными волосами, зачесанными назад, сказал, напряженно вглядываясь в дисплей:
– Без кофе я не могу ничего делать.
Дерябко знал, что Гущин шарит по Интернету, пытаясь понять, в каком сайте может оказаться уплывающая из ГРУ информация. Знал он также, что это занятие – абсолютно безнадежное. И тем более этим не должен заниматься начальник отдела.
Некоторое время в кабинете стояло молчание. Слышно только было, как пальцы Гущина постукивают по клавишам компьютера.
Наконец капля опять зашипела. Гущин, издав что-то среднее между тяжелым вздохом и громким «у-у-у», несколькими неуловимыми движениями выключил компьютер. Откинувшись в кресле, потер лоб. Налив себе кофе, сказал, не глядя на Дерябко:
– Сволочи. Какие сволочи. – Взяв кружку с кофе, отхлебнул. – Видите ли, их нигде не могут найти. Но о поступивших в новороссийские морги телах тоже нет никаких данных.
Дерябко промолчал.
– Ведь я готовил их всех. – Гущин бесцельно смотрел на выключенный компьютер. – Жебрикова. Чемиренко. Седова. И Аню Селихову я знал. Я маленькой ее держал на руках. Теперь никого нет. Сволочи.
– Мне все-таки почему-то кажется, что Седов жив, – осторожно сказал Дерябко. – Не знаю насчет Чемиренко и Ани, но Седов должен быть жив.
– Может быть, он был жив, когда яхта выходила в море.
– Но вчерашняя аэрофотосъемка показала: Седов пока на яхте, а яхта в море.
– То вчерашняя.
Решив не спорить, Дерябко начал крутить лежащую перед ним на столе дискету.
– Вообще, Саша, заканчиваем с аэрофотосъемкой, – сказал Гущин. – Пора перестать снимать яхту.
Бросив понимающий взгляд, Дерябко уточнил:
– С вертолетов?
– Не только с вертолетов. Отовсюду. С кораблей и торговых судов тоже.
– Вы имеете в виду, если крот поймет, что мы интересуемся яхтой…
– Да, я имею в виду именно это. И дело даже не в кроте. Если вообще кто-то поймет. Мы не должны рисковать, смерть Седова может обойтись нам слишком дорого.
– Значит, все-таки вы верите, – мрачно произнес Дерябко. – Верите, что Седов…
– Саша… – Гущин укоризненно посмотрел на майора. – Давай не будем об этом, хорошо?
– Понял, Виктор Александрович.
– «Хаджибей» ведь выходит в море завтра?
– Да, рано утром. В семь ноль-ноль. Во всяком случае, об этом говорится в официальной сводке штаба ВМС. Сегодняшней.