Азарт простаков

Пришло время – стал оболтусом. А что поделаешь – период стремительно прогрессирующего полового созревания, переходящего в гиперсексуальность.

Мамочка-генеральша период этот не то чтобы прохлопала, но стеснялась замечать – взгляды у неё были какие-то старорежимные.

Приехали родители из «бархатного» отпуска (папиного, у мамы отпуск был перманентный, потому она больше уставала к папиному отпуску), и мама в родительской, супружеской постели обнаружила вторичные признаки первичных сексуальных упражнений.

– Вадик, это ты? – вскричала мама.

Вадик пожал плечами.

– А она, девочка эта, она – девочка? – ужаснулась почему-то мама.

– Ну да! – фыркнул четырнадцатилетний Вадик. – Стану я грязным делом заниматься!

Обомлевшая мама присела на поруганную супружескую постель и ещё неделю потом ночами на ней ворочалась.

Впечатлительная мама. В отличие от сына Вадика, пошедшего в папу.

Генерал, гордо ухмыльнувшись, хлопнул сыночка по плечу:

– Смотри, чтоб не залетела!

– Это её проблема! – снова пожал плечами сынок. И в дальнейшем все житейские и личные проблемы решал так же мудро.

Потому папа со временем доверил ему реализацию смелого проекта «Танко-банко».

Вадик, студент четвёртого курса, перешёл тогда на заочное отделение Петербургского финансово-экономического института (имени Чубайса, как его в будущем наверняка назовут).

Генерал приставил к нему «дядьку» (аки к Петруше Гринёву) – отставного полковника Мухортяна, своего давнего сослуживца и консультанта.

Мухортян и стал первым заместителем молодого президента нового банка «Потёмкинский», точнее – первым вице-президентом.

Уставной капитал банка равнялся стоимости всего десяти танков (по цене металлолома). Такое было возможно в начале девяностых.

Предстояло найти приличное помещение. Банк – это вам не ларёк ширпотребовский. И операционный зал, и хранилище, и системы охраны – всё должно соответствовать нормам, определяемым Центральным банком России.

Вадик вспомнил: на улице Радищева, недалеко от консульства Испании, куда он ездил визу оформлять, выстроились здания бывших казарм Преображенского полка.

Сейчас там какая-то ВПКашная контора обретается, нищая, как постреволюционный аристократ – наверняка. И среди длинной шеренги этих казарм, распихав их, обособленно красовалось аккуратное, изящное зданьице – штаб, что ли, этого самого лейб-гвардии полка. Очень миленькое, а если сделать небольшую пластическую операцию – вообще будет прелесть.

Настропалил Мухортяна. Мухортян увидел зданьице – и сам воспламенился. Выяснил: в качестве обнищавшего аристократа выступает НИИ «Фотон». Вышел на директора. Директор оказался соображающий, деловой, гибкий, как Владимир Ильич. Очень быстро от лозунгов «Социалистическая собственность священна» и «Береги народное добро пуще зеницы ока» перешёл к более доступным: «Социалистическая собственность – не священная корова, а дойная. Более того – говядина!» и «Храни народное добро на личном счёте, лучше – на валютном».

Короче, за домик на улице Радищева директор получил, помимо разового, но весомого вознаграждения, домик на Карельском перешейке и пенсию в 1000 долларов ежемесячно. Да – также место в банке для дочки. Погодя немного, дочка обрела в банке мужа, вице-президента «Потёмкинского». Нет, зять, конечно, не Мухортян, другой, из институтских друзей Вадика. Да и дело это с дочкой уже их личное.

Не подумайте, бога ради, что директор действовал без ведома столичных властей. Но там – отдельная бухгалтерия.

Зданьице отгородили, присовокупив часть двора – стоянки для иномарок нужны, отреставрировали, оборудовали как положено – и зажили.

Но аппетит не пропал, не умерился даже. Напротив – бурно развивался. Казармы-то длиннющие! Производство же «фотоновское» непрерывно сокращалось, люди увольнялись, свободные площади расширялись и не использовались. Смотреть – сердце кровью обливалось! Бесхозяйственность!

Нет, кое-что «Фотон» в аренду сдавал, но со всякими ограничениями – то из соображений секретности, то из непонятных «высших». К примеру, арендная плата небольшая, потому что весомая, но не обозначенная часть её передавалась в конвертах непосредственно в руки… нет, в лапы руководству. Или правильнее – на лапу?

В любом случае – нехорошо это, неправильно! Ведь если бы «Фотон» подремонтировал свои помещения, арендную плату вдвое можно было бы повысить! А у «Фотона» – ни денег, ни мозгов! В смысле – хозяйственных извилин.

Институт голодает, зарплату сотрудникам не платит, за воду, электричество и прочие энергоносители тоже платить не в состоянии.

И никто ему кредит не даёт. Кроме благородного «Потёмкинского»! Условия погашения?

Ерундовые! Так сказать, мелким шрифтом писанные. Или вообще в письменном виде не упомянутые. Мы же люди благородные. И свои.

Помаленьку-потихоньку Вадик с Мухортяном прибрали к рукам «Фотон» с его новым директором и прочими матценностями. Нет, угрожающий ВПКашный профиль «Фотона» их не интересовал. А вот площади и землица – вещи перспективные, привлекательные.

И ещё выяснилось: у «Фотона» есть прекрасное здание на Чёрной речке. Используемое так же бесхозяйственно, как и все прочие. Пора было активнее корректировать ситуацию.

И вот она была скорректирована…

– Ты что, заснул? – услышал Влекомов неделикатный окрик Эмилии и поспешно ухватился за бутылку – в доказательство своего бодрствования.

– Да налито давно уже! – остановила его Эмилия. – Тост двигай!

– За тебя! – выкрикнул Влекомов.

– И тебе не хворать! – отозвалась она, опрокидывая рюмочку.

– Ты всё-таки играешь в эти игры? – спросил Влекомов, слегка осоловевший от вкусной еды и обильного питья, прихваченного, по обычаю, с собою. Отвалившись от стола, он протянул руку к телевизионной программке и под ней обнаружил знакомый разноцветный конверт со знакомой до боли надписью: «Поздравляем! Вы – победитель! Запросите 300 000 рублей!»

Эмилия застенчиво улыбнулась:

– Повезло! Я и не думала!

– И не думай! – желчно поддержал её Влекомов. – За какие заслуги? Ты что у них покупала? На какую сумму?

– Да я немного, – промямлила Эмилия под его строгим взглядом. – Я только два раза. Мне захотелось кастрюли для макарон. В них что угодно можно варить, а в крышках – дырочки для сливания воды. И крышки не сваливаются при сливе. Удобно! – Она восстанавливала душевное равновесие и даже входила в хозяйственный экстаз.

– Покажи! – потребовал Влекомов.

– Что показать? – уточнила Эмилия.

– Меня интересуют твои прелести, в смысле – прелестные кастрюли, – пьяно пошутил Влекомов, крутя в руках конверт. – Наводчики!

– Кастрюли посылкой идут. А почему наводчики? – всполошилась Эмилия.

– Все, кто видел твой конверт – и на почте, и по пути в квартиру, и гости, – почти все подумают, что ты скоро разбогатеешь, – снисходительно пояснил он. – И кто-то захочет поохотиться на такую куркулиху.

– Ну тебя! Каркаешь! – рассердилась Эмилия. – Поохотиться! Я со страха помру!

– Разбогатеть – большой риск! – мрачно изрёк Влекомов. – Можешь спросить у Абрамовича!

– Вечно ты умеешь испортить настроение! – произнесла Эмилия после паузы.