История счастья

Москва

Поиски счастья начались с одного из московских вокзалов, где я прожил трое суток, раздумывая, куда податься дальше. Когда деньги, что одолжили соседи из моей деревни, были на исходе, я вспомнил, что в Средней Азии, в Учкудуке, живёт мой дядя, который приглашал меня когда-то к себе. С этой мыслью я подался к кассе – покупать билет. И вдруг меня окликнул посторонний мужчина:

– Эй, солдат, не хочешь в охране работать?

– Я тебе что, старичок, что ли? – возмущённо ответил я.

– Да ты не знаешь, что это за охрана, мы и молодых туда не всех берём. Будешь работать в центре Москвы, не пожалеешь, – заманивал сотрудник военизированной охраны Министерства финансов СССР, который искал мобилизованных солдат.

Через неделю я стоял у главных ворот Государственного банка, потом было Центральное хранилище Минфина.

Помню, случился как-то со мной небольшой конфуз. По совместительству в одном из универмагов столицы я работал дворником. Меня заметили знакомые девчонки из деревни, был я тогда одет в старую и местами рваную фуфайку и поношенную шапку-ушанку. Сначала они долго рассматривали меня со стороны, но, осмелившись, спросили, чем я здесь занимаюсь и почему у меня такой вид?

Однажды я приезжал к себе в деревню в форме охранника, но, чтобы быть на высоте, сказал, что работаю сотрудником спецслужбы. И вот, встретившись теперь с моими бывшими деревенскими девчонками, я им заявил, что нахожусь на спецзадании и прошу их не подавать виду, так как за нами может быть слежка. Так я и выкрутился из неприятной ситуации.

От Москвы брал всё. Посещал выставки, музеи, театры. А однажды, перекупив билеты, посетил Большой театр. А ещё я стал писать стихи, которые читал в общежитии. Поэтому мне и предложили поступить на курсы журналистов при МГУ. К обучению я относился серьёзно, пытаясь уловить в каждом слове преподавателей секреты профессии, о которой мечтал ещё с детства. Особенно гордо об обучении я говорил у себя в деревне, где мои бывшие учителя с недоверием относились к тому, что я учусь в МГУ.

В один из дней меня пригласили в известный журнал «Юность», куда я отправлял свои стихи. Там меня обрадовали: «Сюда мы не всех приглашаем, стихи у тебя неплохие, но надо много учиться, тогда, может, что-нибудь и получится.

Мы возьмём для печати два стихотворения. Если есть ещё, приноси», – сказали мне в редакции.

Радость охватила меня. «Я уже почти поэт!» – думал я. Однажды я читал свои стихотворения в ресторане «Москва», где присутствовали начинающие московские поэты. Я чувствовал себя почти звездой. Читал свои стихи и любовался из окна на Красную площадь. Казалось, протяни только руку – и Москва будет покорена.

Но одними стихами про осень, берёзы и осенний дождь мне не удалось покорить столицу. Жить в этом шумном городе мне разонравилось через три года – слишком много суеты. В окружении миллиона людей было мне тоскливо и одиноко.

Часто я отправлялся на один из московских вокзалов и провожал уходящие в дальний путь пассажирские поезда. Мне нравилось смотреть на то, как люди куда-то уезжали, уютно усаживаясь в своих купейных вагонах. Хотелось и мне сесть в первый попавшийся пассажирский поезд и уехать из Москвы в поисках счастья далеко-далеко.

Прожив пять лет в столице и окончив автомеханический техникум, университет марксизма-ленинизма и курсы журналистов при МГУ, я подался по России искать счастье. Я ничего за эти годы не нажил: за спиной была котомка, а в ней пара червонцев и три книги. А ещё было сильное желание посмотреть мир.

Поиск истины

После почти двухнедельной поездки я оказался на Севере, где шло строительство железной дороги и освоение нетронутого края, о котором мы все в то время мечтали. Со мной рядом работала молодёжь со всей России, но в основном из Якутии. Я счастлив!

Об этом я мечтал, живя в Москве. Быстро освоившись на новом месте, создал корпункт стройки, стал собирать её историю, писать о людях, получать хорошую зарплату. В то время почти каждый из нас был счастлив по-своему: впереди – светлое будущее, материальный стимул, возможность проявить себя. Здесь я нашёл новых друзей, был избран в совет штаба БАМа.

В стране началась перестройка. На АЯМе (Амуро-Якутская железная дорога) рабочим в то время было не всё равно, кто придёт к власти. Для них главными были стабильность и возможность хорошо заработать. Люди видели несправедливость, так как оказались брошенными на произвол судьбы. Пропадали энтузиазм, стремление, инициатива. Людям была нужна вера в завтрашний день.

И когда от трудовых коллективов АЯМа я был рекомендован на совещание по проблемам строительства БАМа, то был настроен рассказать всю правду. Совещание, на котором присутствовали представители министерств и ведомств, московские чиновники, СМИ, мне показалось скучным. Многие руководители пытались оправдать себя.

Мне это порядком надоело, и я устремился на трибуну. Представитель Якутии схватил меня за костюм, пытаясь остановить. Но мне было всё равно, и я начал говорить. До этого полусонные от однообразия выступающих операторы и журналисты центральных газет и телевидения вдруг направили на меня камеры и микрофоны.

Я стал говорить о простых человеческих проблемах, которые особо никого не волновали, о том, что таят чиновники.

Говорил о проблемах не только строителей, но и о том, какой бардак присутствует на стройке, как тысячи людей остаются ненужными государству и судьба их никого не интересует.

После выступления дал интервью Центральному телевидению, московским и местным СМИ.

Я был счастлив от того, что груз, который долгие годы носил в себе, мне удалось выплеснуть наружу. Наивно надеялся, что моё выступление поменяет сознание чиновников и проблемы простых людей будут услышаны наверху.

Потом мы с товарищами с надеждой смотрели моё выступление по Центральному телевидению. Промелькнули лица знакомых якутян, но меня, хотя снимали больше всех, на экране так и не было. Наверное, показался кому-то слишком запальчивым, ершистым – вырезали… Местные СМИ хоть немного, но всё же попытались написать правду, которую я хотел донести. На стройке простые рабочие стали относиться ко мне как к герою, а вот начальство – с недоверием и опаской.

В один из зимних вечеров начальник поезда, оказавшийся на укладке железной дороги, которая находилась за сотню километров от нашего общежития, изъявил желание меня подвезти. Я заподозрил что-то неладное в его предложении. «Такого не бывало, чтобы простые работяги в „Волге“ вместе с начальством ездили», – подумал я. Но от приглашения не отказался, и машина отправилась в дорогу.

Проехав полпути, «Волга» остановилась. «Ну что, приехали, борец за справедливость, – стал кричать на меня начальник поезда. – Что ты везде лезешь, куда тебя не просят, справедливости ищешь? Да ты нам просто работать не даёшь. А ты знаешь, вот сейчас здесь тебя грохнем и закопаем в снегу, и никто об этом не узнает».

Вечерело, в радиусе 100 км стояла гнетущая тишина, мороз под сорок. Но мне было всё равно, я не испугался и ответил спокойно: «А что ты меня пугаешь? Что хочешь, то и делай». Видя моё спокойствие, матерясь и брызгая мне в лицо от злости слюной, начальник махнул на меня рукой и сказал водителю «Волги»: «Поехали».

О случившемся я рассказывать никому не стал. Может, поэтому отношение руководства ко мне изменилось. Не запугав и не сломив мою волю, стали они ко мне более вежливыми и добрыми.

Но я знал, что это была просто маска, которую люди надевают с определённой целью и могут её снять, когда им нужно.

Пытаясь добиться справедливости, я продолжал свою бесполезную борьбу. Благодаря известному в то время журналисту Максиму Кусургашеву, который работал на радиостанции «Юность», я несколько раз выступал в его программе.

Приехав из глухой тайги, я ходил по «Останкино», и глаза мои разбегались от удивления при виде телезвёзд. А когда меня пригласили на программу «Взгляд» и я встретился с журналистами, счастью моему не было предела. Я пью чай с тортом с самим Эдуардом Сагалаевым, и мы говорим о жизни. Но вся моя мышиная возня не приносила простым строителям хоть немного счастья. И от этого желание борьбы с ветряными мельницами стало потихоньку пропадать. Я понял, что истина там, где власть и деньги.

Состояние

Скопив денег на строительстве железной дороги, я решил приобрести жильё в Тынде, куда меня пригласили работать журналистом в газету «Мосты магистрали». Денег было много. В то время на них можно было купить две двухкомнатные квартиры. В небольшой чемоданчик они не вмещались, и мне пришлось купить обычный пакет, который порвался от тяжести.

На эти деньги я опять пустился в путешествие по стране. Объездил почти всю Прибалтику и Дальний Восток, жил в самых дорогих гостиницах.

Однажды в одном из кафе Таллина ко мне подошёл моложавый официант и предложил заказать музыку. Я не ожидал, что для меня будет играть небольшой оркестр, и был немного растерян, но после недолгих раздумий заказал «Гори, гори, моя звезда…».

Скрипка играла, словно плакала, и душа моя пела ей в такт. Я испытывал счастье, только не знал от чего. Может, от того, что впервые за много лет я услышал эту песню полностью, посвященную только мне, так как в кафе, кроме меня, никого не было, а может, от того, что, заплутав в жизни, искал я счастье, как свою звезду, которую не смог найти. Впервые слова песни меня так глубоко тронули за душу, что в горле появился ком, а на глазах навернулись слёзы.

С большими деньгами я выглядел как-то странно. Мне было стеснительно, что недалеко от меня находился официант, который старался мне угодить в выборе блюд, названия которых я слышал впервые. Вёл я себя скромно, пил мало, много ел и думал о том, что всё это когда-нибудь закончится и надо наслаждаться этими минутами. А вечером в шикарной гостинице мне предложили девушку лёгкого поведения.

Это было у меня впервые, и я очень волновался. Для смелости я купил бутылку коньяка и гаванские сигары и стал представлять, что сейчас появится девушка моей мечты.

Выпив очередную рюмку дорогого коньяка и закурив сигару, я стал раздумывать о том, как же хорошо жить с большими деньгами и что есть люди, которые так живут всегда.

А ещё я думал о том, как мне придётся общаться с девушкой лёгкого поведения, о чём с ней говорить и как себя вести. Стук в дверь моего номера был неожиданным, и на пороге уже стояли несколько девушек и парень-качок, обритый наголо, который грубовато сказал: «Выбирай». Как будто собирался продавать какой-то недорогой товар. Мне приглянулась молодая блондинка с широко открытыми глазами, и я с волнением показал на неё.

Войдя, девушка сразу осмелела и для начала осмотрела номер. «Может, познакомимся?» – спросила она, представилась Светой и свободно стала себя вести, направившись сразу в ванную. Её свободное общение ещё больше напрягло меня, и желание овладеть ею исчезло вместе с очередной выпитой рюмкой коньяка.

Мне захотелось просто поговорить о жизни и узнать, в чём видят путаны своё счастье, зарабатывая на жизнь таким способом. Из нашей беседы я понял то, что для девушки важна самостоятельность. Находясь в данный момент почти вещью, которую покупают все желающие, она мечтала таким способом заработать хорошие деньги и быть независимой. Об этом она говорила с большим волнением, как будто в этом и видела своё будущее счастье.

Сказать, что я испытал счастье от больших денег, это ничего не сказать. Испытываешь счастье не от самих денег, а от ощущения, что они у тебя есть и их можно потратить куда и как угодно. С большими деньгами жизнь приобретает совсем другие ценности. Ты не ставишь перед собой вопрос, где их взять и как сэкономить, и можешь себе позволить всё, что тебе хочется. И от этих мыслей испытываешь счастье.

Может, потому, что я сильно не дорожил деньгами, они быстро от меня ушли. В этот же год в стране произошла денежная реформа, и те деньги, которые остались у меня, уже ничего не стоили, их даже не хватило на покупку однокомнатной квартиры. И меня среди зимы выкинули на улицу из жилья, которое я снимал и не успел купить до реформы.

Так я оказался бомжем и подался к знакомому другу в Новосибирск. Там его брат работал директором завода, мы занялись бизнесом. Но очень скоро я понял, что бизнесмен из меня не получится. Чтобы хоть как-то выжить, пошёл на рынок продавать вещи.

В то время в стране перестала работать идеология коммунистов, многие люди потеряли веру в будущее. В их душе оказалась пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Люди стали больше пить, среди молодёжи начала процветать наркомания. Появились различные религиозные общества и лидеры, за которыми люди готовы были пойти куда угодно.

Прочитав много литературы об индуизме, чуть не стал кришнаитом и я. В Новосибирске посещал их кружки, а потом вместе с ними ходил по улицам города и кричал: «Харе Кришна!»

Наголо выбритые кришнаиты были вежливы в общении и в своих разукрашенных одеждах всегда привлекали к себе внимание. Но, пообщавшись с ними поближе и побеседовав с их духовным учителем, я понял, что то счастье, которое испытывают они от этой религии, мне непонятно. С бизнесом в чужом городе у меня не получилось, и я вновь оказался на вокзале.

Изгои общества – нищие и бездомные

Мне нравилось смотреть на вокзальную суету, на молодые пары, особенно с детьми, которые куда-то уезжали, приезжали и чего-то ждали. На вокзале была другая жизнь, какой-то неизведанный и непознанный мир, который постоянно менялся.

Когда мне было голодно, я покупал дешёвый стаканчик кофе, а если хватало денег, то и бутерброд. Тогда я чувствовал себя немного важным и думал о том, что когда-нибудь стану одним из этих пассажиров, которые куда-то постоянно спешили. От этого на душе моей становилось веселее. Чтобы продлить удовольствие, кофе я пил небольшими глотками, перемещаясь с одного на другое место шумного и многолюдного вокзала.

Свободные днём места на вокзале в ночное время были часто заняты. А если и удавалось их найти, то спать приходилось недолго. По ночам меня выгоняли со своих мест такие же бездомные, как и я, милиция бесконечно проверяла документы. Но сон набирал силы, и я, несмотря ни на что, в невероятных позах засыпал на вокзальных скамейках.

Приноровиться спать в таких условиях ещё не проблема. Сложнее всего было бороться с голодом, который стал моим постоянным спутником. Чтобы забыть про него, пил много воды, и тогда на какое-то время чувство голода пропадало, но довольно скоро возвращалось с новой силой.

Побираться было стыдно, и я шёл разгружать вагоны. Работать грузчиком было тяжело, особенно если выгружать приходилось цемент, который постоянно сыпался за воротник, летел в уши и глаза, и после него было тяжело отмыться. Зато это была самая высокооплачиваемая работа.

Мужики здесь постоянно матерились, а когда после работы делили деньги, часто ругались и дрались. Однажды я, чтобы не ударить лицом в грязь, попытался плеваться, как они. Но у меня, как у них, не получалось, и тогда один из грузчиков ехидно сказал: «Ты даже плеваться не умеешь!» Его слова меня сильно обидели, и я всё больше пытался подражать им, но со временем понял, что школа мне эта не нужна, и продолжил вести себя как обычно.

Однажды они выкрали у меня паспорт и последние заработанные деньги. Но когда я попытался обвинить их в этом, они чуть было меня не избили и заявили, что надо отвечать за свои слова. Как отвечать за свои слова, я не знал, но в одном был уверен: паспорт и деньги украли они.

Так я стал настоящим бомжем, и когда об этом думал, то меня одолевал страх за будущее.

Теперь даже при желании устроиться на работу сделать этого я не мог: меня просто не брали. А на восстановление паспорта требовались деньги и время.

От грузчиков я теперь держался на расстоянии, а их ряды постоянно пополняли какие-то неприятные типы, вечно пьяные и неопрятного вида, которые матерились почти через каждое слово. Особенно мне не нравился их бригадир – рыжий и громадного роста с наколками на волосатых руках.

Его мужики побаивались больше всего. Как я понял из их разговоров, он долго сидел в тюрьме и был у них в авторитете. И вот однажды, когда его понесло, он долго и смачно меня материл. Я, не вытерпев, сказал ему культурно и вежливо: «Не материте меня, пожалуйста». В один миг глаза его округлились, как будто он услышал от меня то, что никогда не слышал. «Да я не то что материться, я тебя раздавлю и на ровном месте закопаю», – говорил он, через слово вставляя мат, и я не на шутку перепугался.

Но перепугался я ещё больше после того, когда он почему-то полностью изменил ко мне отношение, стал называть только на «вы» и больше никогда не повышал на меня голос. Наоборот, учил, как жить и справляться с тяжёлыми мешками. «Ты не дрейфь, пацан, – говорил он. – Главное – надо как младенцу в жизни сделать первые правильные шаги, так и здесь, чтобы мешок не завалил тебя в сторону. А потом пойдёт всё как по маслу».

Я так и делал, но всё равно с моим маленьким ростом огромные мешки с цементом казались неподъемными великанами. Под вечер спина разламывалась на куски, и на следующий день я с трудом шёл на работу. Платили нам немного. Но я радовался даже тем деньгам.

После этого я гордо заходил в первую попавшуюся столовую, брал салат, первое, второе блюда и компот с булочкой. Живот мой наполнялся, и я радовался, поскольку на некоторое время забывал о еде и ко мне приходили хорошие мысли и настроение.

Когда моя жизнь теряла всякий смысл, в поисках счастья я брёл по селениям и весям. Брёл туда, куда тянула душа. Однажды я очутился на берегу красивой речушки во Владимире, где стояла небольшая церквушка Покрова-на-Нерли.

Ее колокольный звон привлёк мою одинокую и заплутавшую душу, ноги сами повели в храм.

При входе в церковь я заметил таких же бездомных и нищих, как я. Одни стояли, другие сидели, но все они ждали милостыню от прихожан. Один из нищих протянул ко мне руку в надежде, что я смогу ему что-либо дать. Но дать ему мне было нечего, и я для чего-то поздоровался с ним и встал рядом у входа в церковь, не решаясь в неё войти.

Я смотрел на то, как в церковь входили прихожане, которые все по-разному относились к нищим. Кто-то с пренебрежением и сочувствием смотрел на них, таких было большинство, единицы бросали в их грязные ладони копейки. Меня это радовало. Потому что сегодня на эти деньги они купят себе хлеб или похлёбку в дешёвой столовой.

Немного осмелев, я вошёл в божий храм. В церкви было многолюдно. Встав при входе, я засомневался, но обратно решил не выходить. Около иконостаса горели свечи, бабушки крестились и читали молитвы, священник о чём-то беседовал с прихожанами. На меня никто не обращал внимания.

Окружающая обстановка вселяла в меня веру в лучшее. Было здесь тепло и уютно, уходить не хотелось. Я был атеистом, но крещёным (в детстве в наш дом приходила какая-то женщина, называли её крёстной).

Я смотрел на прихожан и размышлял, что они могут обо мне подумать, ведь в то время молодёжь не ходила в церкви. Это был мой первый храм, где я на последние копейки купил свечу, помолился и поставил её у святого образа. Впервые я смог глубоко заглянуть в свою душу, мне стало жалко себя, но легче, и все проблемы остались где-то позади, хотя бы ненадолго, но я обрёл душевное спокойствие.

На железнодорожный вокзал Владимира я возвратился поздно вечером, так как всю вторую половину дня искал работу. На этот раз мне не повезло, вагоны на станцию не пришли, и денег заработать было негде. Так что голодать пришлось три дня.

На утро четвертого я решил податься в близлежащее селение в надежде найти там работу и временное жильё. Я брёл, отчаявшись, по большаку, и душа моя надрывалась от безысходности, голода и одиночества. Недалеко от села я увидел деревенских мужиков, которые пасли скот и косили траву. Стояла сильная жара, и мужики часто утирали рукавами пот, было видно, что они порядком устали. Неподалёку от них дымил костёр, в котором виднелась печёная картошка. От увиденного мне сильно захотелось пить, и я попросил у них воды.

«Да вон родник, сколько хочешь пей», – указали они мне в сторону. Пройдя несколько шагов, я увидел ключевую воду, которая небольшим фонтаном пробивалась из-под земли. Рядом валялась алюминиевая кружка.

Зачерпнув студёную воду, я стал её пить небольшими глотками, так как от холода ломило зубы. «Ну как, напился? Теперь садись, обедать будем», – пригласили меня колхозники, разложив на зелёном лугу запечённую картошку, только что вытащенную из костра, сало, деревенский квас и хлеб. Я был очень голоден, и эта появившаяся на лужайке скромная еда и костёр были для меня как пышный обед в московском дорогом ресторане.

Набравшись сил и немного ободрившись, я спросил, как им живётся в деревне. «Да разве это жизнь? Колбасы у нас нет, хотя мы скотину выращиваем, а мясо увозят в большие города. Наш колхоз когда-то миллионером был, – жаловались мужики, – а теперь вот совсем развалился. Перестройка во всём виновата. Кому теперь мы нужны, вот только земля-кормилица нас и выручает».

Увидев длинный кожаный кнут – помощник любого пастуха, я вспомнил детство и колхозных коров, которых также когда-то пас во время летних школьных каникул. Я попросил у них кнут и, словно ковбой, показал им своё мастерство. На минуту обомлев, они спросили меня: «Ты что, из деревни, что ли?» Я почему-то с гордостью ответил: «Да!» Увидев во мне своего человека, колхозники разговорились.

Узнав, что я из Москвы, стали расспрашивать, как там живёт столица, когда в их деревню проведут газ.

«Это было бы для нашей деревни настоящим счастьем, а то надоело нам заготавливать каждый год дрова, – сетовали они. – А ещё мечтаем мы, чтобы провели в нашу деревню водопровод. А то жёны заставляют нас много воды таскать, особенно когда у них стирка». И от этой беседы стало у меня на душе веселее и радостнее. Я тоже вспомнил свою полуголодную деревню, где питались мы в основном картошкой и молоком, и тем, что сажали на огородах, так как свой скот, особенно коров, в деревне резали редко. Корова была нам кормилицей.

Ночевать я вновь вернулся на железнодорожный вокзал. В буфетах толстые тётеньки продавали бутерброды, чай и кофе. Проглотив слюну, я купил бутерброд и моментально его съел, запивая обжигающим кофе. Осматривая вокзал, я выискивал себе место для ночлега. Но вокруг всё было занято.

Простояв несколько часов, я наконец-то заметил свободное место. Свободным оно было из-за того, что рядом расположился не совсем опрятный и доброжелательный гражданин, который изредка бранно и громко выражался. Но мне было всё равно.

Устав за день, я готов был расположиться где угодно, уж очень сильно хотелось спать. Но уснуть мне пришлось не сразу. Увидев во мне своего соратника-бомжа, мой сосед попытался заговорить. Осмотрев меня внимательно и немного задумавшись, пытливо спросил:

– А ты что, такой же, как и я? Наверное, и тебе жизнь не в радость? Ничего, не падай духом, брат! Вот мы с тобой сейчас бездомные, для нас главное поесть бы вкусно и переспать, чтобы тепло и мягко было. Нам многого от жизни и не надо, поэтому у нас меньше желаний и разочарований.

А представь, что ты богатый человек, ты уже будешь мечтать о том, как купить ещё круче машину и лучше отдохнуть. И нет предела нашим потребностям, и не будет счастлив до конца человек, потому что оно измеряется материальными мерками.