Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма

Ради чего рисковали в походах?

От Чайного домика мы напрямую вышли к Большому каньону. Ещё одна из достопримечательностей Крыма. Сначала мы были потрясены видом на дне каньона. Дошли до такого узкого места, когда, расставив руки, могли касаться обеих его сторон. Запрокинув головы, смотрели, как над ущельем в недосягаемой высоте парили птицы.

Потом прошли по размеченной, туристической тропе на верхнюю точку одного из берегов каньона и с удивлением смотрели, как внизу, а глубина достигает трёхсот метров, муравьиной струйкой передвигалась группа туристов. И вдруг из этой глубины до нас донеслись их крики восторга. Крики усиливались в узкой расщелине и долетали такими мощными, будто внизу стоял гигантский рупор. Мы ошалели от этих звуков. Кричали в ответ. Но обратной связи не получилось: на дне каньона нас, конечно же, не слышали. Зато нам предупредительно отвечало эхо каньона.

На следующий день после купания в «ванных», созданных природой в каменном ложе за миллион лет существования этого чуда природы, я отправился в Ялту на разведку. Поднялся на плоскую и голую поверхность яйлы, где пролегала дорога Бахчисарай – Ялта. По ней ходят автобусы, но я решил проверить наш будущий пеший маршрут.

Выйдя к гребешку горы, я замер от потрясающего вида на Чёрное море с высоты тысячи трёхсот метров. День был солнечный. И хотя лёгкая дымка висела над морским простором, скрывая горизонт, ближе к берегу можно было рассмотреть отдельные судёнышки.

В таком туристическом месте обязательно должен быть общедоступный спуск, решил я. И не ошибся. Легко нашёл его, едва отклонившись от шоссе.

Но это уже не туризм, а почти альпинизм. В некоторых местах спускаться пришлось, держась за толстую проволоку, крепко закреплённую на склоне. В других – чуть не катился по осыпи. Несколько раз пересекал автомобильную дорогу, которая серпантином спускалась к Ялте. А везде перед дорожным полотном – обрыв, и при каждом спуске здесь возникала опасность: а вдруг из-за поворота выскочит машина…

После того как в городском доме культуры подтвердили, что готовы нам предоставить ночлег на две ночи (мы заранее списывались с местной туристической организацией), я плотно поел в столовой. Глядя вверх, на зубцы Ай-Петри, понял, что пеший подъём я не осилю. Да и зачем? Сел на рейсовый автобус. Допотопная носатая «коробочка», скрипя всеми своими дряхлыми частями и тяжко вздыхая мотором, поползла в гору. Не помню, сколько было разворотов на сто восемьдесят градусов, чтобы каждый раз по очередной ступеньке подниматься вверх. Дорога узкая, со встречным транспортом автобус едва расходился. Смотреть вниз, в сторону пропасти, было страшно. Особенно, когда мотор почти замирал.

Через несколько крутых поворотов я понял, что зря я так плотно поел, моё нутро взбунтовалось. Но, видимо, не только я так нерасчётливо насытился. То из одного окна, то из другого высовывались женщины и откровенно блевали. Но другого варианта освободиться от содержимого желудка не было возможности, шофёр не имел права останавливаться на серпантине. Я кое-как вытерпел до своей остановки на яйле.

Следующим утром я повёл мою группу проверенным мною маршрутом. После охов и ахов от вида на манящее море начались ахи и охи от взгляда на крутую тропу, которая почти отвесно падала вниз. Не спеша, с подстраховками, и, несмотря на рюкзаки, мы благополучно спустились до вожделенной Ялты. И тут случилось такое, чего забыть невозможно.

Я, как и полагается, вёл ребят гуськом. Мы уже шли по городской улице, поэтому порядок и дисциплина здесь должны быть особо точно соблюдаемы. Я часто оглядывался на свою группу: не пытается ли кто вылезть на проезжую часть. И вдруг почти уткнулся головой в грудь человека, который был на голову выше меня. И в милицейской форме с погонами полковника. «Вы что это себе позволяете?» – грозно обратился он ко мне. Я ничего не понял, оглянулся, мои пионерчики удивлённо замерли в ровном строю, с удивлением глядя на недоброго «дядю Стёпу». «Почему на улице в таком виде? – Он жестом показал на мои шорты. – Ещё раз увижу, вышвырну из города».

Как среагировать в такой ситуации? Неужели он не видит, что мы туристы, с рюкзаками, на маршруте? Что же, нам костюмы для встречи с курортным населением надеть? Будь я один, непременно ответил бы жёстко, вступил в объяснения и спор. Но я – учитель, на меня смотрят мои ученики. Я, не проронив ни слова, устало смотрел в красную, пышущую сытостью и начальственным превосходством морду этого мента. Смотрел до тех пор, пока он не пошёл своей дорогой, а мы своей.

Ялта нам не понравилась. Городские пляжи были переполнены. Единственное свободное для нас место оказалось возле мусорного бака. Но и там негде было лежать. Мы по очереди стояли, охраняя одежду тех, кто купался. Набережная, конечно, красивая, но какая-то выставочно-вычурная.

И поспешили уехать из неё. На троллейбусе! Вероятно, это была единственная в Советском Союзе междугородная троллейбусная линия. Экзотично. И не воняет выхлопными газами, чем грешили все отечественные автобусы.

Очередное чудо крымской природы – Красная пещера (Кызыл-Коба, или Кысыл-Коба). Мы прошли село Перевальное и остановились на две ночёвки невдалеке от этой пещеры, прямо под плодовыми деревьями.

Здесь произошло то, за что мне до сих пор страшно и стыдно.

Мы пошли осматривать пещеру с мальчишками. Запаслись фонариками и углубились по широкому проходу, испещрённому не только надписями, что здесь были Васи из разных городов необъятной страны, но и стрелками с указанием, куда идти и что там можно увидеть. Потом, разумеется, мы отклонились от этого слишком цивильного маршрута. Пролезали в узкие отверстия. Продвигались по щелям, круто уходящим своей пустотой вниз, упирались в холодные и влажные стенки руками и спинами. Наградой нам были залы со сталактитами и сталагмитами. Подземные реки и озёра…

Несколько раз мы пересекались с двумя взрослыми парнями, которые, как они нам объяснили, искали новый путь снизу вверх: из холодной части в тёплую (или наоборот). Они неожиданно скрывались в каких-то щелях, потом так же внезапно появлялись на нашем пути. Видимо, возвращались из тупиковых ходов. Передвигались они очень быстро и уверенно. Чувствовалась подготовка. И знание пещеры. Хотя познать её было почти невозможно.

Они рассказали нам случаи, когда люди пропадали здесь, заблудившись, в многочисленных ходах и лазах. Одного солдатика нашли лишь через неделю после пропажи.

Мы послушали их, но продолжили движение. Через полтора часа я решил, что пора возвращаться. Тем более что когда я пролез сквозь узкое горлышко в широкий зал, увидел за спиной на стене этого зала надпись большими чёрными буквами: «Всё. Дальше ходу нет. Капец!» Значит, мы пришли оттуда, где «капец»?

Я попросил мальчишек задержаться в этом просторном зале, отдохнуть, предупредив, что сейчас отправимся в обратный путь. А сам пошёл на разведку. Пройдя метров десять, я услышал какие-то звуки. До сих пор были слышны только наши шорохи, да звуки капель. Я продвинулся ещё чуть дальше. И увидел, что мой тоннель соединяется с другим, более широким, и по нему… идут люди. Со свечками. Туристы в сопровождении гида. В нормальной одежде. Чистенькие.

У меня всё похолодело. Я же собирался с ребятами вернуться назад! Смогли бы мы в сложнейшем лабиринте найти именно тот путь, который нас привёл бы к выходу? Мы запросто могли заблудиться. Судите сами: Кызыл-Коба – самая большая пещера Крыма. Её исследованная часть, по новейшим современным данным, составляет порядка двадцати пяти километров! Она шестиярусная. Перепад высот – двести семьдесят пять метров. А мы были без еды. Без питья. Без запасов батареек. Без факелов и спичек. Легко одеты: в шортах и теннисках. Конечно, оставшиеся на поверхности девчонки подняли бы тревогу. Я предупредил их, что в случае нашего слишком долгого отсутствия позвать на помощь местное население, спецслужбы. Конечно, одну ночь мы смогли бы потерпеть без еды и сна. А если бы не одну ночь? При низкой температуре земного чрева!

Однако мой испуг за возможные печальные последствия неподготовленного проникновения быстро растворился в воспоминаниях об увиденном в недрах пещеры. Молодость! На следующий день я повёл на подземную экскурсию девчонок. Они пошли в цивильной одежде. Я и не собирался с ними повторять предыдущий маршрут. Мы прошли по экскурсионному коридору. Недалеко. В каком-то зале я оставил их и решил попугать, вернувшись с другой стороны. Мне это удалось. Но ценой дополнительного моего стресса.

Оставив девчонок, наслаждавшихся осмотром зала, я свернул в боковой проход. Но уткнулся в очень узкий лаз. Возвращаться не хотелось. Еле-еле просунул плечи. Дальше путь мне преградил… мой фонарик. Он висел у меня на верёвочке, и, когда я полз, его заклинило у меня под грудью. А спиной я упёрся в острые выступы свода. Пытался вернуться, но эти выступы вонзились в тело. К тому же не во что было упереться руками. Обратного пути мне не было. Что делать? Я не запаниковал, хотя понимал, что девчонки едва ли меня услышат. Извиваясь, как ящерица, и сдирая кожу (не в первый раз), я всё-таки чуть-чуть сдвинулся назад и теперь мог подбородком толкать фонарик. И я преодолел этот лаз. И свой страх…

Следующим чудом природы на нашем пути был водопад Джур-Джур. Широкой полосой вода сбегает вниз по каскаду, а потом с пятнадцатиметровой высоты падает в озерцо, которое сама же и вымыла в горной породе.

После тяжкого перехода с немалой поклажей я с таким наслаждением омывал своё утомлённое тело. Девчонки не рискнули, да и из мальчишек лишь двое подставили себя под сильно бьющие струи. Я и не настаивал на массовом купании. Меня пугала возможность падения с водой какого-нибудь принесённого предмета.

Мы заночевали возле водопадного озерца. Это была наша последняя ночь в горах. Под мерный шум Джур-Джура и на воздухе, насыщенном влагой, крепко спалось. К тому же напряжённость горного маршрута, где днём и ночью ждёшь неприятного сюрприза, отступила. Обтоптанные вокруг воды места указывали на то, что мы добрались до цивилизации.

Но утром прекрасное настроение враз оборвалось, едва я открыл глаза. Удивился, что все мои спутники уже на ногах. Обычно я вставал раньше них, будил дежурных. А тут расслабился. И сразу же заметил что-то неладное. Все на месте. Но что-то произошло. Произошло ЧП. Мой братишка смирный Володя ночью… стукнул моего ученика.

Этот Серёга случайно оказался в нашей компании. Обычно, как уже отмечал, я не брал в дальние путешествия ребят, не проверенных в подмосковных походах. А тут его заботливая мамаша неожиданно попросила взять его в Крым. Видимо, не смогла по-другому пристроить на летний отдых. Я отказывался. Совсем не знал этого парня. Не учил его физике, он уже перерос «мои параллели». В поход со мной ни разу не ходил, не просился. А тут – нате! Мамаша обратилась к директору школы. Софье Абрамовне я не смог отказать. Тем более что в принципе ничего плохого за этим учеником не водилось. Не хулиганил, не дрался и вроде не хлипкий.

Но он сразу же показал себя чужаком в нашей команде – едва мы отъехали от московского вокзала. Как всегда, пока поезд идёт до ближайшей станции, по вагонам ходили продавщицы со сладостями, мороженым. У нас было заведено: или покупаем все, или никто. Посоветовались, решили, что обойдёмся, дотерпим до крымских сладостей. Впереди долгий путь, надо экономить деньги на южные соблазны. А этот Серёга купил себе мороженое и в одиночку наслаждался.

Я ему объяснил наш порядок. И, не откладывая, устроил сбор всех наличных денег. Так мы договорились с родителями. Оприходовал по списку. И потом ребята тратились только на полезные и приятные вещи: южные шляпы, тёмные очки, воду, мороженое и т. д. Так что спиртное и курево они купить не могли.

Но, как известно, свинья грязи найдёт. И когда я, расслабившись, крепко спал под джурджурский шум, Серёга ушёл к другой тургруппе, расположившейся неподалёку. Мало того, что он ушёл, никого не предупредив, но ещё и прилично хлебнул там спиртного. Вот мой Володя и красочно «объяснил» ему, что так делать нельзя. Попросту врезал разок.

Я решил избавиться от этого случайного попутчика. Ведь на берегу моря соблазнов гораздо больше. К тому же неизвестно, как скажутся последствия володиного «воспитания», вдруг обиженный захочет отомстить. Когда мы спустились с гор и остановились в Рыбачьем, я отвёз Серёгу в Симферополь, посадил на поезд, попросил проводницу присмотреть за парнем. И дал телеграмму в школу о возвращении нарушителя дисциплины. Кстати, он не сильно возражал против возвращения в Москву – то ли горы ему надоели, то ли рюкзак за спиной.

А на следующий день коллективную попойку устроил я сам. В мой день рождения.

Мы жили в нескольких метрах от пляжа. На пришкольном участке, весьма неприглядном, неухоженным и без пышной южной растительности. Зато его не огородили забором. А пляж – через приморское шоссе. Палатки не ставили, просто расстелили на скудном травяном газоне. Одна природная радость: над нами стояло персиковое дерево. С плодами. Правда, недозрелыми.

Пляж в Рыбачьем – протяжённый, с километр будет. Днём – плотно укомплектован телами загорающих, ночью располагались отдельные группки туристов. Запомнились парни из Эстонии, добравшихся сюда на мотоциклах.

На нашем пляже стояла бочка. Такая, из каких обычно продавали квас. А из той торговали вином в розлив. Местного производства. С низким алкоголем. Потому, видимо, и разрешили продавать этот, скорее, холодительный, чем горячительный напиток. От такого не захмелеешь даже в жару. Тем более рядом с морской ванной. Я загодя проверил это на себе.

Купил полведра праздничного напитка, и мы устроили «застолье». Застелили полотенцами прямоугольник символического стола прямо на газоне, разложили бутерброды, нарезали овощи… Сели по-турецки. «С двадцатисемилетием, Анатолий Семёнович!»

А ещё – учитель! Пьёт с учениками вино!?

Позволил я это непедагогическое мероприятие не только потому, что у вина градусов было едва ли больше, чем у кваса, и, пожалуй, меньше, чем у пива. Иначе не разрешили бы продавать на общественном пляже, да ещё в жару! В нашей стране периодически возникали кампании по борьбе с алкоголем. Именно – с алкоголем, а не с алкоголизмом. Но в годы моей учительской работы появилось мнение, что надо не запрещать алкоголь – это бесполезно, к тому же ничего кроме вреда здоровью из-за перехода на потребление опасных напитков и вреда бюджету из-за снижения доходов не возникало. А надо просвещать население, прививать культуру винопития. Логика была такая: вот, скажем, в Грузии или во Франции много пьют. Но алкоголиков, не в пример нашей стране, меньше. По крайней мере, их не видно на улицах, как у нас.

Этому течению поддался и я. Потому и позволил себе совершить этот непедагогический поступок. Весьма спорный. И с точки зрения воспитания, и ещё более – с точки зрения моей административной ответственности.

Меня оправдывает только то, что, насколько я знаю, никто из ребят, которые бывали со мной в походах, не стали злоупотреблять алкоголем. А курили многие. Но ведь я к этому приучить не мог, я же не курил. И в походе этому противодействовал.

Не знаю, по какой причине, но нас выперли с пришкольного участка. Мы сорили, загрязняли? Нет, ведь мы же здесь не готовили себе пищу на костре. Обедали в столовой, а завтрак и ужин готовили на пляже. Мы ломали кусты, деревья? Нет, мы бережно относились к тощим растениям, робко выстроившимся вдоль шоссе. Мы уничтожали газон? Там была такая высохшая трава, что нанести ей ущерб уже практически не было возможности. К тому же мы большую часть времени проводили вдали от места ночлега. А ночевали мы в расстеленных палатках, по крымской традиции не ставили их.

Думаю, оставшийся за главного какой-то второстепенный сотрудник (кажется, завхоз) то ли формально выполнял приказание директора: никого не пущать, то ли ждал от нас компенсации за своё молчаливое согласие на наше проживание. Мы не сильно огорчились, хотя ночевать на самом пляже было менее уютно. Зато до воды ещё ближе.

И эта близость подтолкнула нас к желанию плавать перед сном. За час до полуночи, когда все приходящие растворялись в окрестностях, мы шли купаться. Причём – в «белых» плавках. То есть без плавок. Просто единственное оставшееся не загорелым пятно на наших телах как раз соответствовало профилю плавок. Мы так нецивилизованно купались, чтобы не ложиться спать в мокрой одежде или не устраивать дополнительную процедуру по переодеванию. Разумеется, на такое плавание решилась только мужская часть группы. Да и то не все.

Это было удивительное ощущение, когда ты в темноте уплываешь далеко-далеко, так что посёлок превращается в узкую цепочку огней, ты лениво перебираешь конечностями и как бы сливаешься с морем, с нежным покачиванием ласковых волн, уставших за день и теперь тоже готовящихся ко сну. И за день накопленный в теле жар солнца растворяется в солёной морской воде.

И вдруг идиллия исчезла. Что-то неприятное, скользнуло вдоль живота и далее, касаясь нежных оголённых мест. Медуза! Вот ещё одна, ещё… Никакого вреда от них не было, хотя случается, что и медузы обжигают… Но комфорт исчез, возникло ощущение опасности. И от ночных плаваний мы отказались…

У нас были маски, ласты – нырять и смотреть подводный мир очень интересно. И даже поискать добычу с ружьём для подводной охоты. Но вдоль длинного пляжа, где много купающихся и нет крупных камней, где бы пряталась живность, подводные картинки – однообразны. В поисках новых ракурсов мы с мальчишками ушли за пределы посёлка, поднялись на прибрежный перевал, и за ним обнаружили махонький пляжик, где в интимной обстановке загорала лишь одна парочка.

Подковообразную бухточку окружали скалы, и наиболее игривые из них спустились в глубину и торчали островерхими макушками.

Я заплыл под выступ обрыва и обнаружил подводный грот. Углубился. А там – шевелит щупальцами осьминог. Даже не знаю, насколько он опасен, но страх холодком пронзил моё тело, и я поспешил вынырнуть.

Мальчишкам ничего не сказал. А то, чего доброго, могли испытать судьбу – поохотиться с подводным ружьём. Мы плавали, ныряли, наслаждаясь тёплой водой и её прозрачностью. Фыркали, как морские животные, шумно выплёскивая воду из дыхательных трубок.

Я нырнул вслед за мальчишкой под скальный островок, острой пикой торчащий над водой. Мой юный, тонкий спутник скользнул в отверстие, я за ним и… застрял. Мои плечи заклинило между стенками этой дыры. Острые сколы вонзились в меня. Назад? Но упереться не во что, руки уже по ту сторону дыры. Да и позволят ли вернуться впившиеся острые выступы? Раздумывать и выбирать способ освобождения было некогда – у меня же не было акваланга. Кое-как, шевеля плечами, я исхитрился их поочерёдно пропихнуть. Но застрял нижней частью своего тела. Это не плечи – двумя половинками по очереди не проползёшь. Извиваясь угрём, я с болью, сдирая кожу, еле-еле протиснулся тазом. До воздушной поверхности добрался на последних каплях воздуха в лёгких…

Извечный вопрос: ради чего мы рискуем? По глупости? Ради острых ощущений? Эх, молодость, молодость… Нет у неё страха перед возможными трагическими последствиями. И смерти в молодости не боятся. Если, конечно, она не смотрит тебе в глаза…

Вдоль линии Маннергейма

После нескольких подмосковных лыжных походов я решился на дальнее лыжное путешествие. И в мартовские каникулы 1966 года мы отправились в Ленинград, чтобы оттуда на местном поезде добраться до Карельского перешейка. Но выяснилось, что намеченный пункт для начала лыжного перехода, находится в недоступной для нас пограничной зоне. Билеты туда можно купить лишь по специальному разрешению. Купили до самой дальней доступной нам станции. Оттуда и пошли. На юг-запад. В сторону моря.

Места там экзотические. Обычно туристы выбирают водные маршруты по Карелии. Это – край многочисленных озёр и рек. Зимой маршрут другой, но и он весьма интерес. Необычный для москвичей ландшафт. Идёшь то среди скал, окружённых сосняками, то вдоль берега многокилометрового узкого озёра, то по густому-прегустому лесу. Ну, и, разумеется, видели остатки «линии Маннергейма», сооружённой финнами для защиты от южного «добрососеда».

Что кроме этого более всего запомнилось мне из этого похода? Тяжелейшие снежные участки по непроторённым местам. Моя «лекция» для учеников начальной школы. Снежные ванны и болезнь члена нашей группы (впервые!). Недружественное к нам отношение местного населения. Непорядочное отношение моего ученика к месту ночлега.

По порядку.

Не зная эти места, маршрут я прокладывал по карте. Нашей конечной целью было добраться до Балтийского моря, точнее – до репинских Пенатов, и мы порой шли напрямую, не выбирая протоптанных дорог. Но то, что летом легко преодолимо, зимой оказалось большой проблемой. Особенно тяжело нам дались первые переходы, в северной части маршрута. Там и снега было очень много, причём ещё не подтаявшего, пушистого, и рюкзаки, ещё не опустошённые прожорливыми ребятами, довольно тяжёлые.

Сейчас не вспомню, между какими населёнными пунктами мы пробирались по снежно-лесной целине. Нам надо было преодолеть всего-то менее десяти километров, но запомнились они нечеловеческими усилиями. Естественно, я шёл впереди, чтобы и путь выбирать, и протаптывать лыжню. Вместе с лыжами я утопал до коленей! Еле-еле продвигался, месил снежную массу почти на месте. Вскоре я выдохся. Мне показалось, что не рационально мне, самому тяжёлому участнику группы идти первому. Пустил вперёд самого крепкого парня, но он полегче меня. Тот одолел лишь несколько сотен метров. Пустил другого – ещё меньше выдержал. К тому же мне идти за ними, легковесными, тоже некомфортно.

Все выбились из сил, пора отдохнуть, но как – на снегу? Сесть на него и тем более лечь я запретил. Разрешил присесть на лыжные палки. Это не совсем отдых, но всё же немного перевели дух. Пора идти дальше, но вижу, что одна ученица, Оля Гладкая, совсем без сил. Взял её рюкзак, повесил себе на грудь и снова пошёл первым. И уже шёл без остановок. Понял, что останавливаться во всех смыслах опасно.

Это был наш самый тяжёлый переход. Если обычно за день преодолевали до двадцати с лишним километром, то тогда – лишь эти десять…

В таких экстремальных природных условиях контакты с местным населением были неизбежны – ночевать в лесу было невозможно. И встречи эти были разными.

После очередного перехода выбрались на берег длинного-предлинного озера. Мы потом вдоль него полдня шли. На ночлег нас пустила местная школа. С условием, что до занятий мы освободим класс. Школа начальная. Крохотная. Просто изба. И в одной комнате занимались ученики всех классов – с первого по четвёртый. А их всего-то было менее десяти.

В качестве платы за ночлег учительница попросила меня рассказать школьникам о Москве. То ли я, не выспавшись и не поев, не смог найти нужный тон, и моя «лекция», признаюсь, оказалась прескушнейшей, постыдной. То ли ученики были ошарашены явлением непрошенных гостей, и рассказ о далёкой, незнакомой им Москве не вызвал никакой реакции у слушателей. Они сидели, как истуканчики, аккуратно сложив худенькие ручонки на партах и замерев до конца нашей встречи, без какой-либо искорки интереса в глазах. Они не задали ни одного вопроса. Не произнесли ни одной фразы. Я уж подумал: может, там занимались не русские дети, а финские, карельские, саамские? Но учительница-то говорила по-русски чисто.

Более тёплая и контактная встреча с местными жителями произошла на затерянном в лесах хуторе. Шли мы, шли строго по компасу через густые, почти непролазные леса и набрели на одинокий дом. Большой. Коттедж – правда, уже заметно обветшавший. Вероятно, он когда-то принадлежал большой финской семье, выгнанной с родной земли советскими пришельцами после «победоносной» битвы с Финляндией за эти места в начале Второй мировой войны.

В большом доме жила пожилая русская женщина с маленькой девочкой, наверно, внучкой. Женщина оказалась очень приветливой. Даже обрадовалась, что мы у неё заночуем. Видимо, заскучали они вдали от цивилизации вдвоём (если не считать неразговорчивую домашнюю скотину). Денег за ночлег не взяли, а попросила нарубить дров. Я колол, мальчишки аккуратно складывали в дровницу. Работа шла у нас споро, мы разохотились и остановились лишь тогда, когда она, увидев результат, ахнула: «Да нам теперь до конца холодов хватит!»… Как приятно сделать приятное приятным людям!