Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма
Прежде чем покинуть Форт Макферсон, мы заглянули в казарму. Ну, у них после наших казарменных просторов – теснота. У нас – это же целый спортзал. А у них – конура метров 12–15. Правда, у нас – на десятки и сотни человек, а там – на двух солдат или на одного сержанта. И их «конура» похожа по обстановке и уютному интерьеру на домашнее жилье, а наши «спортзалы» – извините, доблестные маршалы и генералы, – на свинарники.
А возле казарм – длинные ряды частных машин. Солдатских и сержантских. Похоже, плох тот солдат, который не имеет своей «тачки».
Вот так и живут американские военные-профессионалы. Смотреть на это с высоты всех наших «героических побед» тошно…»
Что сказать в качестве алаверды к этому репортажу? Видно, что у них служба в армии – профессиональная работа с соблюдением человеческого достоинства. У нас – «обязанность» и зачастую – унижение при выполнении «гражданского долга».
Мобилизационное предписание для офицера запаса
Воинская служба в нашем Отечестве не заканчивается с демобилизацией. Она приобретает иной характер. Так как я получил высшее образование, то меня из ефрейторов перевели сразу в офицерский состав – стал старшим лейтенантом. А офицеров-запасников заставляли принимать участие в некоторых акциях Минобороны, проходить переподготовку.
Когда я жил в Якутске, мне дали предписание явиться с вещами на сборы. Но в назначенный день у меня случилось обострение ишемической болезни сердца (ИБС), были явные признаки стенокардии – болела грудь. Я никуда не пошёл, посчитал, что в таком состоянии едва ли можно признать меня защитником Родины. Кого и как предупредить о своей немощи в выходной, я не знал.
Но Советская Армия сама меня нашла: в нашу квартиру ввалился разъярённый полковник Цысов – лично сам глава Якутского горвоенкомата! Моему доводу о ИБС он не поверил, потребовал указать, кто и когда поставил мне такой диагноз. Мне скрывать нечего, я спокойно рассказал. Это же не за день до призыва у меня возникла такая болячка. Любой приезжий с «материка» тяжело переживает акклиматизацию в аномальных условиях Якутска, где стоградусная годовая амплитуда колебаний температуры, где постоянно аномально высокое атмосферное давление, где осадков выпадает меньше, чем в пустыне Сахара.
Тем не менее, полковник оштрафовал меня за неявку на 10 (десять!) рублей – видимо, только такая сумма была в его власти. Позже я узнал, что он очень грубо разговаривал с моим кардиологом, наорал на эту интеллигентную женщину.
Мой коллега по этой командировке в воинскую часть, редактор местной «молодёжки» Лёня Левин отправился на сборы. Их направили в Даурию, к границе с Китаем. Напомню, в те годы, после войны с китайцами на Амуре за пустынный остров Даманский, положение там было очень тревожным.
Кстати, наша страна повела себя в этом конфликте с «братским» Китаем не самым лучшим образом. Вопреки договорённостям – по нашим понятиям. Дело в том, что границу определяли по середине судоходной части русла Амура. Но со временем она обмелела, своенравная река углубила другую протоку, и остров должен был отойти к Китаю. Но наши, вопреки международному договору, не захотели отдавать этот пустынный клочок земли. Боролись до последнего. Советское телевидение, самое правдивое СМИ в мире, так же, как и сейчас про Украину, денно и нощно показывало и доказывало агрессивность соседа. Нам демонстрировали кадры, как китайские гражданские (!) люди с криками и с палками наперевес подступали к нашим доблестным воинам, пытаясь их оттеснить с острова. Но наши бедные солдатики мужественно, молча, без выстрелов и рукоприкладства, мешали этому, не имея разрешения применить оружие.
В конце концов, остров-то всё равно пришлось отдать. По международному закону. А сколько было выплеснуто агрессии на китайцев! Не меньше, чем нынче на украинцев и грузин.
Говорят, напоследок нашим военным разрешили пальнуть по острову из современных «Катюш», дабы оставить за собой в буквальном смысле выжженную землю. За достоверность этой информации не ручаюсь. Но охотно верю, что так и было.
Надо попутно напомнить, что к этому времени отношения с великим соседом вообще были очень напряжёнными. После смерти Сталина китайцы обвиняли советских руководителей в ревизионизме, в предательстве коммунистической идеи и тому подобных грехах. Так что приграничные конфликты, доходившие до взаимных обстрелов, были не редкостью.
Но для Левина всё обошлось, никаких провокаций не случилось. К тому времени мы и китайцы утихомирились. И в принципе Лёня остался доволен и знакомством с военной техникой, и отлучением от гражданки – отдохнул от редакторских забот за казённый счёт. А я даже жалею, что не использовал такую возможность: за счёт армии побывать у границы с Китаем.
Потом мне объяснили, что если бы я побывал на сборах, меня произвели бы в капитаны. Но этого я не хотел. Капитан – это офицер уже более высокого ранга, а значит и срок службы в запасе дольше. Эта перспектива меня не грела.
В Якутске меня больше не тревожили. Позже, в Москве, я, как запасник, выполнял по заданию райвоенкомата разовые поручения: проверял состояние техники, которая была в собственности гражданских организаций, но одновременно числилась и на учёте в военкоматах. В нашем миролюбивом Отечестве вся движущаяся техника в случае объявления войны могла быть передана в армию, а посему она должна быть в постоянной боеготовности, то есть, попросту говоря, исправна.
Я ездил по организациям центра Москвы, где тогда жил и стоял на военном учёте, а это были госучреждения, и осматривал «газики», записанные в армейский резерв, составлял акты проверки и сдавал их в райвоенкомат. Зачем это нужно было делать не профессионалу, когда есть государственный контроль со стороны ГАИ, не понимаю. Какая-то профанация, видимость деятельность, показуха.
Поскольку наша страна, как издавна повелось, окружена сплошь врагами, то мы, резервисты, должны были быть всегда начеку. В военный билет вклеивали «Мобилизационное предписание». В моей вклейке была сказано: в случае объявления войны явиться на второй день с вещами по такому-то московскому адресу, а в случае невозможности туда добраться, прибыть на сорок второй километр по Рязанскому шоссе. Это не анекдот, а сущая правда: до московской улицы – невозможно, но за сорок вёрст в Подмосковье – запросто. Не анекдот, потому что Москву могли и разбомбить, нанести по ней ядерный удар. Мы жили под страхом нападения на нас американского агрессора и прочих злобных империалистов.
Впоследствии эту мобилизационную вклейку заменили на новую, сохранившуюся у меня до сих пор. Там записано:
«На основании Конституции СССР и Закона СССР «О всеобщей воинской обязанности» с объявлением мобилизации Вы обязаны, не ожидая повестки военного комиссариата явиться в течение одного часа по адресу: Мантулинская ул. дом 24 РВК При невозможности прибыть по этому адресу Вы обязаны явиться по адресу: пл. Восстания, дом 1 При явке иметь при себе вещи, указанные на обороте».
Ну, тут выбор адреса для явки не сложный: Мантулинская и площадь Восстания рядом.
Отмечу, что в числе обычных вещей для военного сбора указаны продукты питания. Государство не было уверено, что оно сможет само так быстро мобилизоваться, чтобы своевременно обеспечить своих защитников хотя бы сухим пайком. Это в наших лучших традициях!
Не знаю, обязан ли я следовать этому мобилизационному предписанию в возрасте, превысившему восьмидесятилетие. Никто мне ничего не объяснил. Наверно, потому, что у нас уже другая страна, не СССР. Хотя и сейчас власть и верные ей прислужники-СМИ нагнетают военный психоз, поскольку, по их понятиям, опять вокруг нас одни враги. Опять началась гонка вооружения, на которую тратятся гигантские средства, опять наших военнослужащих отправляют защищать «национальные интересы страны» за кордоном. Врагами стали даже недавние братья по советскому строю и даже по славянской крови. Докатились…
Подобное уже не раз бывало в истории нашего многострадального государства и ещё более многострадального народа, когда наши воины оказывались за границей без объявления нашей страной войны другим государствам. Их всегда называли «добровольцами».
В своё время Сталин отправлял «добровольцев» в Испанию в 1936–1939 годах, где они пытались защитить левое правительство Народного фронта. «Добровольцы» воевали с использованием там советских самолётов и другой государственной техники: не за свой же счёт они купили. Защитить не удалось. На помощь генералу Франко пришли Муссолини, Гитлер, а также Португалия. Одни наши «добровольцы», пройдя там боевое крещение, стали хорошими командирами в годы Второй мировой войны. Другие впоследствии были обвинены в измене и репрессированы.
Потом Сталин отправил «добровольцев» в Корею. В связи с тем, что СССР отказался провести там единые выборы в органы власти под эгидой ООН, в 1948 году на советской и американской зонах, разделённых 38-й параллелью, возникли два самостоятельных государства. Соответственно: на севере – коммунистическое с жесточайшим тоталитарным режимом, нищее, полуголодное, с ядерным оружием; на юге – демократическое, с бурно растущей экономикой, сделавшей из бедной территории одну из самых технически развитых стран Азии и даже, пожалуй, мира.
Но почти сразу после раздела началась война. С переменным успехом. То северные корейцы на всех фронтах оттеснили собратьев до морского побережья. Но при поддержке американцев южные корейцы дошли почти до границы с коммунистическим Китаем. И тогда могущественный сосед «разрешил» одному миллиону своих «добровольцев» выступить на защиту братьев по классу (что ему – миллион?!). В этой войне участвовали и наши «добровольцы», в том числе с применением нашей военной техники: авиации, артиллерии и т. д. Почти так же, как нынче на Юго-Востоке Украины. И так же власть не признавала, что воюют кадровые специалисты. «Добровольцы»! «Добровольцы» с государственной техникой?
Но я вот ещё на чём хочу заострить внимание. Я встречал некоторых «добровольцев». Это – несчастные люди. Неизвестные герои. Не получившие ни общественного признания (они даже не имели право публично рассказывать о своих воинских подвигах), ни соответствующую социальную помощь, даже если становились инвалидами, когда оказывали «братскую добровольческую помощь».
Схожая ситуация и с нашими военспецами, которых было немало в африканских странах, где после Второй мировой войны бурно закипело так называемое национально-освободительное движение против колонизаторов, а после деколонизации начались гражданские войны. Конечно, наши военные помогали тем политическим силам, которые боролись за «социализм». В советском понимании. И с этими «добровольцами» мне тоже довелось беседовать. Им тоже было запрещено говорить об участии в зарубежных спецоперациях. Но горечь за то, что государство, посылавшее их там, в тяжелейших, непривычных условиях Африканского континента умирать за чужие идеи, бросило на произвол судьбы, забыло о них, замалчивало об их подвигах, развязывало им языки. Они в недоумение: за что они рисковали? Почему государство их, по сути, предало?
Не сомневаюсь, что если бы Родина на самом деле сейчас оказалась в опасности и я был бы уверен, что стране нужна моя реальная, а не показушная помощь, я бы взял в руки оружие, невзирая на возраст. Защищают Отечество не только и не столько по приказу власти. Не Сталина-Путина люди защищают, а свою семью, свой дом, своих близких. Это лидеры развязывают войны – по личной прихоти и амбициозности, а воюют, отдают свою жизнь солдаты.
Где мы служили – теперь натовцы
В последнее время наши новостные ленты заполнялись истеричными сообщениями: НАТО размещает свои войска в балтийских странах, вблизи от границ с Россией. Вот, мол, какие они агрессоры. При этом прокремлёвские пропагандисты стараются не связывать эту «агрессию» натовцев с нашей реальной агрессивной внешней политикой. После событий в Грузии и Украине бывшие «братские советские республики» и не менее «братские» союзники по Варшавскому договору не на шутку испугались за свою независимость. Тем более что большинство россиян поддержало такую внешнюю политику, радуясь возврату величия страны, возврату части «потерянной территории» и не понимая, как это может отразиться на их будущем. Это только в старой советской песне сладко поётся, что «Мы – мирные люди, но наш бронепоезд Стоит на запасном пути». На самом деле мы люди в своём большинстве агрессивные, понимаем своё величие как власть над соседями.
Лично я не верю, что Путин и его самое ястребиное окружение настолько безумны, что могут напасть, скажем, на балтийские страны, дабы вернуть территорию СССР. Не хочется в это верить. Ведь тогда будет реальная война с мировыми державами. И дело даже не в том, что объединённые силы НАТО мощнее российских. Для победы любая из сторон способна применить ядерное оружие (Путин, кстати, не исключил такую возможность), а в такой битве победителей не будет: страны превратятся в пепелища.
Тем не менее, имея в своей истории печальный опыт «дружбы» с Советским Союзом, соседние страны решили подстраховаться и призвали на помощь натовские части. Размещённые там батальоны, конечно, в соотношении с реальной российской армией слишком малочисленны, однако эта демонстрация подчёркивает серьёзность намерений НАТО – в соответствии с принципами альянса, защищаться коллективно.
Путин всё время твердил об опасности приближения НАТО к нашим границам, призывал западных лидеров не делать этого, но своей политикой в отношении Грузии и Украины, сделал это приближение реальностью. Спасибо!
Я не считаю натовских генералов белыми и пушистыми. Вояки – везде вояки. Им, если не повоевать всерьёз и надолго, то хотя бы опробовать новейшие разработки. И, показывая на агрессивность России, они выторговывают у своих политиков дополнительные средства на вооружение. При этом, напомню, доля оборонных средств в бюджетах стран НАТО пока меньше, чем у России. Похоже, опыт самоистощения при Брежневе ничему не научил нашу нынешнюю власть. Так всегда и везде происходит: гонку вооружения и прямые военные действия затевают правители, а расплачивается весь народ…
Информации для размышления.
«Бывшие склады боеприпасов советской армии» в Латвии, по некоторым сведениям, стали объектом туристического интереса. Больше ни для чего они уже не пригодны…
Что сейчас размещается на территории танкового полка, где я проходил курс молодого бойца, не знаю. Судя по информации последних советских лет, в Паплаке была авиабаза, а также ракетная часть. Посёлок развивался. Однако после ухода советских войск он разрушается… Повеселиться на развалинах, оставшихся от оккупантов, это ли не воспитание у местного подрастающего поколения ненависти к нам?
И самое важное. Октябрь 2015 года. На станции Гаркалне разгружается бронетехника Германии и США. Это там, где мы, топая по шоссе, орали боевую песню «Дальневосточная, даёшь отпор!», теперь – натовцы!!! Правда, размещаются они не в этом посёлке, а в соседнем – Адажи, где создана военно-техническая база. Гаркалне – только перевалочный пункт.
Не знаю, станут ли эти новейшие события уроком для наших самых упёртых создателей России, бряцающей оружием. История ясно показывает, что насильно мил не будешь. Принуждение к дружбе рано или поздно заканчивается крахом.
Зачем России вмешательство в противоборство политических сил на Украине и активное военное участие в сирийской ловушке? Последствия этих разорительных действий, если наш народ их не остановит, могут оказаться для нас весьма печальными. После бесславной войны с Японией в России случилась революция 1905 года. Февральская революция 1917 года, которая смела царское самодержавие, – это расплата за участие в Первой мировой войне. Война в Афганистане привела к краху брежневского Советского Союза…
Когда в 1904 году разгорелась русско-японская война, Лев Толстой предупреждал («Одумайтесь!»):
«…Все просвещенные люди не могут не знать того, что всеобщие вооружения государств друг перед другом неизбежно должны привести их к бесконечным войнам или к всеобщему банкротству, или к тому и другому вместе; не могут не знать, что кроме безумной, бесцельной траты миллиардов рублей, т. е. трудов людских на приготовления к войнам, в самых войнах гибнут миллионы самых энергических, сильных людей в лучшую для производительного труда пору их жизни… Не могут просвещенные люди не знать того, что поводы к войнам всегда такие, из-за которых не стоит тратить не только одной жизни человеческой, но и ни одной сотой тех средств, которые расходуются на войну… Все знают, не могут не знать главного, что войны, вызывая в людях самые низкие, животные страсти, развращают, озверевают людей».
И это «озверение», наряду с надломом экономики и напрасной тратой производительных сил страны, – тяжелейшее последствие военной истерии. Разве сейчас, в 2020 году, мы не замечаем, как многие россияне «озверевают»? Любое инакомыслие, отклоняющееся от «патриотической» линии, любые антивоенные акции, призывы против вмешательства в зарубежные конфликты воспринимаются как враждебное действие в ущерб нашему государству…
А впереди ещё одно тяжелейшее испытание: ущерб экономике после коронавирусной эпидемии, а значит и ухудшение благосостояния населения. Как будем выкарабкиваться из этой ситуации с багажом «озверевания», кого будем винить в своих бедах?
«Близится эра светлых годов…»
«Работа, беспокойство, труд и нужда есть… доля почти всех людей в течение всей жизни. Но если бы желания исполнялись, едва успев возникнуть, – чем бы тогда наполнить человеческую жизнь, чем убить время?»
Артур Шопенгауэр, «К учению о страданиях мира»Вновь на Московском инструментальном
Едва сняв гимнастёрку и солдатские сапоги, я принялся искать работу. Без раскачки, без гулянки с девочками и дружками, как, дабы избавиться от армейских воспоминаний, обычно практиковали многие дембели. У меня уже были мысли о смене профессии, даже печатались мои крохотные заметки, но пока я был специалистом только по холодной обработке металла.
По советским законам на МИЗе меня после армии были обязаны принять на прежнюю должность. Но я решил сначала поискать счастье на стороне. Может, где повыше зарплату предложат (на оборонных предприятиях, например) или найдётся должность поинтереснее? Захотелось также поднабраться новых впечатлений – ведь собирался заняться литературным трудом.
В те времена не было специальных рекламных изданий о трудовых вакансиях. В многомиллионной столице лишь одной-единственной газете – «Вечерней Москве» разрешалось в массовом порядке печатать объявления. Но там выбор был невелик и случаен. Зато на каждом заводском заборе висели гигантские объявления «Требуются». В основном требовались токари, фрезеровщики, шлифовщики и прочие станочники. Даже «почтовым ящикам», то есть предприятиям оборонных и наиболее продвинутых научно-технических отраслей. Лишь изредка мелькали инженерные должности. Однако только не для «ящиков» – попасть туда просто так, с улицы практически было нереально.
Зашёл на «Готовальню», где «требуются» (теперь ликвидирована, в здании – бизнес-центр), на другой завод, третий… Везде зарплата человеку с техникумовским дипломом не выше, чем на МИЗе. И круг обязанностей – не более интересный. В общем, вернулся в родной отдел кадров. Моё место в девятом цехе было занято, предложили конструкторскую должность в конструкторском бюро отдела главного механика. Я согласился.
И это оказалось даже более интересным занятием.
Задача ОГМ – обеспечить работоспособность всей наличной заводской техники. В большом хозяйстве постоянно что-то ломается: то шлифовальный станок, то фрезерный, то пресс, то какое-нибудь приспособление, то вентиляционная установка… Даже въездные ворота. Поскольку много старого оборудования, то зачастую надо решать задачу с неизвестным: готовых чертежей нет, и ты как бы заново конструируешь сломанную деталь.
Мне досталось обслуживание всего заводского кузнечно-прессового оборудования. Его мы изучали в техникуме мимоходом. Но тем интереснее мне показались мои новые обязанности. К тому же некоторые молоты и прессы были такими допотопными, что приходилось на ходу что-то изобретать, чтобы продлить им жизнь.
Вообще кузнечно-прессовое оборудование в СССР было в числе самой отстающей от мирового уровня техники, а тем более устаревшим было то, чем пользовались старые отечественные предприятия. Это все понимали, и устраивали некие просветительские мероприятия. Вот и я попал на научно-техническую конференцию, которую проводили в Доме техники имени Ф. Э. Дзержинского.
Этот старинный дворец на Мясницкой улице никакого отношения к «железному Феликсу» не имел. Разве что размещался рядом с КГБ. Место – памятное: с 1834 года особняк принадлежал археологу, библиофилу и нумизмату А. Д. Черткову. Здесь, по сведениям историков Москвы, занимались в библиотеке или просто бывали в гостях Пушкин, Жуковский, Гоголь, Погодин, Щепкин, Загоскин, поэт Глинка, Роберт Шуман, Лев Толстой.
Сохранившиеся (а может, новодельные, псевдостаринные) интерьеры и соприкосновение с памятным пространством никак не располагали к восприятию информации о новых прессах и молотах. К тому же сообщения были занудными, да и тема не увлекала меня своей перспективой, поскольку я мечтал о другой профессии. Удобно расположившись на мягком кресле в лоджии, где оказался одиноким слушателем, я… хорошенько выспался. Вот и учи таких технарей уму-разуму…
Я не исключаю, что и многие другие «научно-технические конференции» имели подобный же эффект на слушателей, а потому кпд от таких многочисленных мероприятий едва ли был выше паровозного. Тем более что и вообще научно-технический прогресс в СССР шёл с большим отставанием от мирового развития.
В КБ я оказался четвёртым сотрудником. Здесь ещё после техникумовского распределения работал мой дружок, партнёр по шахматам, стиляга и вообще неординарный парень – Володя Смирнов. Пока я ходил через день на ремень, он тут поднабрался опыта и уже стал мэтром.
Неординарность в нём проявлялось во всём поведении. Возможно, это было протестом против его трудного, серого, тоскливого детства. Отец погиб на фронте. Мать с трудом вытягивала троих малолетних детей на скромную зарплату работницы пекарни. Жили в девятиметровой комнатке. В ней умещалась лишь одна койка – для мамы, крохотный стол и один стул. За столом письменные уроки делали по очереди. Мальчишки спали на полати, устроенной над койкой. Из-за плохого питания Володя с детства страдал язвой желудка. Возможно, этому способствовало мамино угощение – свежий, пушистый, нередко даже ещё тёплый хлеб. А врачи не рекомендуют его есть – такой он вреден для желудка. Но было голодное время, поведение диктовали потребности организма, а не врачи.
Все трое получили техникумовское образование. Стипендии с детства помогали им выживать. Старшему брату – Анатолию потом удалось поступить в МГИМО (Международный государственный институт международных отношений). Этот престижный вуз был и остаётся под особым контролем МИДа и спецслужб. Многие мечтали туда поступить, но не всем удавалось. Нужны были особые рекомендации и… протекция. МГИМО был и остаётся прибежищем для детей из элитных семей. Думаю, Анатолию, помимо собственных усилий, помогло то, что его отец погиб на войне. К таким абитуриентам тогда ещё сохранялось особое предрасположение.
Володя из-за язвы не мог туда поступить, как и во многие иные вузы, где были военные кафедры. Не мог он поступить и в учебное заведение КГБ, о чём я уже рассказывал. Причём своим желанием войти в эту систему он меня очень удивил. Хотя диссидентом его не назовёшь, но он нередко с иронией относился к общественным мероприятиям, к государственным политическим акциям. Правда, не публично, а в наших частных разговорах. Может, на выбор такого варианта повлиял на него старший брат: ведь выпускник МГИМО это, по сути, сотрудник спецслужб. Или его, как меня в отрочестве, манила неординарность службы разведчиком?
Зато ему удалось поступить в архитектурный институт. Не могу сказать, что у него были какие-то склонности к рисованию, но к дизайну – были. Он, например, подсказал мне, как сконструировать мебель в современном стиле. И, когда я показал отцу чертежи книжного стеллажа и письменного стола необычайного вида, опытный столяр, привыкший к классической форме мебели, был ошарашен. Но в осуществлении проекта помог: сделал для моего комбайна ящики и дверцы. Подобного стеллажа в магазинах тогда купить было невозможно.
Володя искал свой особый стиль в одежде. Жёлтый пиджак – это протест всех стиляг тех лет против серятины, всеобщего равенства в этом скучном единообразии. За своё стиляжничество он чуть не поплатился исключением из комсомола. Я бы не допустил его осуждения, но в тот момент я на заводе не работал, служил в армии. И его без меня пропесочили на комитете, поставив на нём клеймо «стиляга». Однако из комсомола не решились выгнать.