– Маменька! Что происходит!? – поражается Татьяна. – Наши тассовские мужичары способны исправиться!?
Она горделиво ставит свой букетик в стакан с водой.
– Тань, дай нюхнуть, – шепнул я.
– На! Нюхай! Не жалко.
– Подснежники пахнут первой весенней травкой.
В полдень стало известно, что китайцы избили наших корреспондентов. Поступило распоряжение широко освещать митинги протеста. Медведев и Ия звонят на заводы, заказывают материалы.
Многие предприятия проводят митинги у китайского посольства.
Лисин хочет пойти на митинг.
– Что, – осаживает его Медведев, – хочешь разбить лишнее окно?
– Зачем? Всё равно потом нашим придётся вставлять.
Татьяна хотела куда-то позвонить. Телефон не работает.
– Телефон удох, – вздыхает Татьяна.
Она смотрит, как пишу я дневник, прикрывая его от неё ладошкой:
– Пишет, пишет король прусский… Чего строчишь? Дневник или роман?
– Роман.
– Молодец. А меня б на роман не хватило… О чём роман?
– Секрет.
– А ты шепни мне на ушко, и всем базаром мы надёжно сохраним твой секрет.
– Спасибо за базарное секретохранилище. Я как-нибудь сам. И точку на этом поставим.
Входит Артёмов.
– О! – вскинула руку Татьяна. – Вы меня и выручите! Иван Павлович, женщине выдать спичку можете?
– Почему же нет…
Татьяна выходит покурить, а Иван Павлович на нервах вскрикивает:
– Это бандитизм! Вовка Егоров из международных связей ужасы творит! Свои заметки он повторяет через два месяца. А заметки-то какие! «Через два года советские люди будут полностью обеспечены чёрной икрой». Я подсчитал, что тогда человек сможет получить 125 граммов в год! Лишь два бутерброда с икрой! Человеку надо в год 20 кило рыбы. А он!.. Это бандитизм!
– Но этот бандитизм хорошо оплачивается! – говорит Медведев. – Он стоял и будет стоять.
– В холода этот Вовка передаёт загранице: «Все советские люди оделись в шубы из рыжих лис». Эти лисы стоят миллионы! И их ещё не достанешь! Каждый день по клюкве… При Сталине за это сажали…
Татьяна хвалится, как она от «Труда» брала интервью у лётчицы, которую вызвали в Москву:
– Так получилось, я оказалась в одном лифте с этой лётчицей. Лифт застрял. Я и пристала с расспросами, как эта Ткаченко спасла в воздухе пилота. Мне дали команду написать пятьсот строк, а сначала давали лишь шестьдесят. Заперли меня в кабинете главного, придумали первую фразу. За два часа настрочила. Тут сообщение ТАСС: «Все материалы, связанные с лётчиком Ткаченко, не давать». Липа!
В коридоре слышны голоса.
Прислушиваемся.
В каждую комнату заходит Серов и говорит одну фразу:
– Женщины, идите домой. Готовьте.
Было полчетвёртого.
Татьяна обидчиво выпалила:
– Главный распорядился женщинам выйти вон? Хор-рошо! А собрание? А поздравления где? Пойду завтра на новоселье и напьюсь!
Беляев меняет ей маршрут:
– Лучше б ехала в Красноярск!
– Зачем?
– Арсюхин закрыл на замок четырёхкомнатную квартиру в центре Красноярска. Женился. В Оренбург переехал. Квартиру у нас могут отобрать. Надо срочно кого-то посылать.
– Шинкаренко из Норильска.
– Ну да! Выгонишь его из берлоги! Он там пятьсот отхватывает!
Аккуратова обещает:
– Завтра напьюсь и поеду в Красноярск сторожить тассовский сераль. Или в Сык-втык-кар… Просто так… Толь! Стукаю лбом… Прошу… Дай куснуть яблока. Не бойся, я лишь чуть откушу. Мои зубы – три спички. Много такими не отхватишь.
Я подаю ей весь кулёк.
– Ты одно дай. Куснуть. Я ж тебе давала подснежники нюхнуть.
– Ну, знаешь… Нюхнуть – это не куснуть.
– У-у-у… Выпроси у такого архаровца… Ну, ладно… Оставляю вас одних. Мечтаю на праздник отведать консервов из хвостиков кенгуру… Да где ж их добудешь? Ну, ладно. Оставайтесь. Почувствуйте, как без меня вам плохо. Не обижайте завтра жён, дочерей, внучек…
– … и жучек, – подхватываю я.
Артёмов:
– Постараемся, если получится. Кстати, выпуск Б – это Беляев. Так расшифровывается у нас.