А вообще Владимир Ильич – серенькая, тусклая посредственка. Медведев знает: не бери умнее себя подчинённого. Чем темней ночь, тем ярче звёзды!
Всего в редакции десять столов. По пять в каждом ряду. И в голове первого ряда сидит у окна Медведев, во главе второго, – Владимир Ильич.
Каждый княжит в своём уголке, из сумрака лишь поблёскивают сторожко их очки.
Первым в медведевском ряду стоит стол Татьяны Аккуратовой. Медведевская приближёнка. Дама с большими бзыками. Невероятно высокая. Громоздкая. Неуклюжая. Ходит как-то носками вбок. Как Чаплин. Куряка. Бродячий паровоз. Голос у неё страшно хрипкий.
Татьяне уже под сорок, но детей у неё пока нет. Зато есть мелкие, карманные пёсики. У неё дома своя сучонка, у мужа свой кобелёк. По обычаю, свой трудовой день она начинает восторженно-оголтелыми донесениями сослуживцам о буднях и праздниках ненаглядной собачьей парочки.
При встрече с близкими знакомыми Татьяна иногда не здоровается по-людски, а тявкает.
Вот вошёл ответственный секретарь Беляев. Засмотрелся на Татьянку.
Она вспыхнула:
– Я не такая красивая, не такая и страшная, чтоб так долго на меня смотреть. Гав!
– Гав! – басовито рыкнул Беляев.
Татьянка засияла:
– Всё! Родственная душа. Понял!
– Конечно! В трудную минуту я всегда поддержу тебя анекдотом.
К Татьянке забежала посплетничать из соседней редакции Ленка Хорева с богатейшим банкоматом:[1 - Банкомат – задница.]
– Гав!
– Ав-ав!
– Слыхала? Вчера прошёл съезд художников. В отчётном докладе не упомянули художника Иванова. Расстроился. Пришёл домой и с горя умер.
– Уже слыхала. Вот что думаю. Ульянов и Захаров не выносят друг друга. Получится гремучая бойня, если их смешать.
– Людей нельзя смешать, а скрестить можно. И на дополнительное скрещивание меня толкает моя дочь. Говорит: мамуся, роди мне старшего братика. Я ей: «Это дорого стоит». – «Почему?» – «Дорого стоят кроватка, одежда». – «А ты хорошенько поработай и купи!»
– Умная девочка! Прекрасную цэушку дала. Работай и покупай! Будет что заземлять. У меня вон сосед-академик всего себя заземлил. У него ботинки на резине заземлены, кровать заземлена…
– И карман заземлён?
За спиной у Владимира Ильича сидит Бузулук Олег. Поэт. Окончил литинститут имени Главсокола Горького. Макушка этого института видна из нашего окна. И частенько Олег посматривает на свою альма-матер свысока.
После школы работал прокатчиком на металлургическом заводе в Макеевке. Тогда и появились его первые стихи в «Комсомолке».
Олег – корреспондент-молоток, пробой. Так арбайтен унд копайтен, что аж лысинка на куполке дымится.
Вот курьер, юница в куцем платьишке, принесла ему заметку. Он глянул на подпись и поздоровался с автором:
– Здравствуй, золотко!
Правит заметку и хвалится:
– Эх, бывало, заломишь шапку и загонишь оглоблю в коня!.. Сейчас я эту заметку шустренько сбагрю на машинку.
И, продолжая править, замурлыкал:
– Друзья мои! Прекрасен наш союз! –
Сказала дыня, облокотившись на арбуз!
Перепечатанную заметку Олег отдал Медведеву и довольно потирает руки. Можно расслабиться.
– Ну, Июшка, – кивает Ие Махровой, – съездила в Венгрию. Что светленького привезла из Буды и Пешта?
Олег и Ия соседи. Их столы рядом. Впереди стол Олега, за ним стол Ии. Ия собирает несоветские монеты. Олег – значки.
– Неважнецкий улов, – кисло морщится Ия. – Привезла всего-то лишь нецензурные карты.
– А монетки?
– Венгерские, конечно. Недавно видела монету – аж задрожала. Пётр Первый в венке!
– А я видел гривну отца Иоанна Грозного и не дрожал.
Пусть монетки отдохнут… Я о другом. Я сегодня полночи не спала…
– В неравном бою отбивалась от горячих притязаний неизвестного гражданина?
– Всё тебя на глупости сносит! Сочиняла. Послушай… Как профессиональный поэт.
– За окном стоит туман.
Плещется пелёнка.
Вся любовь – сплошной обман
Окромя ребёнка.
– Жизненно. Убедительно.
– А вот это?
Как однажды южной ночью
Старик с девушкой гулял.
От волненья этой ночью
Свою челюсть потерял.
– Шероховато. Надо б ещё покорпеть… Жалуешься на бессонницу. А ты б почитала, что начирикала, – сразу мертвецки уснула бы! Будь ты мужчиной, я б стеганул тебя по тому месту, где спина теряет своё благородное название. Но, к счастью, ты не мужчина… Июшка, бессонница и меня долбит. Послушай теперь ты моё дитя этой ночи.
Лет пройдёт пятнадцать-двадцать
Без тебя и без меня…