Тульские метки

А раньше ей подстроили… Написала она на конверте адрес матери. Оставила на столе.

Кто-то сунул в конверт фотографию голого мужика и отправил по почте.

Вечером я в типографии. У цензора.

В приоткрытую дверь заглянул ответственный секретарь Володя Павленко:

– Иди сюда… Дай… Ёбщество, – кивает на шатавшихся за спиной готовеньких Шакалиниса и Михневича, – просит. Высокое ёбщество отбывает на пивэй. А то приняли лишь по стакашику белого медведя. Маловато. Финансируй.

Я вышел в коридор и говорю Павленке:

– Почему ты барбарисишь?

Ухмыляется в усы:

– Это сложный философский вопрос. «Вино будит разум, чтобы уложить его спать поудобней». И давай без критики.

– «Если не можешь быть выше критики – пригнись».

И поворачиваюсь к Шакалинису:

– Юр! Я ж вчера тебе давал. Принёс долг?

– Т-Толя!.. Ты же знаешь, «если деньги портят человека, то тогда долги явно облагораживают». Я благородно и железно нёс тебе твой родной дуб! Но налётчики перехватили… Поужинали…

Через десять минут троица с гоготом играла горниста в коридоре, заедая мутное вино неочищенной ливерной колбасой и ломтём позапрошлогоднего хлеба, валялся на подоконнике.

Я купил кефира, хлеба и домой.

Нюрка пишет заявление. Просит прописать меня у себя и улыбается:

– Живи. Ты хороший. А без тебя скучно. Я б могла милиционера Гришку привести. Думаешь, я нравлюсь только милиционеру? Меня сам начальник обнимал! Вот! Коты эти мужики… Валенки и шубу не брала. Плохие. Выберу красивые. А то милиционер не придёт… Я б ему дала, да боюсь. Слаба. Голова кружится. Поживи до лета, а там я с ним на травку пойду.

26 декабря

Бабка-партизанка

Жизнь даётся один раз, а удаётся ещё реже.

    Б.Крутиер

Вечер. Стираю.

Стук в дверь.

– Кто?

– Открывай!

Ха! Бабка-партизанка из брянских лесов приползла!

Через порожек только перевалилась и ну сразу жаловаться:

– А у меня, голубчик Анатолик, беда. В тюрьму собираюсь…

– На экскурсию?

– Сидеть!.. Да. Оба пачпорта отобрали. И теперь велят готовиться к тюрьме. Я прописалась в Брянске. Письмом прошу переслать пензию в Брянск. А мне отвечают: деньги посланы на новую квартиру. Я в собес. Там и отобрали оба пачпорта. Сама себя продала. Проболталась про оба пачпорта. «Лучше бы это вылетело из головы, чем сорвалось с языка».

– «Угрызения совести следов зубов не оставляют».

– Надо было молчать про оба пачпорта.

– Конечно! «Строить воздушные замки хочется в две смены».

– Год дадут. И не чешись, где не чесалось… Дело дальшь побегить. В милицию! В верховный орган! Теперь я всё… Пропала… А ты живи. Я буду добиваться, чтоб тебя у Нюрки прописали. Будет кому заступиться. Не то она меня растопчет, как слон больного старого таракана.

– Так как у вас оказалось два паспорта?

– Всё из-за Нюрки. Эта турка взяла мой пачпорт из-под подушки. Я четыре месяца не могла получить пензию. Голодная. Написала заявление. Через месяц дали новый пачпорт. Тут и старый отыскался под койкой… Я совсемушко пропала. Год просижу, а она меня выпишет. Эх… Я ж в Брянске прописалась… Тут бы по другому пачпорту значилась. А то… Сидеть… Как же я буду сидеть в тюрьме цельный год без пачпорта? То было два пачпорта, а то ни одного! Совсемко обнищала. И сиди ещё им за так… Цельный год! Это ж… Ну цельный годушко! Это какая ига на меня пала?

«Умом Россию не понять… А может, проблема в уме?»

27 декабря

До самой смертушки буду жить!

Ночь Нюрка дежурила.

С утра отсыпалась.

Проснулась в полдень и увидела бабку:

– О чернонёбая припёрлась! Когда ты сдохнешь?

– Никовда! Во зло тебе до самой смертушки буду жить, жить, жить! И всё!! И всё!!!

– Прибью!

– Я сама тебя убью чем попадя. Посудимся за квартиру…

– Аферистка!

– Вишь, Анатолик, как выражается? Культурная. Все мужики её!

– Я с ними ничего…

– Подзаборная шмара.