Социально-педагогические проблемы социализации
Эти и другие данные, полученные в исследовании, позволили его руководителю В.С. Магуну выдвинуть положение о том, что за эти 10 лет у старшеклассников произошла революция притязаний. Но это же исследование выявило, что стремление приложить усилия для достижения этого желаемого снизилось столь же резко, как и возросли притязания. А это индикатор более широкой проблемы – проблемы выбора и принятия решений.
В меняющейся социокультурной ситуации проблема выбора и проблема принятия решений выходит на один из ведущих планов в жизни индивидуума, в жизни семьи и в жизни общества. А здесь мы опять, к сожалению, имеем ситуацию, когда исторически у нас не сформированы потребность в выборе и умение выбирать, нам значительно проще отказаться от выбора, чем делать этот выбор. Когда неумение и нежелание выбирать превалируют у людей в ситуации стабильности общественного развития, последствия этого неприятны, но, может быть, не более того. Но когда отказ от выбора, неумение подрастающим поколением делать выбор мы наблюдаем в нестабильном обществе, в переходный период, то последствия порой становятся фатальными. Именно неумение делать выбор, отказ от выбора часто приводят и к наркомании, и к преступности, и ко всему прочему. Это как раз та сфера, где воспитание в системе образования могло бы сделать многое. Почему? Потому, что система образования могла бы уделять значительно больше внимания развитию рефлексии учащихся, ибо без рефлексии выбор становится мало осознанным. Система образования могла бы уделять особое внимание обучению целеполаганию. Даже в стабильном обществе ресурс естественных жизненных целей исчерпывается приблизительно к 30 годам. Что я имею в виду: «кончу школу, там видно будет; пойду в армию – пошел в армию – до дембеля; дембельнулся – отдохну; отдохну – женюсь; женился – ребенка рожу». К 30 годам этот естественный жизненный ресурс перспектив исчерпывается. И если человек не в состоянии сам ставить перед собой цели, если проблема целеполагания для него не стоит, то он оказывается в весьма сложной ситуации. Не случайны цифры 70-х годов: между 30 и 40 годами наступал всплеск алкоголизма: «не знаю, что делать – буду пить». Мне представляется, что усиление внимания к развитию рефлексии и обучению подростков целеполаганию – это как раз тот вклад, который система образования вполне в состоянии внести в решение одного из аспектов воспитания как социальной проблемы.
Продолжу ситуацию с проблемой выбора и принятия решений. Эмпирически установленный факт: нежелание и неумение делать выбор ведет к отказу от выбора. Человек становится плывущим по жизни, а плывет он скорее всего к наркомании, преступности, криминальному поведению самого различного характера. Не случайно мы сегодня получили некоторые дополнительные нюансы в воспитательной практике. Наряду с семейным воспитанием, которое складывалось веками, наряду с социальным воспитанием, которое складывалось столетиями, наряду с коррекционным воспитанием, которое мы пытаемся создать последние десятилетия, наряду с религиозным воспитанием, которое также имеет вековые традиции, появилось и набрало достаточно мощные обороты то, что я называю «диссоциальным воспитанием», то есть воспитание антисоциального сознания и поведения, которое осуществляется в криминальных структурах и тоталитарных группах как политического, так и культового характера.
Почему это произошло? Потому, что за последние 15 лет у нас в стране появился большой криминальный слой населения. Я недавно видел такую цифру – одних боевиков организованных преступных групп якобы 600 тысяч. А про то, что наши молодые люди стоят в очередь в боевики, только ленивый не пишет. Так вот, этот криминальный слой населения – особая субкультура. Это особые ценности, которые активно внедряются в различные слои общества. Лидеры преступности готовят кадры не только в самих преступных сообществах, но и в специально созданных для этого спортивных школах, школах телохранителей и т. д. Это данные, которые еще в середине 90-х годов приводил специалист по названной проблеме Пирожков. К сожалению, надо признать, что частично в этих целях используются и учреждения образования: как их материальная база, так и их организационно-кадровые возможности. Этот новый вид воспитания подпитывается, с другой стороны, еще одной новой тенденцией: старшеклассники определяют свои жизненные планы как криминальные. Ряд из них сознательно выбирают криминальный жизненный путь, вплоть до того, что, например, 16-летний молодой человек сознательно совершает преступление, чтобы попасть в зону, а вернуться из зоны уже в «авторитете». Возникает вопрос: как с этим бороться и что с этим делать? Я не берусь давать на него развернутые ответы, но представляется очевидным, что необходимо совершенствовать систему профилактики, которая у нас, на мой взгляд, ухудшилась. Необходимо развивать коррекционное воспитание, понимая его в широком смысле. Мне думается, что Министерство образования могло бы выйти с инициативой в Государственную Думу об ужесточении наказания за вовлечение несовершеннолетних в противоправную деятельность. Необходимо ужесточение наказания милицейским чинам и чиновникам различных ведомств за непринятие мер по отношению к тем, кто вовлекает, и к тем, кто создает структуры диссоциального криминального и тоталитарного воспитания.
Третий аспект, на котором я хочу остановиться, характеризуя воспитание как социальную проблему современной России, – это следующие любопытные тенденции в том, как воспитание реализует свои функции. С одной стороны, значительно выросло значение такой функции воспитания, как социальная дифференциация детей, подростков, юношей в зависимости от их семейных условий и достижений. Эта функция воспитания всегда была латентной, не-признаваемой (она и сейчас остается непризнаваемой, латентной), но тем не менее эта функция имеет место быть, и ее значение выросло. Вряд ли это хорошо, но это объективно. С другой стороны, снизилось значение другой функции воспитания – функции адаптации к реальной жизни. Я хочу привести несколько, может быть, парадоксальный пример того, как воспитание традиционно адаптировало детей к реальной жизни. Те, кто постарше, помнят о процентомании в школах, которую все ругали, включая тех, кто эту процентоманию насаждал. Все полагали, что это есть большое зло. Конечно, как всякая ложь, это было зло. Но я бы хотел обратить ваше внимание на другой аспект этой проблемы. Например, не было бы процентомании в школе – ставили бы все оценки по-честному. И вот наш выпускник из этой честной школы пришел бы на предприятие, где в первый же день столкнулся бы с приписками, несунами и т. д. К чему бы это привело? Ни к чему хорошему для его личности. Школа, сама того не желая, вопреки своим целевым установкам, чисто объективно адаптировала в какой-то мере детей к той реальной жизни, с которой им потом приходилось сталкиваться. Сейчас, к сожалению, школа и вообще система образования в значительно меньшей мере адаптируют детей к реальной жизни. С одной стороны, это плохо, а с другой стороны, – это хорошо, потому что реальная жизнь столь разнообразна, что если в школе и удается создать какой-то островок благополучия, то все равно не удается отгородиться от происходящего вокруг. Может быть, эта школа выполняет завет Достоевского, который писал, что надо, чтобы у каждого человека сохранилось хоть одно хорошее воспоминание из детства, и если это хорошее воспоминание из детства есть у человека, то «спасен человек». Как все, что связано с воспитанием, любой вопрос, любая медаль имеет две стороны.
И наконец, самое основное – что делает воспитание социальной проблемой переходного общества. Дело в том, что переходное общество не в состоянии формулировать реальные задачи перед системой воспитания. Если говорить о российском обществе, то в нем традиционно задачи воспитания формулировало государство. Может быть, это и неплохо. Если вы помните, А.С. Пушкин говорил, что единственный европеец в России – правительство. Теперь же и государство в переходный период оказалось не в состоянии формулировать задачи системы воспитания. Только последние год-два государство стало лихорадочно искать те задачи, которые необходимо поставить перед системой воспитания. Его система воспитания не есть нечто абсолютно изолированное в рамках общественной и государственной жизни. И эти задачи должны как-то корреспондировать с теми задачами, которые государство ставит перед собой. Как известно, сначала было слово, и сейчас эта истина опять общепризнана. Сейчас ищут общенациональную идею, пытаются формулировать задачи, приоритеты и т. д. Мне представляется, что мы сейчас стоим, если говорить о воспитании, на значительно более важном перекрестке, чем даже в 1992 году, когда закон об образовании фактически зачеркнул воспитание. Потому что, когда этот закон воспитание зачеркнул, далеко не все бросились этот закон выполнять. Простые учителя российской школы благодаря закону – а где вопреки закону – воспитали два поколения детей вполне хороших, нормальных, хотя, конечно, условия их воспитания были экстремальными. Но почему я считаю сейчас этот перекресток более существенным – потому, что сейчас государство признало воспитание необходимым и озадачилось тем, какую ценность надо воспитывать, что определить как ценность. Анализируя то, что в последнее время говорится и пишется, складывается ощущение, может быть ошибочное, что государство склоняется к тому, что основной ценностью воспитания должно стать государство. Должно стать, если вспомнить слова Стоюнина, воспитание верноподданного, пускай и гражданина. Мне представляется, что эта задача реальна. Добьются результатов? Да, добьются. Но у меня такое подозрение, что эти результаты будут не очень прочными и не очень долгосрочными потому, что наша Россия живет теперь в ином мире. Национальное государство перестало быть основой этого мира. Основой мира уже давно стала семья. И мне представляется, что задачи перед системой воспитания сегодня правильнее было бы сформулировать следующим образом: «Семья – вот главная ценность человека, общества и государства». Семья – это единственный институт, который существовал на протяжении всей человеческой истории. Это единственная ячейка, которая сумела уцелеть, а где-то и противостоять всем общественным устройствам и государственным устремлениям, которые в нашем столетии, в частности, пытались изменить ход истории. И не случайно, когда после Второй мировой войны перед Конрадом Аденауэром стояла задача произнести слово, сказать немцам, что для них теперь будет ценностью: империя или что-то другое, и когда его англо-американские консультанты говорили ему: «Вы никуда не денетесь от своего прусско-имперского наследия», этот очень, мягко говоря, пожилой человек пошел наперекор истории, пошел наперекор советам победителей, и провозгласил главной ценностью семью. И он выиграл, потому что семья – это не только ячейка, но и ответ на вопрос, который был поставлен в докладе Е.Е. Чепурных: это сочетание «Я» и коллектива, это сочетание «Я» и общества, это сочетание «Я» и государства и т. д. Семья – это тот якорь, который привязывает человека к своей стране и к своему государству значительно надежнее, чем что-либо другое. Я из того поколения, которое с энтузиазмом пело песню «Мой адрес не дом и не улица». Мы пели и не предполагали, нам даже в голову не приходило, что когда «не дом и не улица», то получается бомж. Мы пели искренне, у нас были другие ориентиры. Но чтобы человек чувствовал себя гражданином, был ответственным, законопослушным, он должен иметь четко зафиксированный адрес: город, улица, дом, квартира; деревня, улица, дом и прочее.
И последнее. Воспитание как социальная проблема может решаться лишь при условии мобилизации обществом, государством максимальных личностных ресурсов для воспитательной деятельности. Академик Капица в 1972 году писал: «Я сделал для «Комсомольской правды» маленький подсчет: если бы 100 млн взрослых тратили на 40 млн школьников 5 % рабочего времени, то на класс из 40 школьников приходилось бы 200 часов педагогической работы взрослых в неделю. Не кажется ли вам, что пропаганду этой идеи о том, что общество должно тратить на школьников значительно больше интеллигентного и творчески индивидуализированного труда, следует настойчиво вести, особенно среди начальствующих лиц?». Я не рискую сказать лучше, чем академик Капица.
X. Воспитание как социальный институт
1. Слоган графа Уварова «Православие. Самодержавие. Народность» был ответом другому слогану – «Свобода. Равенство. Братство».
Заложенные в них идеи прямо противостояли друг другу.
Был одинаков механизм, с помощью которого эти идеи стали основой идеологии соответственно России и Франции XIX – начала XX веков. Этим механизмом было воспитание.
2. 20-е годы XX века вошли в историю российской школы как период экспериментов, новаторства, неразберихи.
В 30-е годы школа была упорядочена, «сведена к общему знаменателю». Общими стали не новации 20-х, а ухудшенные образцы дооктябрьской гимназической системы.
Взяла верх система воспитания, основы которой закладывались Петром I.
3. В Москве и Хабаровске, в Архангельске и Таганроге очень схожи представления учителей и родителей о том, какими должны быть дети, как этого добиваться, как их поощрять и наказывать. И эти представления весьма устойчивы.
Приведенные примеры (а число их можно многократно умножить) показывают, что любая попытка повлиять на становление подрастающих поколений, изменить его содержание, формы организации и так далее может быть более или менее успешной, если иметь в виду наличие такого феномена жизни общества, который называется «воспитание как социальный институт».
Слова умеют мститьС конца 80-х годов почти перестали употреблять слово «воспитание». Стало модным говорить «образование». Даже детские сады стали дошкольными образовательными учреждениями.
Владимир Иванович Даль очень удивился бы такой замене. В его словаре читаем: «Образовывать— давать вид, образ; обтесывать… образованность – состояние образованного или внешний лоск».
«Воспитывать – заботиться о вещественных и нравственных потребностях малолетнего… воспитать – вспоить и вскормить».
Мне представляется, что «вспоить и вскормить» – дело более почтенное, чем «обтесать». Но, видимо, многим другим кажется иначе. Эти размышления можно было бы отнести к черному педагогическому юмору, если бы не одно но…
Слова умеют за себя мстить. Фактическое исключение слова «воспитание» из соответствующих документов и различных педагогических текстов обернулось на практике тем, что в школах и других «образовательных» учреждениях перестали заниматься воспитанием. Спустя лет десять стали очевидны неприятные последствия этого, о которых теперь много говорят и пишут.
Возникает вопрос: неужели раньше не предполагали последствий? И другой – чем провинилось воспитание?
«Воспитание» стало изгоем потому, что долгие годы имело определение – коммунистическое. Но это на самом деле только повод. А причины были другие. Во-первых, очень многие из тех, кому надлежит воспитывать, делать этого не умели и не хотели. А во-вторых, «образование» – слово министерское, ведомственное. Образованием занимаются определенные учреждения. Воспитание же – слово вневедомственное. Его к определенным министерствам «пришпилить» трудно. Чиновник же, пусть и с высокими академическими званиями, любит порядок и определенность. А еще он любит поменьше за что-нибудь отвечать. Отвечать за образование проще – оно имеет «прописку» и четкую определенность в содержании, формах и способах контроля результатов.
С воспитанием все гораздо сложнее.
Воспитание происходит не только в образовательных учреждениях, но и в других организациях (например, в детских и юношеских добровольных объединениях – скаутов, пионеров и др.), а также в семье, в религиозных организациях и др. То есть воспитанием занимается значительно большее количество структур общества, чем образованием. Содержание, формы и методы его в этих структурах весьма многообразны и, порой, довольно специфичны. «Уследить» за ними поэтому непросто.
Может быть, поэтому до сих пор нет даже более или менее четкого, а тем более общепризнанного определения понятия «воспитание».
Воспитание – это…Неоконченное предложение «Воспитание— это…» педагоги-практики завершают обычно различными словами. Но смысл у них общий: воспитание – это работа, проводимая с детьми, подростками, юношами вне процесса обучения. (Ведь не случайно много десятилетий советская педагогика решала проблему «обеспечения единства обучения и воспитания».)
Если поискать окончание фразы «Воспитание— это…» в словарях, энциклопедиях, учебниках педагогики, то обнаружится полный разнобой. Окажется, что воспитание – это воздействие, взаимодействие, деятельность, сотрудничество, процесс и пр., и пр., и пр.
Все эти определения справедливы, но… односторонни. Их вряд ли стоит рассматривать как противоречащие друг другу. Скорее они дополняют друг друга.
Но даже в совокупности все эти определения не показывают той роли, которую воспитание играет в обществе, в жизни и становлении его членов. Для того чтобы показать и раскрыть эту роль, воспитание необходимо охарактеризовать как социальный институт.
Социальный институт – что это?Ни в одном городе мира не удастся найти здания с вывеской «Социальный институт». И это при том, что в каждом обществе существует довольно много социальных институтов. Уже их перечень впечатляет.
Культура – это социальный институт. Религия – социальный институт. Средства массовой информации – социальный институт. Семья (не каждая в отдельности, а как явление) – социальный институт. А еще есть политические, экономические и другие социальные институты.
Возникает закономерный вопрос: почему вполне обычные вещи, например, газеты, радио, телевидение и другие средства массовой информации в совокупности называются социальным институтом?
Дело в том, что их деятельность направляется и регулируется сложившимися в процессе исторического развития определенными нормами и правилами, как формальными (законами, инструкциями, уставами и др.), так и неформальными (традициями, ценностями, обычаями, которые разделяют работающие в них люди).
Кроме того, средства массовой информации в соответствии с интересами общества, отдельных социальных слоев и профессиональных групп влияют на взгляды и поведение членов общества в различных сферах их жизнедеятельности.
И, наконец, в целом средства массовой информации удовлетворяют существенную потребность общества и его граждан в информации.
То есть средства массовой информации как социальный институт – это совокупность материальных ресурсов (типографий, радиостанций, телестудий и т. д.), личностных ресурсов (людей, их создающих) и духовных ресурсов (ценностей, которые они транслируют; норм, традиции и пр., в соответствии с которыми они работают).
Аналогичным образом можно охарактеризовать и другие социальные институты (культуру, религию и пр.), каждый из которых направляет и контролирует деятельность членов общества в жизненно важных сферах семейной и духовной жизни, политики, экономики и др.
То есть социальный институт – это научное понятие, некая абстракция. В целом его нельзя потрогать рукой. Но лицезреть его отдельные элементы – пожалуйста (храм, театр, книгу, членов конкретных семей и т. п.): они ведь вполне материальны, их можно даже потрогать.
Приблизительно к середине XIX века в развитых странах и воспитание сложилось как социальный институт, имеющий очень важное значение для человека и общества.
Из чего складывается воспитание как социальный институт?Воспитание становится социальным институтом на определенном историческом этапе развития каждого конкретного общества. А именно тогда, когда существенно увеличиваются требования к подготовке всех граждан к участию в экономической и общественной жизни, к усвоению ими определенного уровня культуры, тех ценностей, норм поведения и взаимоотношений, которые регулируют жизнь общества, сплачивают его. То есть тогда, когда становится актуальной важнейшая социальная потребность – планомерное и целенаправленное формирование и развитие членов общества.
Воспитание, как и всякий социальный институт, обладает определенными элементами.
В первую очередь надо обратить внимание на то, что исторически сложились пять довольно автономных, но взаимосвязанных, а главное взаимодополняющих вида воспитания – семейное, религиозное, социальное, диссоциальное и коррекционное.
Совершенно очевидны их принципиальные отличия друг от друга. Так, в основе религиозного воспитания лежит сакральность (то есть священность) его целей, содержания, средств и пр. Значительную роль в нем играет эмоциональный компонент, который можно считать основой семейного воспитания. В социальном и коррекционном воспитании главенствует рациональный компонент, а эмоциональный играет, хотя и существенную, но дополняющую роль.
Все виды воспитания значительно отличаются друг от друга задачами, принципами, методами, формами, стилем взаимодействия тех, кто воспитывает, с теми, кого воспитывают.
Вот и назван следующий элемент воспитания как социального института – воспитатели и воспитуемые (нехорошо, конечно, люди – элемент, но зато самый главный): члены семьи и родственники (если это семейное воспитание); верующие, священнослужители и педагоги религиозных воспитательных организаций; дети, подростки, юноши, воспитатели-профессионалы различной специализации (учителя, воспитатели, тренеры, социальные работники и пр.), воспитатели-волонтеры (добровольцы); организаторы или руководители религиозного, социального и коррекционного воспитания.
Воспитание как социальный институт включает в себя большой спектр воспитательных организаций (это еще один его элемент), как государственных, так и негосударственных (включая религиозные). Их перечень займет много места, и вряд ли читатель узнает из него что-то новое. Надо лишь обозначить разноплановость этих организаций: от детсада и общеобразовательной школы до вузов и преступных сообществ, от учреждений для одаренных до исправительно-трудовых колоний, от пионерских и скаутских отрядов до библейских кружков.
Элементом воспитания как социального института можно рассматривать системы социального и коррекционного воспитания и органы управления ими на различных уровнях – государственном, региональном, муниципальном, а также локальном (воспитательные системы, сложившиеся в конкретных организациях).
И, наконец, важным элементом воспитания как социального института являются те ресурсы, которые общество и государство «инвестируют» в формирование и развитие своих членов.
Личностные ресурсы – это качественные характеристики субъектов воспитания – детей и взрослых, уровень образования и профессиональной подготовки воспитателей. Духовные ресурсы – те ценности и нормы, которые культивируются в процессе воспитания и определяют характер взаимодействия его субъектов.
Финансовые ресурсы – средства федерального, региональных и муниципальных бюджетов; различные внебюджетные и частные «вливания». Материальные – здания и сооружения, оборудование, инвентарь, учебно-методическая литература и пр.
Благодаря наличию всех вышеназванных элементов и в зависимости от их качества воспитание как социальный институт более или менее эффективно реализует присущие ему функции.
Функция – по-русски значит исполнениеВоспитание как социальный институт в любом развитом обществе обладает целым набором функций.
Самая явная и важнейшая – подготовка необходимого для существования и развития общества «человеческого капитала». Имеется в виду создание условий для взращивания человека, его развития и духовно-ценностной ориентации, для его приемлемой самореализации.
Особое значение в связи с этим имеет подготовка человека к изменению видов занятий, ролей, коллективов и групп в рамках своего социального слоя (это называется горизонтальной социальной мобильностью), а также к переходу из одного социального слоя, из одной профессиональной группы в другие (а это – вертикальная социальная мобильность). Чем больше развито общество, тем больше оно и его члены заинтересованы в обоих видах мобильности, которые во многом зависят от воспитания.
Очень существенна и такая функция воспитания, как обеспечение стабильности общественной жизни, с одной стороны, а с другой – ее обновление. Первое связано с тем, что воспитание как социальный институт передает исторически сложившиеся культуру, ценности, нормы поведения, способствуя тем самым преемственности поколений. Второе связано с тем, что чем более развито общество, тем в большей мере воспитание его членов нацелено на подготовку их к решению возникающих нестандартных проблем, с многими из которых не сталкивались предыдущие поколения.