Русское счастье

– Уточка-чирок, – голосом знатока шепнул Тристан, – метелка камыша сохранит тепло, пока мы отсюда не уберемся.

Лилия наклонила камышину – не тут-то было: оторвать живой стебель растения без ножа оказалось невозможным. Тристан пришел на помощь, привычно перекусив вязкий стебель метелки зубами.

Бляшки ряски украсили волосы Лилии. Ее внешний вид напоминал решительную амазонку, готовую к любому отчаянному шагу.

Плот, к счастью, держал их, но подошвы ног стояли в воде. Лилия, расставив для равновесия ноги, исполняла данный им совет – замерла, не шелохнувшись. Как бывалый шкипер Тристан вел тяжелый плот на другой берег, осторожно окуная в воду, то с одной, то с другой стороны самодельное весло. Окуни гонялись за гамбузией, беспорядочной россыпью она выбрасывалась из воды, попадая под ноги.

Плот представлялся Тристану солидным кораблем, на котором он капитан, Лилия была на нем драгоценным пассажиром. Теперь он мог откровенно разглядывать Лилию – она стояла к нему спиной. Залюбовавшись, греб не спеша. Ему открылась еще одна пикантная особенность: к родиночке на лбу – она делала ее очень милой, он разглядел другую, сзади, недалеко от ушка. Мокрые завитушки волос разделились, оголив нежную влекущую шейку.

Недалеко, метрах в пяти от плота, выскочила из воды крупная рыбина – Лилия от неожиданности вздрогнула. В своей сути она оставалась девчонкой.

– Сазан жирует, – успокоил ее Тристан.

Берег медленно приближался. Показалась отмель, образовывавшая тихую заводь. Тристан вел плот в том направлении, там он обычно закидывал удочки.

– Отдать швартовы, – скомандовал самому себе Тристан, разгоняя плот усердной работой весла. Тяжелый плот неуклюжим крокодилом выполз на дерн прибрежной полянки.

Уже рассвело. На востоке занялось малиновым светом. Скоро взойдет солнце. Тристан суетился. Совсем близко он видел ее лицо – в серых лучистых глазах продолжала таиться задорная смешинка.

Укрепив удилища на рогатинах, Тристан разжег костер. Лилия помогала ему – выбирала выброшенный на берег сухой топляк. Тристан старался не смотреть на нее, глаза же силой нечеловеческого противодействия тянулись обласкать желанный профиль. Тристан никак не мог воздействовать на расшалившуюся природу. Обтянутые трико выдавали его внутренние терзания.

– Я тебе нравлюсь? – камнем на голову свалилась внезапная фраза Лилии. – Не бойся, смотри на меня, сколько хочешь…

Костер быстро схватился жаром. Лилия решительно, не дожидаясь особых указаний, стянула мокрое платье, картинно преобразившись, поочередно подставила огню спину, потом грудь. Теперь Тристан, не отрываясь, завороженно смотрел на нее: ажурные черные трусики дополнял такой же черный бюстгальтер. На подъеме груди красовалась еще одна маленькая родинка. Тристана прохватил озноб, но это был не озноб охлаждения. С ним такое произошло однажды, во сне. Проснувшись в сильном возбуждении, он почувствовал неудобство от измазавшей его жидкости.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он снял мокрые трико, подошел вплотную и обнял Лилию, прижимаясь щекой к месту с родинкой – лицо утонуло в бугорках наливаюшихся грудей. Лилия замерла и стояла, не шелохнувшись. Тристану хотелось пойти до судороги дальше, но внутренняя борьба сдерживала его действия, лишь усиливая дрожь.

– Ты так сильно хочешь меня? – наконфеченным теплом дохнула ему в ухо Лилия. – Я могу разрешить…, – затаенно прошептала она, – только, пожалуйста, без последствий.

На грани потери рассудка, трясущимися руками Тристан коснулся ее трусиков, но проклятая жидкость вне его воли вылилась из него задолго до момента истины. Лилия не стала докучать – она улыбнулась и погладила его по соломенной голове:

– Милые вы мои, несчастные мальчики…

…Простота спутницы, подсохшая одежда, абсолютный штиль и сумасшедший клев, успокоили Тристана – он стал тем, кем был всегда – фантазером и мечтателем. Недоразумения, как бы, и не произошло. Вначале сдержанного, скованного, с идущей из далеких недр сознания опаской – сейчас его несло на крыльях вдохновения: одна невероятная история сменяла другую. Лилия округляла глаза, не успевая сообразить, где правда, а где вымысел. Незаметно, между репликами, вытащили с десяток головастых бычков-чернушек, несколько приличных окушков. Общим достоянием стали пять приличных сазанчиков – мелочь выпускали назад. Лилия к ловле приноровилась быстро, хотя призналась, раньше никогда не рыбачила. Все у нее получалось не по-девчачьи ладно.

Всходило солнце, ослепляя, ударило по глазам сполохами расплавленного металла. Как по мановению всемогущего мага, гладь озера в мгновение остановилась стеклом: перестали плескаться окуни, лысухи направили свои курсы вглубь камышовых заводей, застыли и поплавки – замолчал Тристан, приводя в порядок разгулявшееся воображение. Лилия приуныла, как оказалось, готовя монолог.

– Когда приду домой, обязательно сделаю запись в дневнике о нас. Без подробностей, конечно… Мое мнение о вас, мальчишках, сильно изменилось. Вначале Васечка, теперь ты разрушили прежний стереотип. Вы такие разные. Вася хороший, добрый, но очень скучный и без фантазии. Через три дня мы уезжаем к бабушке в Москву. Ты будешь мне писать, Тристан?

Лилия раздробила его имя на слоги. Она видела в этом какой-то свой затаенный смысл?

Обратный путь они проделали в молчании, в ореоле объединившей их тайны. Тристан окидывал прощальным взглядом ее ладную фигурку, стыдливо опуская лицо при воспоминании недавнего казуса. На островке, толкая в четыре руки плот, Тристан неуклюже приобнял Лилию, с громко бьющимся сердцем поцеловал родинку за ушком. Лилия мягко отстранилась, шаловливо погрозив ему пальцем:

– Прости мне мою слабость. Ты хороший мальчик, правда?

Глава 6

…Потом Тристан написал Лилии много писем, эмоциональных, трепетных, писанных на одном дыхании, и других – выстраданных не одним днем. В одном из них он признался ей в любви – это письмо Тристан так и не отправил – побоялся нарушить сложившуюся в процессе переписки дружбу. В его письмах и без прямого признания оно читалось между строк. Никогда, ни малейшим намеком, ни он, ни она, не обмолвились о неприятном инциденте с его полным фиаско. Своим присутствием в его жизни Лилия придала ему смелости – Тристан перестал стесняться девочек. Именно Лилия подтянула Тристана к содержательным мыслям, приобщила к внешкольной философии Сократа. Переписка прервалась внезапно, на самом пике – Лилия не ответила на его пространное философское письмо о смысле жизни и месте в ней красивой женщины. Тристан долго хранил ее письма, наверное, хранил бы вечность, не распространись в те места болезнь сепаратизма, разделившая дружественные некогда республики. Вывозя маму из отделившейся территории, буквально последней рейсовой «Кометой» (железная дорога уже не функционировала), Тристан стоял перед выбором, что брать в первую очередь. Не хотелось обижать маму, и взяты были, по возможности, дорогие ей вещи, остальное, в том числе письма и фотографии, он намеревался увезти потом. «Потом» растянулось на годы. С появлением первой возможности он таки вернулся за дорогим ему, но чувства близких людей оказались не искренними – оставшееся на «потом» не сохранилось. Все, кто имел малейшую зацепку на стороне, как и они с мамой, покинули республику, не сумев сберечь оставленное им достояние – дорогая память покоилась теперь на одной из многочисленных мусорных свалок, под спудом сгинувшей совместной истории.

P.S. Вернувшись на озеро спустя много лет, Тристан с трудом узнавал памятные места. Конфигурация заводи напоминала ему место, где они с Лилией совершили попытку, минуя несколько промежуточных ступеней, войти во взрослую жизнь. Военная бронетехника утюжила дно грязного водоема, испытывая достижения национальной гвардии. В том месте, где каждой весной расцветали ковром колокольчики и гнездились водоплавающие, пузырилась черная зловонная жижа.

Он ехал сюда с воодушевлением: посмотреть, вспомнить, отыскать следы Лилии, но после увиденного стало тоскливо до слез – он понял: прошлого не вернуть.

Так и осталась эта история неоконченной картиной в невероятных судьбах его и случайной девушки. Возможно, они стали бы самыми счастливыми людьми на всем белом свете и смогли бы сохранить добрую память юности, оберегая свое озеро для потомков. Возможно, их дети смогли бы написать другую историю, со счастливым концом. А пока…

Часть 2

Надюша

Спасибо за то, что разожгла костер.

Глава 1

Душный поезд отстукивал очередные метры, увозя Тристана все дальше от родного гнезда. Пейзаж за окном менялся, а в сердце глубже залегала тоска. Предстоящая неизвестность сковывала простор. Мысли сделались куцыми и беспорядочно глупыми, похожими на утиное семейство, застигнутое врасплох на середине улицы. «Мартин Иден» не концентрировал внимание, хотя сюжет вполне соответствовал завязке предстоящих событий. Под воздействием духоты, бессонной ночи, постоянного взаимодействия большого количества людей, ему во всем виделся огромный механизм, в который он, Тристан, попал по чьей-то оплошности: в нем он чувствовал себя никчемным винтиком, попавшим сюда не по назначению. Сосредоточением ума он пытался привести себя в первоначальный порядок, найти комфортную нишу в хаосе биополей и магнетизма. Люди что-то делали, перемещались, спали, читали, бессмысленно мелькали по нему взглядами.

Нам-то с вами понятно, откуда эта разбалансирован-ность: первая далекая самостоятельная поездка, предстоящая встреча с родным братом отца, по словам мамы, очень похожим на отца, к тому же – бессонная ночь.

Как успокоить его, как объяснить, что это есть свойство всех эмоциональных и гиперчувствительных натур, постоянно копающихся в своих новых ощущениях? Иногда это свойство считают достоинством!? Повествование может послужить назиданием для становления любой другой личности. Заодно можно напомнить две известные истины: «Воспринимай окружающее, как постфактум, если ничего не можешь в нем изменить» и другую, не менее насущную: «Бог даст день – Бог даст и пищу».

Пейзаж за окном поезда преобразился с холмистого на равнинный. Простор значительно раздвинулся, и мысли мало-помалу упорядочились. Мелькающие в лесополосах сороки вызывали неуправляемые нервные импульсы, проявляясь в зрительном приложении, заставляли критичнее оценивать меняющуюся действительность.

Шестнадцать лет – возраст достаточный для умозаключений и анализа действий. А, если учесть отсутствие житейского навыка, да повышенную эмоциональность, да праведность долга, да еще массу не созревших «но»? Остается пустой цифровой эффект. Специфический подход учтет и этот факт, но что он в сравнении с «ниагарской» энергией? Пшик! Брызга упорядоченного миллиграмма на излете возможности.

Пришла вторая ночь. В окне, как в зеркале, отразилось течение окружающей суеты. В полузабытье, лежа на боковой полке в начале вагона, Тристан слушал витиеватую речь охмуревшего от алкоголя проводника, обиженного на весь мир за то, что ему, окончившему индустриальный институт, приходится работать без напарника, прислуживать и шустрить всем, чем придется, ради достойной жизни семьи.

Далеко за полночь сморило: сопутствующий фон отодвинулся куда-то далеко-далеко, а потом и вовсе растворился в шумах сновидений.

Глава 2

Очнулся Тристан от треска динамика и напоминания о прибытии на конечную станцию следования. Сердце сквозь сон екнуло. Нужная станция осталась далеко позади в туманной дымке рассвета, под сто километров назад.

Обрюзгший, вывалянный в перьях проводник пытался вспомнить самого себя. Наспех одевшись, затолкав в чемоданчик вещи, вылетел пробкой из кислой атмосферы вагона.

Вокруг незнакомый мир, старинная архитектура в стиле ампир. На серых фресках пыль веков. Площадь запружена машинами. Снующие взад-вперед люди отрешены настолько, что казалось, выпади сейчас, среди знойного лета, снег – ничто не удивит и не остановит муравьиную целеустремленность толпы.

Первый самостоятельный выход в большой свет начинался с испытания на состоятельность.

В сквере с «Чучелом» в граните нашел свободную лавку, вздыбленную планками. Обдумывая дальнейшие действия под аккомпанемент вороньих разборок в кроне вековых деревьев над головой, зажевал позавчерашнюю обсыпную булочку.

– Давай без суеты, успокойся, весь день впереди. Билет пропал – денег на один скромный день существования. Есть единственная возможность, – рассуждал Тристан, обозревая окрестности, – короткими «перебежками» на электричках, пусть малым ходом, но наверняка.

Судьба каждому из нас расставляет акценты. Наши устремления одни, а мы двигаемся туда, куда еще вчера не могли и помышлять.

Воронье разгалделось – сверху дождем полетели брызги помета. Дефектная лавка да чрезвычайный факт заставили подняться до окончательного решения.

Пригородный вокзал обозначился вывеской на одном из фасадов отдаленного здания, серого в общий тон, но пониже основного.

Ближайшая электричка по расписанию в нужном направлении через пятьдесят минут. Шагая по перрону, Тристан изучал его возможности. Он исключил свободное место на лавке рядом с подпитыми мужиками; на другой лавке сидели две цыганки – старая и молодая. Они мирно запивали раскрошенный на коленях батон белого хлеба одной на двоих бутылкой «Ситро». Тристан скромно присоседился с краю, стараясь не глядеть в их сторону, и все ж не остался без внимания.