Жизнь мага: Выбор

Изредка, среди массы книг, которые в последнее время печатались в большом количестве, попадались и религиозные тома. Там были и «рассуждения трех Пророков», и «Неллиар в картинках», а так же множество философских рассуждений на тему тех событий, что происходили в Эпоху Основателей. Ни для кого не секрет, что в те времена, в течение тысячи трехсот пятнадцати лет в Неллион пришли семь посланников Атталога. Толон Воитель, Миста Гордый, Ихару Добрый, Волрон Творец, Нитог Раскаявшийся, Свенна Прекрасная и Агаш Сын Атталога. После того, как последний упрятал свою душу в камень-алтарь, эпоха основателей закончилась, и была написана книга, что в народе зовется «Писание Семи Великих». Но в Эпоху Войн в Неллионе родилось двое колдунов. Первым появился Гордрог Светоч, а после него Шотер Проклятый, и про их деяния так же написана книга, которая названа «Писание Девяти», хоть в ней описаны жизни лишь последних, сумевших заключить себя в камни. «Неллиар», а так же оба священных писания я знал хорошо, к своему стыду не имел возможности прочитать книгу пророков, а все остальные рассуждения на религиозные темы меня не сильно интересовали. Но, поскольку дешевые романы мало тревожили мой пытливый ум, я раз за разом перечитывал внушительные фолианты из эпохи Основателей.

Как раз в это время я не только почуял магию, но и попробовал ее на вкус. Каждый год среди тринадцатилетних мальчишек проводились турниры, в которых король выделял лучших себе на обучение в гвардию. Но это происходило только после того, как будущему гвардейцу исполнялось пятнадцать, то есть спустя два года. Отец постоянно мне напоминал об этом событии, считая его основополагающим в моей жизни – у него самого когда-то не получилось поступить в школу гвардии, и он был уверен, что я буду удачливее. Мне приходилось много работать над собой, но, несмотря на успехи, я совершенно не хотел становиться гвардейцем. Единственное, что меня заставляло принимать участие в турнире это воля отца, которой я не мог противиться.

В назначенный день я проснулся разбитым, словно после болезни. В окно моей маленькой комнаты, как всегда едва-едва пробивался рассвет, и каждый раз я просыпался с его первыми лучами, именно так случилось и в день турнира. Я поднялся с постели быстро, но что-то заставило меня лечь снова. Понимание, что папочка не будет доволен этим, не пугало меня, настолько не хотелось принимать участие в этом турнире, что я готов был даже притвориться больным. Отцу пришлось едва ли не силой ставить меня на ноги.

Мягкая прохлада, убаюкивающая сознание, легкий ветерок, приятно обдувающий щеки, мелкая морось. На дорогах лежала грязь, вязкая, липкая, упасть в кторую никто не хотел. Серое небо неторопливо двигалось на запад, вслед за ветром. Характерно для месяца печали, и как можно было додуматься проводить турниры в это злосчастное время?

Около леса, куда тусклого света проникало особенно мало, деревья нависали зловещей громадой, но вся эта слякоть, чернота деревьев в утренних сумерках, не могли помешать атмосфере праздника, всюду висели цветные флаги, гирлянды. Люди бегали из стороны в сторону, кто-то носил тупые тренировочные мечи, кто-то облачался в доспехи. Было несколько человек на ходулях, в нелепых цветастых балахонах и даже один жонглер огненными факелами.

В ожидании поединка я отошел в сторону и уныло ковырял металлической палкой, что именовалась тренировочным мечом в большой луже, разгоняя по воде забавные волны. Отцу это очень не понравилось, он дал мне крепкую затрещину.

– Прояви уважение к противникам, и вытри свое оружие.

С тех пор я решил, что мой меч вечно будет идеально чист, и, сняв с клинка вязкую жижу, я отправился в гущу праздника.

К первой схватке я решил подойти ответственно, я не имел права проиграть первый, хоть что-то значащее для меня сражение. Поэтому не пошел в неистовую атаку, а спокойно изучил все движения оппонента. Поняв, что он лупит наотмашь, я прекратил ставить блоки, и резко ушел в сторону, от чего противник чуть не упал, и открыл спину, куда я нанес два четких удара, обозначив первую победу.

За весь турнир я потерпел всего три поражения, и первой из них от Тада Мигна из предместий Аброта. Парень, безусловно, заслуживал внимания своей техникой – двигаясь медленно, словно бы неуклюже, он наносил быстрые и точные удары. Обладая невероятным ростом и длинными руками, он мог не подпускать меня к себе. Какое-то время я успевал реагировать на его выпады, но вскоре он достал меня один раз, а затем и второй, но чтобы не остаться в долгу я сразу, как пропустил второй удар, также провел атаку, от которой Тад не смог защититься. Это поражение просто взбесило моего отца, и. надо сказать, я был готов к подобной реакции с его стороны. При всех моих тренировках, я не был хорошим бойцом, даже не смотря на то, что отец – бывший офицер и сам превосходно фехтовал. Следующим моим противником был Эрес Хармотен, очень сильный и быстрый боец, и у меня совершенно не было желания тратить силы, что вырвать у него победу любым возможным способом. Лицензии, позволяющей мне поступать в королевскую школу гвардии, мне уже было не избежать, поскольку я в любом случае, сколько бы боев далее не проиграл, занимал третье место в турнире, и получал эту проклятую бумажку. Но в бою с Эресом случилось непредвиденное.

Мы вышли на поле боя, уже не намереваясь выигрывать во чтобы то не стало, и поначалу двигались медленно, нехотя нанося удары. Но тут у меня в голове проснулась мысль – это как-то неправильно – у Эреса и так была лицензия для поступления в эту школу, поскольку его отец был пятым дорином короля. И поэтому мне ужасно хотелось доказать, что он не сможет одолеть всех на этом турнире. Я стал действовать все быстрее и быстрее, отсекая Эресу пространство отхода. Мой противник, словно принимая вызов, ловко перепрыгнул лужу, что находилась сбоку от него, и рискованно атаковал справа. Я сразу воспользовался этим и, сбив его клинок своим, первым провел удар. Теперь нужно было не пропустить. Но Эрес разозлился не на шутку, с его лица сошла глупая ухмылка, и он принялся за меня всерьез. Его фехтование вызывало у меня восхищение, и, заглядевшись на очередной финт, я забыл поставить блок, и пропустил тяжелейший удар в плечо, так что моя рука с клинком безвольно опустилась.

Теперь преимущество было полностью на стороне моего противника – я уже не мог делать столь быстрые выпады, и в большинстве случаев предпочитал уходить от его ударов, а не ставить блоки. После очередного выпада, который не нашел ни клинка ни тела, Эрес, вложивший всю свою силу в удар, оступился и упал в грязь. Я, как учил меня отец, сразу подал ему руку, что бы он поднялся, и было приятно видеть благодарность в его почти прозрачных глазах. Он не стал приводить себя в порядок, а сразу, отойдя на некоторое расстояние, призвал меня продолжать бой. Мы дрались очень долго – дольше, чем кто-либо на этом турнире, и когда мои силы были на исходе, меня вновь выкинуло в иной мир.

Все потеряло цвет, поблекло, лишь ярким огнем горел Эрес. Я видел, как часто бьется его сердце, как он устал, как тяжело дышит. Я усмотрел даже раздражение и ярость, ощутил весь букет эмоций, принадлежавший ему. И тогда мне удалось осознать каждое движение, каждый шаг и поворот, каждый выпад и блок, весь набор движений, среди которых встречались и лишние, неотточенные, что естественно для нашего возраста. Я вышел из за грани уже зная, что станет делать мой противник. Поэтому я без труда поставил блок от обманного удара и впился взглядом в его глаза. Мне казалось, что это длится вечно, но на самом деле мы стояли так не больше мгновения, до того момента, как Эрес тряпичной куклой рухнул на землю в грязь. Я вновь хотел протянуть ему руку, но в круг зашел главный судья турнира – отец Эреса и объявил о моей победе, после чего помог подняться своему сыну.

В итоге я занял третье место в турнире, и отец настоял на том, что бы я, спустя два года, когда мне исполнится пятнадцать, отправился на обучения в школу гвардии короля.

Но за это время произошли еще некоторые события, которые я хотел бы описать.

Когда мне было уже четырнадцать мы с мальчишками из нашей деревни, с которыми я почти перестал общаться, в силу большой занятости науками и фехтованием, в один из свободных дней направились в соседнюю деревню Ошх, затем, чтобы отлично провести время за игрой в прятки или с мячом. Поскольку у нас была большая компания, мы решили идти пешком, тем более что было раннее утро, и мы никуда особо не торопились, а сплавляться по реке вдесятером было хлопотно.

Кратчайший путь, это по лесным тропинкам рядом с рекой, откуда рукой подать до большого поля, а от него прямая дорога к развилке, через небольшой мост. Ошх там найти не сложно он располагается сразу у расхождения быстротечной Блеклы на два рукава. Мы шли, распевая какие-то веселые и не слишком умные песенки, нас это забавляло. Но вдруг тишину утра прорезал дикий крик. Я остановился, и мои товарищи тоже. Я почувствовал запах магии, и теперь не мог остановиться. Это было сладко и приятно, словно Инголдийская нуга, которую я пробовал лишь раз в жизни. Колдовство источало аромат, способный свести с ума.

– Гол, куда ты?

– Там кричат, нужно помочь! – не думая, соврал я.

О какой помощи может идти речь, когда вдыхаешь такие благоухания, разве может что-то сравниться с запахом темной магии?

Там, откуда кричали, виднелся холм. Всем известно, что такие возвышенности это древние курганы, где захоронены старые короли. И всех детей с детства пугают этими гробницами, рассказывают сказки про приведений и призраков, ходячих скелетов и кровососущих тварей, а также о том, что они делают с зашедшими в курган. Все это выветрилось у меня из головы, мне казалось, что я шел на встречу своей жизни. Подбежав к входу в древнюю гробницу, я разочаровался. Кричала маленькая девочка, которую я, конечно, знал, она была из Шарла, ее звали Генез. Что она делала здесь, я не знал, но это меня не интересовало. Ее ноги были захвачены странными корнями, которые затягивали ее внутрь, и от них исходил то неповторимое благоухание. Я упал на колени и стал вдыхать его. Она смотрела на меня как на ненормального, и даже перестала кричать, видимо от удивления, что я не тороплюсь ее спасать.

Момент, когда запах опротивел, оказался для меня неожиданным, мир сделал перед моими глазами кувырок, и я не устоял на ногах, зажмурился, а когда открыл глаза, то вновь ощутил себя за гранью. В силу того, что предел разума не является ни физическим, ни даже метафизическим местом, он не имеет четких красок и границ, и каждый раз меняется в угоду колдуну. Нет, я не шагнул за черту возможного, лишь заглянул туда. И это пробудило во мне дремучую силу, заставившую меня достать кинжал, который каким-то непостижимым образом оказался у меня за поясом, и разрубить корни. Магия ушла из них, и они отпустили переломанные ноги. Я аккуратно взял Генез на руки, и понес в деревню. Я знал, что мальчишки играют сейчас в Ошхе, и им наплевать на то, что я пошел кого-то спасать, и даже на то, получилось у меня или нет.

Дорога была не очень долгой, но, учитывая, что я до того момента не таскал на себе тяжестей, мне казалось, что я никогда не дойду до деревни. Мы несколько раз останавливались, и на одной из таких стоянок я спросил ее о том, как она оказалась в такой странной ситуации. В тот момент все мои чувства были обострены до предела, и мне казалось, что я с легкостью отличу правду ото лжи. Позже мне разъяснили, что это иллюзия.

– Я шла в Ошх, и последнее, что я помню это дорогу через поле. А потом я очнулась, когда мне в ноги вцепились эти корни, – она готова была зарыдать, но держалась. Я не знал, насколько это больно – переломанные ноги, поэтому тогда просто считал, что терпеть подобные муки не трудно. Но идти она совершенно не могла, поэтому продолжил нести ее на руках. Так, не особо торопясь, мы дошли до деревни к полудню. Я принес ее к дому ее родителей, но они оба работали в поле. Тогда я отнес ее к себе домой, где была моя мать. Отец, скорее всего, был на вырубке, не смотря на то, что сегодня был выходной.

Генез поправилась не скоро, но ее кости благодаря стараниям знахарей из нашей деревенской церкви срослись правильно, и окончательно поправившись, она ходила не хромая.

И последний в моем детстве, пятый случай взгляда магии в лицо произошел со мной прямо перед пятнадцатым днем рождения.

Тогда мне довелось идти по дальнему лесу, где водились хищные звери. Отец научил меня охотиться, и я старался помочь своей семье добычей шкур. Вначале было очень неприятно, но позже я привык. В конце концов, я делал это для того, что бы выжить, а не ради удовольствия.

Лес дышал ровно, уверенно, ветер мерно двигал кронами больших лиственных деревьев, лениво скрипели хвойные сосны и ели. Тропинок здесь было немного, а те, которыми пользовался я, приходилось долго искать. Если идти здесь тихо, не торопясь, то можно почувствовать себя частью этой большой жизни.

Вы знаете, как пахнут благовония, распыляемые богатыми господами в своих домах? У меня не было сомнений в том, что для колдуна так пахнет темная магия. На этот раз это показалось мне приторно сладким, отбивающим все остальные ощущения. Я чувствовал, как внутри меня встает неведомая сила, и сопротивляется влечению этой магии, и я мог контролировать свой шаг, спокойно пробираться к источнику. В его поисках я зашел так далеко, что вышел на северную опушку, где никогда ранее не бывал. Передо мной открывались огромные пространства холмов. Позже я узнал, что они называются холмы Миражей. Отовсюду доносились звуки природы, где человек бывает не часто.

Не смотря на то, что местность была открытой, я до сих пор не видел источника столь сладостного аромата. Я раздул ноздри, пытаясь вдохнуть больше, узнать направление, и понял, что это находится не в холмах, а где-то на опушке, и я двинулся по кромке леса на запад. Мне было известно, что если обойти таким образом лес, то выйдешь к другому краю озера Свенны, но там начиналась заболоченная местность, где пройти вообще невозможно. И именно из этих мест всё настойчивее ветер приносил запах магии, от одной мысли о котором мое сердце начинало биться быстрее.

Именно тогда я впервые не просто заглянул за грань, а сделал первый шаг по ту сторону возможного, хотя понял это спустя много лет. Мир преобразился, и теперь, сквозь туман я отчетливо видел безопасную тропу.

Здесь, за пределами обыденного, помимо запаха, магия имела свойство светиться всевозможными цветами, искажать пространство вокруг себя, или просто обозначать свое присутствие, манипулируя сознанием зашедшего в гости колдуна. Перебравшись на очередной остров, я заметил то, что икал. Оно светилось легким зеленоватым светом, а вокруг сияния расползалось кольцо мрака. Я почувствовал угрозу, слабую, но, на всякий случай достал лук и взял в руки стрелу.

Мне удалось подобраться к источнику, не обнаружив себя. На большой кочке сидело чудовище, большое, косматое, и было занято трапезой. Но магия исходила не от него, а от медальона висевшего у него на шее. Я рискованно шагнул к зверю, ступив на тот неустойчивый островок, где оно, с жуткими звуками раздирало свою добычу.

– Что тебе здесь надо? Убирайся, пока я тебе не разорвал, прочь!

От удивления, что чудище, пусть и несколько коряво, но все же уверенно говорит на принятом во всем мире языке, я опусти лук, и встал как вкопанный.

– Страшно, правда? – чудовище слегка хрипело, и из-за этого его слова казались саркастичными.

– Я так не думаю, – ответил я.

Он был похож на большую собаку, вот только морда чем-то отдаленно напоминало человеческую. Хотя, стоит признать, что саблевидные клыки вызывали опасение, а огромные когти, не сомневаюсь, были острее любого клинка.

– Ты врешь!

Я почувствовал, как кольцо мрака сужается, вытесняя меня. Я попытался посмотреть на то, что осталось от добычи, и не без труда различил в кровавом месиве человека. Я вдохнул, невольно попятился, и едва не шагнул в болото, опомнившись я поставил ногу на место и посмотрел на оскаленную морду.

– Аккуратнее, там трясина такая, что одну лапу поставишь – про вторую забудешь, – чудище странно ухмыльнулось, но слова прозвучали искренне, будто оно действительно не желало мне смерти, а все угрозы были попыткой испугать, заставить уйти. Но если оно питалось людьми, почему же не напало на меня, неужели оно объелось первым попавшимся к нему в лапы?

– Спасибо – сказал я, и предусмотрительно отошел от края, – в чем дело? Хочешь драки? – я подбадривал себя словами, и все туже натягивал тетиву.

– Если не боишься, то может, выслушаешь меня, мальчик? Ведь на самом деле тебе ничего не стоит меня убить, и я боюсь тебя, не меньше чем ты меня. Я – жертва древнего проклятья, которое заключено в медальоне. Если ты не побоишься подойти и снять с меня эту побрякушку, то я снова приобрету человеческий облик. Ну как, идет? – на его лице появился оскал, от которого многие бы, без сомнений, окончательно решили, что монстр злой, опасный, и заслуживает смерти.

Не знаю почему, но я решил поверить ему. Может это все из-за долгого присутствия за гранью, или по какой-то другой причине, но мне показалось, что если я не поверю ему, или хотя бы не попробую поверить, то многое потеряю. Безоружный, я подошел к нему в плотную, уже чувствуя горячее, смрадное дыхание зверя, протянул руки и нащупал цепочку.

Медленно, опасливо я протянул руку, и, стоило мне прикоснуться к волшебным звеньям, как вокруг поднялись столпы зеленого пламени, кольцо тьмы сузилось, а потом рваными кусками разлетелось прочь, отбросив меня, словно перышко. Тьма рассеялась, и прогнала меня из-за грани, давая осознать, что я по шею в трясине, и не знаю, как выбраться. Вода предательски подбиралась к подбородку, когда я заметил длинную палку. На берег меня вытянул грязный, хмурый, щуплый мужчина в лохмотьях, но лицо, несмотря на гримасу боли и усталости, было не злым.

Это было до ужаса неприятно – тащить недоеденный труп через опасные болота. В основном этим делом занимался мой спутник, мне же досталось нести лишь оторванную руку, и я почти не испачкался. Я и не заметил, как мы миновали топкие места, и ступили на опушку леса Мегор, где загадочный человек, не произнесший до этого времени ни слова, по собачьи вырыл яму, и уложил останки туда, а затем, все так же нелепо, оборвал ветку с дерева и согнул ее в знак Толона.

– Проклятье, – тяжело выдохнул парень, – я убил человека.

– Зачем? Основатель не прощает подобное.

– Я хотел есть. В том обличие… в чудовищном… мне хотелось есть именно людей. Пойми, надо мной властвовала вот эта безделушка, уж не знал…

Мы какое-то время сидели, глядя на могилу, а затем прочитали короткую молитву, невпопад, сбивчиво, вознося прошения семи об упокоении отошедшей к Атталогу души.