– За жизнь? – Тилль огорчённо махнул рукой. – А какая жизнь? Жил я только когда летал, знал, есть дело – бить бошей… После войны я сплошное ничто. Пописывая рассказики, слез с отцовской шеи. Мне скоро тридцать, а я ничего, понимаешь, друг ситный, ни черта не добился! Здесь мы ковыряемся в… как ты говоришь – в мадам сижу. Пороховые ракетки древние китайцы пускали. Мы не двинулись дальше той бомбёжки Батума. Дамочкам камень с Луны? Дудки. Скорей нас разгонят к едреней фене.
– У-у, какие мы впечатлительные, – протянул Серёжа. – За три месяца, два из которых лили бетон, ты ждал прорыва к звездам? Пожалуй, моя Розочка Соломоновна смотрит на жизнь реальнее.
– Какое к звёздам, Серёжа! Должен быть шажок вперёд. Хоть бы маленький, муравьиный.
– Не разводи пожиже. Будет тебе шажок, – он вздохнул и добавил, словно был старше лет на десять. – А с бабами давай решительнее. Я вот с Розой договорился забежать к ней вечерком, пока твоя Элиза задержится с подружками. И Роза задержится, если надо, она же понятливая.
– Сразу? Не могу, – покачал головой Георгий. – Я не такой. И, думаю, Элиза тоже не такая. Молчи!
Сергей и не думал спорить, хоть имел другое мнение. В портовом городе взрослеют рано, у каждого свой срок.
Глава седьмая. Казимир Семенович
Мелкая тень взобралась на крыльцо барака. Рука медленно потянула дверь, пришелец явно старался не скрипеть…
– Кто здесь?!
В лицо ударил резкий электрический луч, щёлкнул взводимый курок.
– Та я это…
Серёжа прикрылся рукой.
– Шляешься незнамо где!
– Шо, у нас комендантский час, гражданин директор? Я за это скажу – вы нас не предупреждали.
Засядько убрал револьвер. Световое пятно опустилось к ногам.
– Думать надо. Дело у нас, сам понимаешь, опасное, крутятся всякие вокруг подозрительные. Взрывчатые, опять-таки, вещества…
– Та понял я. Коль дело серьёзное, можно барак и щеколдой замкнуть. Сразу спокойнее, – чувствуя, что вот-вот нарвётся, он переменил тон. – А вы шо не спите, Александр Степанович? Ой вей, так каждую ночь сторожите?
– Есть кому… Нет. Думаю вот. А, ладно. Иди спи.
Услышав речь, по связности явно не восходящую к Цицерону, Серёжа присел на крыльцо и вытащил папироску.
– Ночь то какая… Звёзды – точно в Одессе над лиманом. За шо думаете, Александр Степанович?
Полковник опустился рядом.
– Да всё о том же. Как сделать, чтоб наши ракеты соизволили лететь прямо? – он тоже закурил. – Думал, не изобретать ничего. Раз пушкари нашли способ – придавать вращение снаряду, нужно закрутить ракету! Но как?
– Шо-то я вас не понимаю. Говорили же давеча – если ставить косые сопла, часть энергии сгорания уйдёт на сторону.
– Помню! – Засядько раздражённо махнул рукой с папиросой, описав огненную дугу в ночи. – Думал вот сделать стартовый каркас не прямым, как на линкоре «Февраль», а чтоб закрутку давал. И чтоб перья стабилизаторов через пазы шли, через них вращение… Не понятно? Если угодно ко мне пройти, покажу на эскизе.
– Та не. Не дело это… Извиняйте, гражданин директор.
– Почему? – военный среди цивильных инженерных самоучек чувствовал себя порой неловко. Оттого пришедшей в голову идеей поделился с самым молодым и неавторитетным. Тут – на тебе, критика.
– Сила ракет в простоте установки. Шо оно нам даёт, та закрутка? Та не много. Увеличим дальность, точность, чует моя… В общем, точность уменьшится.
– Наверно, – нехотя согласился Засядько.
– А стабилизаторы… Они ж тормозить будут вращение… Но… – Серёжа умолк.
– Что – но? – не вытерпел полковник.
– Но их же заставим крутить снаряд как у порося хвостик. Коль задние кромки отогнуть.
Темнота скрыла целую гамму гримас на лице Засядько. Это же такое простое, очевидное решение! И до него не додумался весь их коллектив, а этот оборванец с жалким училищем за плечами смог… Невероятно!
– Сергей, послушайте меня внимательно. Буду всемерно обязан, чтобы вы никому… Слышите? Никому, в том числе Тиллю, ни слова не говорите. Ни про этот разговор, ни про идею со стабилизаторами.
– Та я – могила. Но…
– Никаких «но». Междупланетная ракета с людьми быстро вращаться не будет.
– Ясен пень.
– Так что ваше изобретение – совершенно военное. Я передам, кому нужно, испытают на артиллерийском полигоне. А в Измайлово по-прежнему рвёмся к звёздам.
– Шо уж не понять. Воля ваша.
Серёжа был явно смущён – и изменением отношения Засядько, и, тем более, обращением на «вы».
– У вас же только училище, не дело это. Что скажете, если буду рекомендовать вас осенью в Петроградский технологический?
– Э-эх… Шоб я так жил! Не нужно пустых надежд, гражданин директор. На оклад подмастерья никак на учёбу не наскребу.
– Крепитесь духом, молодой человек. Самым способным правительство Республики и учёбу, и стипендию оплачивает. Я похлопочу.
– Та вы шо… – он опомнился и даже подскочил, невольно пародируя военное «смирно». Впрочем, в темноте это осталось незамеченным. – Благодарствую, Александр Степанович!
– Но помните о нашем уговоре. Одно слово лишнее – и не видать вам Техноложки.
Серёжа взял себя в руки, что было затруднительно. Казалось – небо вокруг барака раскрасилось праздничным салютом ярче, чем во время их опытовых запусков!
– Клянусь, Александр Степанович! За одно прошу – называйте меня на «ты», как прежде, коль у нас конспирация.
– Изволь. Ты прав. А сейчас – спать. Скоро испытаем многоступенчатую, голова твоя нужна ясная.
В последующие дни Серёжа ходил с выражением человека, одержимого икотой, коему посоветовали набрать много воздуха в грудь и не дышать сколько есть мочи. О стабилизаторах твёрдотопливных ракет он вспоминал редко, а Петроград и превосходная возможность выбиться в люди не просто грели душу – они жгли огнём!
Сколько сил потребовалось, чтоб сдержаться и ни о чём не сказать не только Георгию, но и Розочке, что считала парня бедолагой, не передать. Но время шло, и на измайловском поле появилась ракета, похожая на «Конрадов Хаасов» в количестве пяти штук, соединённых вместе – четыре в нижнем ярусе и один вверху.
Георгий лишь раз спросил – чего цветёшь как каштан на Монмартре, но особо не приставал, увлечённый химическими опытами и встречами с Элизой, частыми, только затянувшимися в первой стадии ухаживаний.