Что в чаду индустрийной нагрузки,
Перейдя святотатства предел,
Над великой святынею русской
Многотонный компрессор гудел.
В лязге-грохоте память заглохла,
Воцарилась бездушья тоска…
С хмурым тщаньем товарищ из ВОХРа
Проверяет у нас пропуска.
Но нельзя нас, как раньше – хоть тресни! —
Завернуть, не пустить, застращать.
– Мы, товарищ, пришли на воскресник!
Подпись есть и на месте печать.
Ты открой нам железные дверцы,
Придержи бесполезную злость.
Здесь не мало нас, единоверцев,
Не со всей ли России сошлось!
Брошен клич ратоборцами духа:
Запустения вычистить хлам,
И вернуть, и поднять из разрухи
Воскрешающей памяти храм!
Мы свободу и веру обрящем,
Выступая на битву со злом.
И копьем Пересвета разящим
Я вздымаю карающий лом!
Рубят рядом кирка и лопата,
И челночно носилки снуют…
И опять озарила лампада
Пересвета последний приют.
И на миг в полумраке неясном
Фитилек защитила ладонь,
Чтоб уже никогда не погаснул
Нашей памяти
Вечный огонь!
1983
8 сентября на Куликовом поле
Как тогда, смутный день
из тумана встает,
И далеко окрест —
от Непрядвы и Дона —
За волною волна
по России плывет
Торжество и печаль
колокольного звона.
Только русскому сердцу
услышать дано
Этот звон, заглушивший и плач,
и молитвы!
Он разбудит и тех,
кто не слышит давно,
Кто упал и уснул среди грохота битвы.
Я стоял среди многих
в переднем ряду
И не дрогнув шагнул своей смерти
навстречу,
Когда треснули копья,
встречая орду
И с ордою мы сшиблись,
и ринулись в сечу!
Я средь ратников павших
остался во тьме.
Но с отрадой в сей день,
звуку жизни внимая,
Зрю не ханский шатер —
Храм на Красном холме,
Где следов не отыщешь
поганых Мамая.
Лишь полынь по Непрядве,
как память, горька,
Да колюче кустится
татарник кровавый.
И над полем, как ветер,
Летит сквозь века
Этот звон
Никогда не смолкающей славой.
1980
Матёра
Валентину Распутину
Прислушайся к душе —
Она еще живая,
Она не умерла
В разврате и вине.
Саму себя храня,
Саму себя срывая,
В молитвенной она
Страдает глубине.