Минут через десять Людмила высунулась в окно:
– Леня, иди домой!
Я пошел… Уже с первого этажа я услышал, как на третьем шумит папа Костика:
– Он избил его! Он избил его!.. Хулиган! Призовите его к порядку. Или я сам… Недаром его зовут… Недаром ему дали это прозвище! – И он выкрикнул мое прозвище. – Заслужил!
Я не стал подниматься, пока не услышал, что папа Костика хлопнул дверью.
Тогда я поднялся.
Дома все были взбудоражены. Мама поглядывала на отца. Я знал этот взгляд, он как бы просил отца: «Помни, что мы его долго ждали! Не кричи на него! Разберись…» Отец же поглядывал на маму и словно просил о том же. Они всегда обмениваются такими взглядами, когда я в чем-нибудь виноват. Будто сдерживают друг друга.
– За что ты его избил? – спросила Людмила.
– Так… Ни за что. Я давно хотел.
– Ты хотел?! – Людмила нервно чертила что-то на огромном листе. У нее такая привычка: когда идет неприятный разговор, не прекращать работу, водить карандашом или рейсфедером по бумаге.
Я молчал.
– За что ж ты его избил? Ведь была же, наверно, причина? Скажи нам. Прямота многое искупает!
– Нет… Просто так. Он очень противный.
– Мало ли противных людей на свете! Ты всех будешь бить?
Я пожал плечами:
– Не знаю.
– Если была бы причина, я, возможно, могла бы понять…
Любит она рассуждать: «Если бы было, тогда бы…»
– Не было. Нет!..
– Жестокость вообще отвратительна, – не прекращая чертить, сказала Людмила. – А беспричинная жестокость безнравственней вдвое. Нет, в тысячу раз.
Подсчитала!..
4
Если говорить по-честному, гордостью нашей семьи должна быть Людмила. Она кандидат наук, работает в архитектурной мастерской. А гордятся все в доме мною. Это несправедливо. Но что можно поделать?
Чтобы замаскировать эту несправедливость, отец хвалит меня как бы в шутку. А иногда грубовато. Из-за его грубоватости и появилось на свет мое прозвище, которое я до сих пор не решался произнести.
Даже за тройки меня не ругают.
– Вот ведь способный какой, мерзавец! Совсем вчера не учил уроков, у телевизора просидел, а на тройку ответил! – Свои восторги отец обязательно закончит словами из песни. Глядя на меня, он пропоет на какой-то свой собственный любимый мотив: – И в воде он не утонет, и в огне он не сгорит!
Или что-нибудь вроде этого.
Частенько отец просит меня напомнить ему содержание кинокартины или книги, которую мы оба читали.
– Память какую имеет, мерзавец! Все помнит, как будто вчера читал… – И радостно восклицает: – Я вот все позабыл, все перепутал!
Мне кажется, отец просто счастлив, что забывает и путает.
На следующий день после того, как я смазал по морде Костика, отец не выдержал и сказал:
– Драться, конечно, плохо. А все-таки смелый какой, мерзавец! Ниже на две головы, а пошел в наступление, решился! Ниже на целых две головы!..
И потом он еще долго не мог успокоиться, все повторял:
– Смелый, мерзавец!
Слово «мерзавец» он всегда произносит ласково, даже нежно. Но мне от этого, конечно, не легче, потому что это самое слово и стало давно моим прозвищем. «Ленька-мерзавец» – зовут меня во дворе.
Вот до чего доводит любовь!
И вообще мне вовсе не нравится, что дома мною все восхищаются. Трудно, что ли, ответить на тройку? Или запомнить содержание книги? Кретин я, что ли, какой-то? И почему надо радоваться, что я на целых две головы ниже Костика? (Хотя на самом деле я ниже всего на полголовы.)
Отец и мама, мне кажется, очень довольны, что я невысокий. Они бы хотели, наверно, чтоб я и вовсе не рос: они-то ведь ждали ребенка и хотят, чтоб я на всю жизнь им остался. Но я не хочу!
Как-то я услышал по радио, что, если в семье несколько детей, нехорошо одного из них выделять. С воспитательной точки зрения! Я сказал об этом родителям.
– Другой бы гордился, что его выделяют, а этот заботится о сестре! – воскликнул отец. – Добрый, мерзавец!..
– Это даже хорошо, что ты сделал нам замечание, – согласилась мама. – Значит, любовь и забота не сделали тебя эгоистом. Мы очень рады.
Вот вам и все! Они очень рады. А я?..
И то, что Людмила до сих пор не выходит замуж, мне кажется, не волнует моих родителей. По крайней мере когда я сказал о зубном враче дяде Лене, они промолчали. «Поддержали бы меня в тот момент, – думал я много раз, – и, может быть, наша Людмила жила бы сейчас на втором этаже, прямо под нами. И мы ходили бы в гости друг к другу! У нее была бы семья… В книжках пишут, что каждая женщина стремится иметь семью. Может, Людмила этого не понимает? И родители не объяснят! Потому что я заслонил Людмилу, я, поздний ребенок… А это несправедливо…»
За драку отец хвалил меня, когда Людмила еще не вернулась с работы. Сестру у нас в доме побаиваются. Потому что она, как говорит отец, человек без слабостей.
Но одна слабость у сестры все же есть. Это я! Что поделаешь? Снова я…
Нет, Людмила не станет хвалить меня за тройки или за драку. Она сделает замечание, отчитает. А дня через два или три принесет мне подарок, словно бы извинится. Так бывает почти всегда.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: