Черная вдова

– Потом, дома! – остановила его Василина Ничипоровна. – А то совсем заморозим дорогую гостью.

Та и впрямь здорово озябла в синтетической шубе: губы посинели, пальцы еле шевелились. И все же, прежде чем сесть в машину, она несколько раз щелкнула фотоаппаратом, запечатлев на память эту трогательную встречу.

В «Волгу» подсели Гринь Петрович и председатель колхоза.

Молодой человек оказался переводчиком из «Интуриста», звали его Лев Владимирович. Но его помощь не понадобилась: разговор шел на украинском языке. Правда, тетя Михайлина изъяснялась довольно старомодно, иногда вставляя английские слова, которые тут же сама и переводила.

– Ты – вылитый дед Остап! – сказала она, не выпуская из своих рук ладонь племянника.

Впрочем, Гринь Петрович имел сходство и с тетей: одинаковые разрез глаз и форма носа.

В машине было жарко. Сторожук расстегнул пальто. На его груди сверкнуло два ордена, которые заставила надеть жена.

– О! – удивилась гостья. – Ты был на фронте? Почему не писал об этом?

– Да нет, – смутился Гринь Петрович, – не был я на войне. А это, – дотронулся он до наград, – за другое… – И замолчал, поскольку хвалить себя было неловко.

– Он воюет на поле! – пришла на выручку Василина Ничипоровна. – За урожай! Его бригада на всю область гремит! Портрет вашего племянника на Доске почета в райцентре.

Гостья не поняла, что такое Доска почета и почему Гринь Петрович «гремит». Председательнице пришлось объяснять.

– О’кей! – кивнула довольная тетя Михайлина. – Хорошо! Молодец! А какой у вас сегодня праздник? – вдруг спросила она.

– Как? – в свою очередь удивился Гринь Петрович. – Вас встречаем…

– Да? – округлила глаза гостья. – Из-за меня не вышли на работу, правильно я поняла?

Племянник согласно кивнул.

– А хозяин разрешил? Убытка не будет?

Гринь Петрович и Василина Ничипоровна не знали, что и сказать. Поймет ли заокеанская родственница, ведь тут все иначе, чем у них, в Канаде. Как объяснить наши порядки?

Сегодня им начальство само дало добро. А сколько не выходят на ферму или в поле из-за того, что нужно ехать в район за какой-нибудь пустяковой справкой (порой не раз и не два) или же везти чинить телевизор, стиральную машину? Не говоря уже о тех, кому важнее продать клубнику или черешню с приусадебного участка на городском рынке, чем отработать в колхозе. Ну а убытки?… Попробуй взыщи!

Разумеется, этого гостье говорить не следовало, особенно после установки из района «показать товар лицом».

– А мы сами себе хозяева! – бодро ответила голова колхоза.

Тетя Михайлина на секунду задумалась, но больше расспрашивать не стала, схватившись за кинокамеру: ее внимание привлекли добротные красивые дома сельчан, расписанные по фасаду картинами в лубочном стиле. Она снимала до тех пор, пока машина не остановилась у ворот дома Гриня Петровича, где поджидала огромная толпа кринчан.

– Это тоже ради меня? – снова удивилась гостья и, услышав утвердительный ответ, заметила: – У нас в Канаде так встречают только президентов!

Ганна Николаевна, представленная мужем, заключила тетю Михайлину в могучие объятия и повела в дом. Гостья не удержалась, чтобы не сфотографировать колодец во дворе – подлинное произведение искусства, хоть сейчас в музей народного творчества!

Ганна Николаевна отвела тетку в комнату, подготовленную для нее, и сказала:

– Отдыхайте с дороги… Может, приляжете?

– Нет, нет! – запротестовала гостья. – У меня большие планы. Съездить в Каменец, посмотреть на дом отца… И в Колгуевичи обязательно. Родина Ивана Франко!

– Успеется, – уговаривала хозяйка. – Вон откуда ехали, из-за океана! А в вашем возрасте это нелегко.

– О, я еще совсем молодая, – заулыбалась тетя Михайлина, обнажая ряд белых, красивых зубов, слишком белых и слишком красивых, чтобы быть своими. – Мне всего пять лет!

– Пять? – переспросила Ганна Николаевна, подозрительно глянув на гостью.

– Пять! – не переставала улыбаться та.

«Господи! – подумала хозяйка. – Часом, не с приветом тетка-то?»

Гостья, видя замешательство Ганны Николаевны, похлопала ее по плечу:

– Это в шутку. – И пояснила: – Понимаешь, милая Ганна, моя внучка Лайз отдыхала с мужем летом на одном из островов архипелага Мергуи, в Андаманском море. Там существует обычай: когда рождается ребенок, то ему как бы отпускают на жизнь шестьдесят лет. И счет ведется в обратном направлении… Понятно?

– Не очень, – призналась хозяйка.

– Ну, у нас как? Сначала ребенку год, потом два, три и так далее. А у них наоборот – шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь… Ясно?

– Теперь ясно.

– Вэл! Хорошо! – одобрительно кивнула гостья. – А если ты доживешь до нуля, то дают еще десять лет. Допустим, человеку шестьдесят пять. Тогда говорят: ему пять лет во второй жизни. Мне сейчас семьдесят пять, так что получается: я пятилетняя девочка в третьей жизни…

– Чудно! – покачала головой Ганна Николаевна.

– Но зато удобно для стариков! – засмеялась тетя Михайлина.

– Переодеваться будете? – поинтересовалась хозяйка, оглядев наряд гостьи – вельветовые брючки и свитер.

– Я так буду, – взяла ее под руку тетка Михайлина. – Ну, пойдем познакомимся с родными.

«Да, – подавила вздох Ганна Николаевна, – старый як малый».

Зашли в комнату, где был накрыт праздничный стол. Никто не садился – ждали почетную гостью.

«А наши-то куда наряднее», – с удовлетворением отметила про себя Ганна Николаевна.

И впрямь, на многих Сторожуках костюмы и платья – даже на прием в Кремль не стыдно было бы! Ну а насчет угощения хозяйка не беспокоилась: молочные поросята, индейки, куры, домашняя колбаса и окорок, своего приготовления маринады и соленья, пышные румяные пироги и караваи. Ароматы и запахи стояли такие, что и у сытого потекли бы слюнки.

Увидев все это великолепие, тетя Михайлина бросилась за фотоаппаратом, влезла на стул, щелкнула затвором. И тут же, к удивлению присутствующих, извлекла из камеры… готовый цветной отпечаток.

Всем хотелось посмотреть фото. Орыся тоже разглядывала его как чудо. Стоявший рядом Лев Владимирович тихо пояснил, что аппарат – системы «Полароид».

– У меня в Москве такой же. Правда, трудно с фотоматериалами к нему, но на вас я не пожалел бы… – многозначительно добавил он.

Переводчик, как только зашел в дом Сторожуков, сразу прилип к Орысе и не отходил от нее ни на шаг. И когда наконец сели за стол, устроился рядом.

Поднялась Василина Ничипоровна и произнесла в честь гостьи целую речь. Лев Владимирович шепнул на ухо соседке: