Оценить:
 Рейтинг: 0

Конец Хитрова рынка

<< 1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 40 >>
На страницу:
28 из 40
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– С пенсией подождет. На пенсию мы уже с ним на пару пойдем. Этак лет через тридцать…

– Вы все шутите, Александр Максимыч. Ишь вы какой богатырь, Илья Муромец, да и только, а Федор Алексеевич слабенький, болезненный, в чем лишь душа держится…

Пройдя через гостиную, увешанную многочисленны ми пожелтевшими фотографиями, среди которых почетное место занимал фотопортрет хозяина дома в полицейском мундире при погонах и орденах, мы вошли в маленькую комнатку. Мебели здесь почти не было: трельяж с мутными от времени зеркалами и кровать. На столике, придвинутом к кровати, – застекленные коробки с бабочками, склянки с лекарствами и исписанные листы бумаги – монография, над которой Савельев трудился несколько лет.

Воздух в комнате был тяжелый, спертый.

Савельев, подпираемый со всех сторон подушками и подушечками, полусидел в постели и что-то объяснял сыну, девятилетнему мальчику с такими же ласковыми, как у матери, глазами.

– Окно бы открыли, – сказал Медведев. – Дышать нечем.

– Да я ей говорил, – безнадежно махнул рукой Савельев. – Сквозняка боится.

Он похлопал сына по руке.

– Иди к мамаше, Николай.

Мальчик неохотно поднялся.

Савельев сипло вздохнул, закашлялся. В комнату неслышно проскользнула Софья Михайловна, наклонилась над ним.

– Федор Алексеевич, вы бы водички испили…

– Какая там вода!.. Вода, вода, – сказал он, отдышавшись. – Только и знает, что водой поит, а водки не дает. Горев у меня сейчас. Медицинский спирт раздобыл где-то. Дай, говорю, хоть на донышке. Не дает…

– А где Горев? – спросил Медведев.

– Во дворе Петр Петрович. Не забывает. Честный человек. Зря его ВЧК арестовала…

– Арестовали – выпустили. А одной честности в наше время мало. Честный… И Деникин честный, и Корнилов был честным.

– Охо-хо, – вздохнул Савельев, – кровавое время.

– Крови хватает, – согласился Медведев. – И ручейками, и речками течет…

В комнату заглянула Софья Михайловна.

– Фельдшер пришел перевязку делать…

Мы вышли в гостиную. Медведев держался со мной так, будто ему ничего не известно. А может, действительно Мартынов ему ничего не говорил? Ведь Мартынов не любит выносить сор из избы…

24

Мы уже около часа провели у Савельева, когда вошел Горев. Никогда не думал, что человек может так сильно измениться за короткий срок. Темные мешки под воспаленными глазами, подергивающиеся углы рта, неряшливые клочья давно не подстригавшейся бороды, грязный воротничок белой сорочки…

Может, его так сломил арест?

Держался Горев тоже не так, как раньше. Не было прежней надменности, он почти не иронизировал и вообще был какой-то усталый, затравленный. К разговору он не прислушивался и смотрел на собеседников отсутствующи ми глазами. Заговорил только один раз, вне связи с общей беседой:

– Моего старого друга на днях взяли. Сын его тоже офицер, в военном комиссариате. Спрашиваю: «Что собираешься предпринять?» – «Ничего, – отвечает. – Получил, к чему стремился».

Наступило неловкое молчание. Медведев, как мне показалось, с любопытством в упор смотрел на Горева.

– Возмущаетесь?

– Да-с.

– Может быть, и зря. Революция, ведь она родственных уз не признает. Порой превращает во врагов и отца с сыном, и дочь с матерью.

– Чтобы так поступать, надо слишком верить в свою правоту.

– Иначе и нельзя. Боец должен верить в то, за что сражается.

– А если он все-таки не верит?

Медведев приподнял свои массивные плечи.

– Какой же он к черту боец, если не верит? Такой превратится во врага или сбежит с поля боя. Сейчас идет война за Россию. Если с нами, то верить нам, если с ними, то верить им.

– Но ведь есть люди, которые не могут решить, к кому присоединиться.

– Есть. Но выбор им сделать придется. И не завтра, а сегодня. Кто этого не сделает, окажется в положении зерна между двумя жерновами. Раздавят…

– Может, чаю попьем? – вмешался Савельев, которого тяготил этот разговор. – У Софьи Михайловны сохранилась пачка настоящего китайского…

Ни Медведев, ни Горев больше не вернулись к этой теме. За чаем говорили о здоровье Ленина, положении на фронте, потом, как обычно, разговор перекинулся на служебные дела.

– Спекулянты заели, – говорил Медведев. – Просто в блокаду Москву взяли.

Действительно, каждую неделю на Сухаревке проводились облавы, сопровождавшиеся истошными бабьими криками и визгом. Но рынок существовал по-прежнему, шумный, гомонящий, бесстыжий. У розовой Сухаревской башни вздымался к небу дым от тысяч самокруток, толкалась неугомонная разношерстная толпа – купеческие поддевки, картузы, мундиры со споротыми погонами, котелки, солдатские шинели, армяки, лапти.

По карточкам давали только четверть фунта серого, наполовину с опилками хлеба, а на Сухаревке легко можно было выменять белую как снег муку, толстые розовые ломти сала, свежее сливочное масло.

– Надо бы на Сухаревке специальную группу создать, – сказал Савельев, отхлебывая чай из блюдца. – Что облавы? Пропололи, а они, как бурьян, вновь лезут. Может, пока туда из особой группы людей перебросить?

– Нет, ослаблять борьбу с бандитизмом нельзя. На Малой Дмитровке опять вооруженный налет. Мартынов совсем извелся.

Савельев расстегнул на груди нижнюю рубашку, обнажив толстый слой бинтов.

– Кстати, как мой старый знакомый Кошельков поживает?

Я обжегся чаем.

– Неплохо поживает, – прищурился Медведев, – за наше здоровье молится.

– Обидно, у меня ведь с ним личные счеты…

– Не только у вас, Федор Алексеевич. Еще кое у кого… Мне показалось, что Медведев искоса посмотрел на меня. Неужто знает?
<< 1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 40 >>
На страницу:
28 из 40

Другие электронные книги автора Анатолий Алексеевич Безуглов