Изувер (сборник)

– Я говорил раньше… Отец мне намекал… Простите, она, – Борис указал на фотографии, – была зарыта прямо под спальней, под тем местом, где стояла кровать отца?

– Примерно.

– Это все из-за его ритуальности, – вздохнул Борис. – Типичный признак. Шизофрения…

– Александр Карпович был совершенно здоровым человеком, – спокойно сказал следователь.

– Уж этого можете мне не говорить, – усмехнулся допрашиваемый. – Я как-никак врач. Могу разобраться, что к чему.

– Ну, положим, вы еще только студент, – заметил следователь без всяких эмоций. – А если вас действительно интересует мнение авторитетных специалистов – пожалуйста.

Гольст протянул Борису заключение посмертной судебно-психиатрической экспертизы А.К. Ветрова. Тот прочитал его, пожал плечами.

– Но я лично, своими глазами видел выписку из истории болезни. Отец лежал в свердловской больнице. Его признали шизофреником и освободили от армии. Чему же верить? – искренне удивился Ветров.

– Ваш отец тогда симулировал болезнь, – коротко объяснил следователь.

– Но для чего? – вырвалось у Бориса.

– Сейчас мы не будем вдаваться в подробности. Главное уяснили? Не было шизофрении.

– По-моему, все-таки была. Врачи не боги, простые смертные… Эраре гуманум эст. Простите, это по-латыни…

– Я понял. Человеку свойственно ошибаться, – перевел следователь.

Ветров пустился в пространные рассуждения о том, какая сложная и запутанная область медицины – психиатрия. Установить диагноз больному психическим заболеванием иной раз не под силу даже опытнейшему врачу.

– А тем более, когда человека уже нет, – закончил обвиняемый.

«Вступать с ним в спор сейчас, пожалуй, не время», – подумал Владимир Георгиевич.

– Значит, как вы утверждаете, у вас были подозрения, что Лариса убита отцом? – спросил он.

– Да, – ответил Борис.

– Вы делились ими с кем-нибудь?

– С женой.

– А почему ничего не сказали следственным органам?

– Подозрение еще не доказательство. А у меня никаких доказательств не было.

– На чем основывались ваши подозрения?

– На том, как вел себя отец после исчезновения сестры. Однажды у него вырвалось нечаянно, что виноват якобы он. И потом эта навязчивая мысль о самоубийстве… Он был в ужасном состоянии… И в конце концов не выдержал…

– Но родные и знакомые говорят, что у него не было желания уйти из жизни, – возразил Гольст. – Наоборот…

– Интересно, кто мог сказать такую глупость? – усмехнулся Ветров.

– Ваша тетя, Ангелина Карловна, еще близкий друг отца. Да и не только они…

Следователь дал Ветрову ознакомиться с протоколами, в которых указывалось, что Александр Карпович мечтал о благоустройстве дачи, строил планы на будущее.

– Эти люди не знали истинного положения дел. Но я-то сын! Перед ними он мог играть, притворяться. С нами, то есть со мной и с мамой, отец не притворялся.

«Логично объясняет», – отметил про себя Гольст.

– Вы догадывались, куда он мог зарыть труп сестры?

– Догадывался. Вернее, догадка возникла, когда я увидел в погребе, что под спальней родителей рыхлый песок.

– Сказали кому-нибудь об этом?

– Жене. Ольге.

– И не пытались проверить свою догадку?

– Не дай Бог! Хоть у меня и были подозрения, но я гнал их от себя. Кстати, каким способом убита Лариса?

Следователь дал Ветрову заключение судебно-медицинской экспертизы.

Врачи установили, что девочка была задушена.

Борис прочитал заключение, обхватил рукой лоб.

– Бедная Ларочка, – прошептал он. – Что она думала в тот момент?

– Ладно… Расскажите, пожалуйста, подробно о том вечере, когда исчезла ваша сестра, – попросил следователь.

Ветров долго и обстоятельно излагал то, что уже было рассказано им прежде и зафиксировано в документах дела. Только теперь он чуть-чуть подправил свои показания: по его словам, в то время, когда исчезла сестра, Борис не только читал книгу в своей комнате, но и вздремнул в кресле. Выходило, что отец мог незаметно для него спуститься в подвал и сделать свое страшное дело.

Люк находился на веранде и не был виден из комнаты Бориса.

– Уверяю, я совершенно не причастен к гибели сестры, – закончил он. – И вообще подумайте, зачем мне было ее убивать? С какой целью?

– С той же, с какой и родителей, – сказал следователь.

– Да вы что! – не выдержал обвиняемый. – Я зверь, что ли?!

– Как это у Шекспира, помните? «Лей кровь и попирай закон», – процитировал Владимир Георгиевич выписку из дневника Ветрова.

Это был пробный камень, и он, кажется, попал в цель. Борис посмотрел на Гольста с испугом.

– Но при чем здесь Шекспир? – еле выдавил он из себя.

– Вам же нравятся сильные личности, не так ли? – спокойно спросил следователь. – «Убийство – это объективный акт, и смерть не различает, кто прав, кто виноват», – снова процитировал Владимир Георгиевич из тетради, найденной в сарае в Быстрице.