
Растяпа. Визит на грешную землю
Пошел, прошел – не увидел.
Две клумбы под окнами офиса руководящей нами организации были обордюрены. Между ними большая куча черной, как антрацит, земли. Котельщики посредством лопат и носилок перемещали её на клумбы. Мое появление их взбодрило – но не на работу, а в разговоры.
– Анатолий, – сказал Родионов. – Ты же старый котельщик. Кто как не ты знает, как важно использовать летний период для подготовки котлов и трасс. Хочешь зимой сопли морозить от аварий и порывов? Я не хочу. Так какого хрена мы здесь торчим? Нам больше нечем заниматься?
– Замышляева приказала, – отвечаю.
– Да что она понимает в котельном производстве? А ты ей, как начальник базы, должен все популярно объяснить.
– Тяжело это, Борис Михайлович – в первый день с начальством спорить. Дай оглядеться…
– Это да, – вздыхает приемник мой бывший. – А еще Губанов говорил, что ты у нас очень скромный руководитель.
Звучит двусмысленно и подано так же – то ли Родионов имел в виду мою природную вежливость, то ли скромные результаты моего руководства коллективом.
Почувствовав напряжение в нашем диалоге, вмешивается Гриша Тевелев – кивнув на большущие окна-витрины бывшего книжного магазина, за которыми сидят и ходят, общаются в маленьких клетках-кабинетах сотрудники УУ ЖКХ, ворчит:
– У, кровососы. Для себя самих клумбы облагородить не могут. Чем жопы насиживать в кабинетах, вышли бы на субботник да поразмялись. Привыкли на чужом горбу кататься…
Это да. С этим согласны все. Нас, котельщиков, в ремонтный период гонят к черту на кулички, ненужные нам клумбы облагораживать. Потому и работаем ни шатко, ни валко. И хоть одна лопата лежит без дела – двое носят, один нагружает – я её в руки не возьму. Из принципа. И народ подгонять не буду – пусть работают от настроения.
Родионов не упускает момента:
– Эй, начальник, а ты чего стесняешься – вон лопата лежит свободная, ты без дела стоишь…
Мне не хочется спорить и оправдываться… работать тоже… впрочем, я это уже говорил. Отвечаю бывшему своему приемнику:
– Если хочешь, чтобы я ушел, просто скажи.
– Да торчи, коли делать нечего, – отирает тыльной стороной ладони пот со лба неудавшийся педагог.
– Скажем так – я обеспечиваю технику безопасности и бездефектность труда.
– Зашибись работа, – улыбается Тевелев Женя. – Обязательно буду начальником.
Руками разводит его отец:
– Для этого надо учиться, сынок.
– Так я учусь.
– На повара.
– Ну и что? Повар не может быть начальником?
– Шеф-повар – начальник над поварами. – подсказывает Борис.
Время к обеду.
– Начальник, – спрашивает Борис. – Мы на обед пойдем, ты останешься сторожить шансовый инструмент?
– Сейчас узнаю, – говорю и направляюсь в двери офиса УУЖКХ.
Там практически никого не знаю, но на свое счастье в коридоре случайно сталкиваюсь с бывшим снабженцем ЮЗСК.
– Валерий Иванович! Вот это встреча! Вы здесь работаете или случайно?
Он кивнул:
– Ага, работаю. Нас как начали сокращать на заводе, первым делом увельских поперли.
– Надо мстить. Я слышал начальница у вас из Южноуральска – гоните в шею и будете квиты.
Валерий Иванович вздрогнул, оглянулся, снова посмотрел на меня и слабо улыбнулся:
– Чего тебе?
– Мы вон землю для вас в клумбы таскаем. Сейчас на обед пойдем. Нельзя ли шансовый инструмент у вас в коридоре пока оставить? – так сказать, под надзором. А то ведь с улицы утащат.
– Оставляйте, – говорит Валерий Иванович и уходит.
После обеда дома прилег отдохнуть – полчаса умри, но дай: голову просто сносило. Проспал час. Усталость как рукой сняло. Отправился на работу.
В конторе попал на глаза Замышляевой.
– Твой сварщик пьяный шарахается по КНС. Стой, ты куда?
– Пойду посмотрю и приструню.
– Поздно – я его уже домой отправила. Садись за стол и пиши докладную.
– Но я даже не видел его.
– Я его видела. Ты что – мне не веришь?
Воцарилось тягостное молчание. Я не мог понять – нужно ли мне слова директора воспринимать всерьез?
– Ну? – хмурится директор, меня принуждая. – О чем размышляешь?
– Не знаю. На основании чего я должен писать докладную?
– На основании моего приказа.
Я мотнул головой:
– Так и писать – на основании приказа директора пишу докладную, что сварщик…
Замышляева смотрит со злобой на меня:
– Ты мне здесь дурака не валяй. Хочешь работать пиши докладную, не хочешь – заявление на увольнение.
– Другого выбора нет и не будет, – добавляет она и уходит.
Я сажусь в кабинете за стол, кладу перед собой чистый лист, на него ручку и начинаю размышлять – что писать?
Эти три часа до конца рабочего дня были, пожалуй, самыми долгими в моей жизни. Мне казалось, что это все происходит не со мной или, во всяком случае, не наяву – словно спал, и снился мне совершенно непостижимый кошмар. Я должен написать начальству докладную о нарушении моим подчиненным трудовой дисциплины – о нарушении, свидетелем которого сам-то и не был. Что это, как не навет? Реальность хуже любого кошмара…
Много раз стучали и клеветали на меня. Но мне ни разу не доводилось. Наконец пришел мой черед. Все когда-то случается в первый раз. Надо писать, если хочу работать – прямо сказано. Только сковывали нехорошие предчувствия – стоит один раз прогнуться…
Конец рабочего дня – я уже написал докладную на сварщика Ивана Степановича, но директору не отнес: еще размышляю, сомневаясь. Тихо ступая, в кабинет входит Тевелев-старший – лицо от пота и земли в разводьях грязи. Сказал, как простонал:
– Все начальник, мы пошли. Инструмент сдали…
– Всю землю перетаскали?
– Да где там – как раз до октября валандаться…
– Григорий Вениаминович, ты знаешь, где живет наш сварщик?
– Степаныч? Знаю, конечно.
– Проводишь?
– А что туда провожать? Двухэтажный дом на перекрестке улиц Советская и 30лет ВЛКСМ.
– Это где молочная кухня?
– Как раз напротив – через дорогу. Войдешь во двор со стороны Советской – первый подъезд, первый этаж, первая дверь налево…
Я занес директору докладную и отправился к обвиняемому мною человеку каяться. В квартиру стучаться было не надо – Степаныч веселенький сидел на скамейке и посматривал на детишек в песочнице.
– Иван Степанович, я пришел к тебе просить прощения.
Тот, еще не зная, в чем дело, мгновенно ответил:
– Без бутылки ни за что не прощу.
Видно было, как его била крупная дрожь.
– Может, пива?
– Тащи – согласился он.
Я сходил в магазинчик за дорогой и приобрел две полторашки «Жигулевского». Начал было каяться об обстоятельствах, вынудивших меня написать докладную, но Степаныч прервал, ткнув своей емкостью пива в мою:
– Бум!
Я кивнул и с удовольствием стал смаковать прохладный напиток.
Засосав добрых поллитра, сварщик спросил:
– Так что случилось?
Я рассказал о своем конфузе.
– Ужас какой! Как ты, начальник, мог? – но вид Степаныча не соответствовал его словам: он улыбался, должно быть, прикалываясь.
Вот такие случаются метаморфозы на нашей грешной земле.
2
Нет у работников бюджетных организаций ничего хуже, чем получать нагоняи от вышестоящего начальства. И все равно, несмотря на то, что много раз в жизни приходилось исполнять эту жуткую роль ругаемого, привыкнуть к ней никак не мог – по мне, так лучше бы уж премии молчком лишали, если провинился в чем…
– Так значит, перечим директору? – встретил меня на следующее утро Белов упреками. – Как же тебя угораздило?
Хотя, как я уже говорил, считал своего непосредственного начальника кем-то вроде приятеля, ничего хорошего от такого начала разговора не ожидал. Сомневаясь, правильно ли он поймет меня, рассказал перипетии вчерашних событий, связанных с пьянством сварщика на рабочем месте.
– Ты что, не мог написать докладную, которую она от тебя хотела?
– Что я мог сочинить о событии, которому не был свидетелем?
– Не мог или не хотел? Пьянство, стало быть, покрываешь? Права Елена Владимировна…
Ну что тут сказать? Я рукой махнул – бесполезно что-нибудь объяснять.
– Директор требует тебя наказать.
– Наказывай… Но, Владимир Михайлович, как это может быть – сварщик из моего штатного расписания работает черте где, а я ничего не знаю об этом? Ладно напился, он мог бы убиться – и тогда мне тюрьма?
Белов хмурится:
– Временно он работает на КНС.
– Тогда нужен приказ о его временном переводе и подчинении Дмитриеву – пусть тот за ним приглядывает и составляет табель. Так будет правильно и справедливо.
– Еще чего! Будем мы разводить бюрократию! Все вы, бывшие партийные работники – большие любители строчить циркуляры.
– Владимир Михайлович, я могу понять позицию Замышляевой: она – здесь баба случайная и просто многого не догоняет. Но мы-то с тобой инженеры и должны руководствоваться общепринятыми производственными правилами и требованиями инструкций по технике безопасности. Ведь не зря говорят – эти документы кровью писаны.
Это я здорово польстил Белову, назвав инженером – высшего образования у него нет. Но главный инженер комхоза на лесть не клюет:
– Слушай, иди ты в жопу. Будешь тут разводить рулады… Я еще подумаю, как тебя наказать за инцидент со Степанычем.
– Ну, думай-думай, – я устало махнул рукой: авторитет Белова мгновенно упал в моих глазах ниже канализационной трубы – тупей тупого мой непосредственный начальник.
Рабочий день только начался, а я уже слишком устал, чтобы злиться. Можно сказать – выработался, не приступив к работе.
Что-то в этом комхозе не так – пульсировала в голове мысль – что-то не так.
Но что не так? Не мог сообразить. Понятно, что Белов – не инженер. Замышляева – вообще не пришей к писе рукав. Разве что, сильна характером баба. Кто их собрал в один коллектив? Виктор Григорьевич давно бы в землю закопал таких работников. Ах да, при власти теперь новый Шумаков из когорты «партийных тунеядцев» – Сергей Вениаминович. Этот, наверное, тоже не тот…
В памяти ожила картинка – как десять лет назад Шумаков С. В., будучи начальником «Службы заказчика», увольнял меня из МУП «Коммунсервис».
– Мы сокращаем должность снабженца. Пиши заявление на увольнение.
Профан! Если бы не Клипа с Комитетом, я помотал этому индюку нервы за его «сокращаем» и «пиши заявление».
Ожидая оперативки, сидели с Беловым молча – за столами друг против друга. Пытаясь справиться с подступившими чувствами, сосредоточил взгляд на настольных часах, доставшихся мне в наследство от сбежавшего начальника базы – смотрел, как бежит по кругу секундная стрелка и размышлял: а точно ли он сбежал за женой – может, была другая причина?
Еще одна картинка всплыла в памяти. Как-то Чернов меня подговаривал выдвинуться куда-нибудь кандидатом на районном уровне – обещал материальную поддержку. На мой отказ так сказал: если хочешь остаться порядочным, лучше вообще уйди из бизнеса и не лезь никогда во власть. То есть по-черновски выходило: ложись и помирай или наплюй на свою совесть – другого выбора в жизни нет…
Вернулось странное чувство, что я не понял чего-то решающего – какого-то важного и незамеченного в действиях моих начальников противоречия. Я даже задержал дыхание, пытаясь понять – что это? – но снова не смог.
9-00. Мы поглядели с Беловым друг на друга и встали одновременно из-за столов. К началу десятого все начальники участков комхоза собрались в кабинете директора. Прежде чем открыть совещание, Елена Владимировна налила стакан воды и выпила залпом. Симптоматично, однако! Но дальше о пьянстве ни жеста, ни слова.
Замышляева обвела всех взглядом:
– Ну, кто чего достиг за день вчерашний? Начинайте отчитываться…
Колесо совещания медленно, словно нехотя, пришло в движение. А когда прикатило к финишу, и все поднялись расходиться, директор приказала мне задержаться.
– Знаешь Савченко Валерия Ивановича из УУ ЖКХ? Пойдешь к нему. У него есть какая-то заявка от населения – надо исполнить.
Не заходя ни в котельную, ни в кабинет, отправился в головную контору нашу. Было уже четверть десятого. Стояло прелестное майское утро – тепло и совершенно безветренно.
У меня поднялось настроение, что на оперативке не спросили за вчерашнее – незаконченное задание по работе на клумбах и проступок сварщика. Есть в комхозовской бестолковости и свои прелести – как говорят о горе-футболистах: бей, беги, думать не надо. Вот и я – куда послали, туда и топаю, ни о чем не размышляя. Хотя – не буду скрывать – неприятное подозрение, что надо мной издеваются, таки присутствовало.
Валерия Ивановича опять застиг в коридоре.
– Мне надо с вами поговорить.
– Заходи в кабинет, – пригласил он.
Обстановка его рабочего места ничем не отличалась от подобных комнатушек бессчетного числа административных чиновников. Мебели почти не было, стены голые – ни картин, ни украшений. Тяжелый деревянный стол, стул, шкаф для бумаг… ну, и стул для посетителя.
Как бы извиняясь за убогость обстановки, Савченко сказал:
– Я всю жизнь был убежден, что надо сидеть на жестком стуле – к черту кресла! Когда неудобно заседать, все делаешь быстрее. Не важно что – перекусываешь, думу думаешь или принимаешь посетителя. Все происходит намного быстрее.
Я сел на предложенный стул – он и в самом деле оказался весьма неудобным.
– Меня Замышляева к вам послала. Говорит – заявка есть, которую надо исполнить.
– Малоприятная баба твоя начальница.
– А кто в комхозе многоприятен? – сказал, но не захотел обсуждать эту тему и постарался перехватить инициативу. – Так что с заявкой?
Валерий Иванович тут же сделался серьезным. Но ответил не сразу, покопавшись в бумагах на столе.
– Вот… – он пробежался глазами по листу заявления. – Женщина просит заменить батарею отопления в её квартире. Пойдешь с этой бумагой – тут адрес, фамилия указаны… договоришься, когда она вам откроет. Лучше, конечно, в рабочее время. Ну, это ей не будет сложно – похоже, что пенсионерка…
– Что у вас есть? – спросил, продолжая, Савченко и сам же ответил. – Радиаторы есть, резьбы нарежете, контргайки в комплекте батарей… Аппарат, шланги, кислород – думаю, еще не пропили…
Тут он взглянул на меня, а я плечами пожал.
– Ах да, прошлый раз говорили, что карбида на складе нет. Но это не проблема. Сходи сейчас в магазин Матросова, возьми счет на предоплату наличкой – в кассе получишь деньги.
Валерий Иванович подытожил свои соображения:
– Если справишься, я тебе еще работы подкину.
А я подумал – была нужда за оклад напрягаться.
В хозяйственном магазине карбид отпускался в тару покупателя – пришлось выписать и ведро впридачу. Все обсчитав, продавец выписал мне счет. Вернувшись в УУ ЖКХ, предъявил его Савченко. Тот приказал кассиру выдать мне необходимую сумму. Но чтобы деньги получить, пришлось заполнить расходный ордер – на себя, естественно.
Валерий Иванович напутствовал в дорогу:
– Смотри не тяни с этим делом. Хозяйка грозилась обратиться в газету.
Тогда надо спешить, подумал я и с новеньким цинковым ведром, полным карбида, отправился по указанному в заявлении адресу. Когда позвонил в дверь квартиры второго этажа, было уже половина двенадцатого. На лестничную площадку доносились звуки радио, и, кажется, кто-то отбивал мясо на кухонной доске. Попытался обдумать предстоящий разговор с автором заявления. Надо будет уговорить её принять нас в рабочее время, чтобы потом не было волокиты с исполнителями. Ключевой вопрос – вредная ли она тетка? А то бывают экземпляры – о-хо-хох… Я по Восточной котельной помню жалобщиц и скандальщиц из народа – досталось от них не мало тогда…
Бабуля вроде была ничего. Впустив меня, она выключила радиоприемник и показала батарею, которую следует заменить. Хозяйка готова была принять ремонтную бригаду сразу же после обеда. И хотя мне было неловко, спросил – не против ли она будет, если я оставлю в коридоре квартиры ведро с карбидом, чтобы не таскать ношу туда-сюда. Получив согласие, отправился восвояси – а точнее, домой на обед.
Было всего без четверти час, когда я притопал на КНС – мне нужен был Иван Степаныч. Сварщик тут и находился – поддатый, но транспортабельный. Видимо, когда выпивал, закусил и не пошел на обед – просто дремал в теплом вагончике, оборудованном под кабинет начальника.
Я объяснил ему суть задачи. Степаныч ответил без колебаний:
– Ты что, начальник, не догоняешь? Я же тебе говорил, что за серьезную сварку давно не берусь. Могу резать, стыковать кой-какие железяки, но швы на мелких трубах – боже меня упаси…
– Но ты же ведь числишься сварщиком! Зарплату за то получаешь…
– Не знаю, сколько продержусь, но варить не могу. Так бывает.
– Ей бо, как в сказке о потерянном времени: пойдешь налево – просто лес, пойдешь направо – просто лес, а если ты в комхоз залез – перед тобою лес чудес… И что теперь делать?
Иван Степанович вроде бы засовестился.
– Знаешь, сейчас при монтаже радиаторов в квартирах вообще уходят от сварочных работ. Плашкой нарезают сгоны на подводящих трубах, резьбы вкручивают в батарею, между ними муфту – паклю подматывают и никакой сварки не надо. Ты что не в курсе?
– Не встречался пока еще. Кто-то из наших слесарей умеет?
– Да вряд ли. Впрочем, поговори с Гришакой Тевелевым – он во все вникает, а дело-то плевое.
Не колеблясь, отправился в котельную. Там два Тевелевых и Истомин.
– Чем занимаемся, народ?
– Команды ждем?
– Целый день?
– Пока полдня.
Я даже почувствовал укол зависти – вот бы мне такую работу! Но мечта эта, похоже, не осуществима.
– А денек чудесный! Не хотите ли для разнообразия поработать?
Тевелев-старший понял меня неправильно.
– Раньше надо было, начальник. А теперь пока получим инструмент – и на месте ли еще кладовщик: после обеда её чаще всего не найти – да дойдем до УУ ЖКХ, времени на работу не останется.
Женька громко засмеялся. Легкотруженник Истомин звучно высморкался. Гриша барабанил пальцами по столу. Не хотят работать стервецы, подумалось мне.
– Дело такое, – начал я и рассказал о новом задании Замышляевой. – Витаминыч, можешь поменять батарею без сварки?
– Радиаторы есть? – поинтересовался Тевелев-старший.
– Говорят, есть.
– Ну, тогда пойду Бориса поищу – может у него плашки с метчиками найдутся: муфты и резьбы с ним нарежем. Труба какая?
– Ну, какая бывает в квартирах? – полдюймовка, наверное.
– Бывает и на двадцать. Ладно, какую найдем – такую нарежем.
Я промолчал. Мне просто нечего было сказать. Гриша ушел. Позвал бы с собой, я тоже пошел. Хотя, наверное, надо идти выписывать на складе семисекционную батарею. С тяжелой душой отправился в бухгалтерию, с трудом пересиливая гнетущее отвращение к непонятной работе.
Ветер стих, вдали погромыхивало. Горизонт заволокло свинцовыми тучами. Кажется, будет гроза или приличная буря. Выписав в бухгалтерии требование на получение радиатора отопления, присел на скамеечку у закрытого склада, поджидая Любовь Васильевну – куда подевалась?
Было душно, как обычно бывает перед грозой. Потом потянуло прохладой, и ветер усиливался с каждой минутой. Надо бы включить такие мгновения в список несомненных радостей жаркого дня или в каталог вещей, делающих человека счастливым. Но в следующее мгновение заряд пыли, пронесшийся столбом по комхозовскому двору, прогнал меня к моим мужикам.
В котельной не было потолка, а крыша из шифера. Она кратно усиливала небесные громыхания, создавая жуткий эффект. Кроме того, из наследия старой угольной котельной – печной кирпичной трубы – порывы ветра выколупывали элементы кладки и с грохотом обрушивали на шифер, грозя насквозь его пробить.
Мы сидели в операторской, распахнув двери. Когда обрушился первый удар на крышу, я подскочил:
– Что это?
– Кирпичи из старой трубы, – спокойно сказал Истомин.
– Так ведь крышу пробьет!
– Она уже в двух местах течет.
Рискуя получить по темечку кирпичом, прошелся по котельному залу из конца в конец, отмечая в памяти места, где крыша действительно подтекает. Дела-а…
В половине пятого сидел за своим столом. Гроза давно кончилась. Григорий так и не появился – ни с резьбами, ни без них. Любовь Васильевна, кстати, тоже. Очередное свое задание снова бесславно завалил. Было стыдно и тоскливо. Что делать? Ждать, когда выгонят или попроситься в операторы газовой котельной? По разговорам, только Истомин в зиму останется – нужно будет еще троих. Мне не дано счастья быть начальником. Вот такой я никчемный человек.
Одно утешение – бесплодный день таки кончается. Сейчас приду домой, приготовлю ужин и немного посплю. Ночью встану и поработаю в интернете. Вот там-то царит абсолютная ясность – порядок, который никогда не достичь в реальной жизни. Это мой мир. В нем я могу работать без досадных помех. И думать о том, что происходит и что еще может произойти. Там мне не надо размышлять – кто я такой? И о том – прав ли я или нет? И что справедливости в реальном мире не было и не будет…
Внезапно в дверях кабинета появилась бабушка, у которой был в начале дня и обещал заменить засорившуюся батарею отопления. Ведро мое у неё в руках – новенькое, оцинкованное. Только вместо карбида какой-то пепел на самом донышке.
– Вы у меня сегодня были?
– Я, – признаюсь и чувствую себя уголовным преступником.
– Она сильно воняла… я на балкон ведро выставила… а тут гроза… дым пошел… я так сильно перепугалась. А когда дождь закончился… вот все, что осталось. Вы не ругайтесь, пожалуйста – я не нарочно.
– Да ничего-ничего… все нормально. Мы не смогли сегодня собраться – так получилось.
М-да… Отдал Богу душу ацетиленом напрасно купленный карбид.
Вечером дома выпивал, чувствуя себя на грани истерики. Ведь я никогда не любил комхоз – даже во времена Кожевникова посмеивался над его нравами и дисциплиной – черт меня дернул туда забуриться. Не то чтобы работой в нем тяготился – просто не знал, как себя там вести. Когда на оперативках у директора начальники участков обсуждали вопросы, как удобнее всего увольнять работяг, не нарушая закона, не знал даже, куда себя девать – ейбо, как партизан в гестапо. Мне кажется, все так и поглядывали на меня – мол, не нашего поля ягодка этот начальник базы.
Когда работал в Восточной котельной, было дело – ругался с пролетариями; можно сказать, за ножи хватались – но никогда никого не увольнял. Даже мысль такая в голову не приходила. А думалось так – сам виноват: человек не работает лишь потому, что я еще не нашел для него рычаги давления, главный из которых – материальная заинтересованность в результатах труда.
Бессонная ночь, день без отдыха, после ужина алкоголь – все это вкупе меня одолели: завалился пораньше спать, так ничего не решив для себя. В два часа пополуночи сам проснулся, заварил кофе и сел к компьютеру. «Час Пикуля» – настала пора отправляться в виртуальное пространство…
После пробежки пошел на работу. На душе было очень тревожно. Что делать дальше? Что ни поручат – все прахом. И ведь ни спрашивают результатов – будто самим дела нет – зачем поручают? Ну, а мы подождем и все поймем – вот такой был настрой…
Нужно было время, чтобы спокойно обдумать, что отвечать директору на оперативке, если о батарее для бабушки речь зайдет. Присел поразмыслить за своим столом, и поскольку Белова в кабинете не было, закрыл глаза. Так бы и уснул с удовольствием, ничем не беспокоясь…
Все, что происходит со мной в комхозе, похоже на детектив. Все проколы как-то связаны. Где-то есть (должна быть!) отправная точка, которую я либо пропустил, либо не смог разглядеть. Перебрал в уме все события за два минувших дня – ничего конкретного не вырисовывалось. Никогда и нигде не видел еще подобного отношения к работе целого коллектива – от директора до последнего сторожа…
Никакой подсказки от интуиции – внутри вообще застыло безмолвие.
Оставался только один вопрос – что будет дальше?
Мы собрались на оперативку у директора, как обычно в девять часов. О чем-то пофилософствовали, что-то проанализировали – моих бед не коснулись. Потом Елена Владимировна объявила – поскольку коммунальное хозяйство микрорайона Элеватор передано в наше ведомство, а в частные коттеджи проведен газ, ставшие ненужными теплосети предстоит демонтировать.
– Нам эти трубы еще пригодится, – сказала директор и обратилась ко мне. – Тебе и твоим людям надо будет разобрать и вывезти ненужные трубы. А ты, Владимир Михайлович, поезжай и на месте разберитесь, что к чему. Потом объясни людям всю технологию этих работ – чтобы чего-нибудь не напортачили. Все ясно?
Я уже был у двери, когда Замышляева сказала мне в спину:
– На время работы на Элеваторе оперативки можешь не посещать, чтобы заниматься делом прямо с утра. Результат я сама увижу по вывезенным трубам.