Как я стал Богом. Путь к себе

– Да хрен с ним, – зэки осторожно приоткрыли дверь камеры и выглянули в коридор.

– Что там? – спросил Блоха, которому выпавшие испытания и пистолет в кармане придали права и уверенность лидера.

– А никого.

– Может, ты слепой?

– Только на один глаз, – обиделся его товарищ. – А вторым совсем не вижу. Сам посмотри.

– Я уж насмотрелся.

– Что делать будем? – Зэки уселись за столом, потеснив глуповато улыбающегося сержанта. – Может, на свободу с чистой совестью, пока менты в войну играют?

– А как же трупак ходячий? Не зря ж поганые всполошились.

– Братва, к чёрту ментов – добудем свободу своими руками.

– Лучше ногами.

– Первый пошёл, – сказал Блоха и кивнул на дверь.

Первым быть никто не захотел.

– Идёт! – взвизгнул зэк, дежуривший у двери.

Все дружно бросились по нарам, только Маслюков, покрутив головой, не спеша полез под стол. Прошло несколько минут. В коридоре было тихо. Такая же напряжённая тишина царила в камере.

Кто-то предложил выкинуть Маслюкова в коридор и посмотреть, что будет, как поведёт себя трупак. Предложение всем понравилось, но Блоха опередил. Прокравшись на цыпочках к двери, он выглянул в коридор, покрутил головой.

– Никого, – сказал он хриплым шёпотом и скрылся за дверью.

Когда следующий смельчак выглянул в коридор, Блоха уже добрался до дежурки, осторожно заглянул, встав на четвереньки, потом выпрямился и развёл руки – никого! Миновав пустую дежурку и приёмную для посетителей, теперь уже вдвоем зэки осторожно отворили входную дверь. Сырая тёмная ночь манила под своё покрывало. До свободы – два шага. Беглецы готовы были уже сорваться с места в галоп, но на стук захлопнувшейся двери из стоявшего на стоянке «уазика» высунулась голова:

– Куда? А ну, марш в камеру!

Трупак! Он возился в дежурной машине, то ли пытаясь завести, то ли настраивая рацию, а теперь, растопырив руки, двигался на зэков на полусогнутых ногах – так хозяин загоняет бестолковых кур в клетушку.

Господи спаси! Ненавистная ментовка стала милей родного дома. Беглецы, на мгновение застряв в дверях, бросились обратно. Блоха ещё успел содрать в дежурке гардину и заклинить ею дверь прежде, чем потусторонняя сила рванула её к себе. Дверь выстояла, гардина не согнулась. Потом раздался звон разбитого стекла – кто-то штурмовал окно дежурки, но, слава Богу, но нём была решётка.

Началась осада.

Зэки снова собрались в камере предварительного заключения. Здесь было маленькое зарешёченное окошечко под самым потолком, да и оно выходило во двор. Здесь было обжито и понятно, всё остальное пугало.

– Дело ясно – дело дрянь, – сказал Блоха, прислушиваясь к неистовству трупа на улице. – На нас напал какой-то зомби. Он неуязвим, цели его непонятны, силы неизмеримы. А это значит, что врага надо ждать в любую минуту в любом месте.

– Охрана, – подал голос Маслюков. – Охрана вневедомственная ничего не знает. У них отдельный вход и через него можно проникнуть в райотдел.

– Оклемался, бедолага, – Блоха любовно-ласково погладил сержанта по голове и вдруг округлил глаза, постигая услышанное. – Бежим!

Увидев пистолет в руке гражданского человека, дежурный вневедомственной охраны лейтенант Саладзе машинально вздёрнул руки, а оператор у пульта чисто по-бабьи заголосила:

– Ой, родимые не надо – я замужняя.

– Заткнись! – посоветовал Блоха. – Где остальные?

– Отъехали, – с трудом разлепил губы дежурный лейтенант.

– Закрывайте, братцы, двери, – приказал Блоха.

– Да они закрыты. Тут крючара – хрен выдернет!

– Слышь, гад уже по двору ходит.

Все прислушались. В вольерах бесновались собаки.

– Во двор выход есть? – спросил Блоха лейтенанта.

– Есть. То есть, нет. Я не помню, – растерялся дежурный охраны.

– По башке дам – вспомнишь? – спросил Блоха.

– Нет двери, нет, – сказала оператор, не тревожась более за свою честь. – Была да заделали, когда туалет тёплый в здании построили.

– А у вас тут хорошо, – позавидовал Блоха. – Телевизор, кофеёк, сахарок. Угощайся, братва. Вот ведь что интересно – когда горе какое пристигнет, людишки в кучу сбиваются, и по фигу – мент ты или наоборот. Инстинкт такой в обществе выработался – беду сообща легче перемочь. Слышь, лейтенант, сходи на разведку, узнай, где этот чёртов трупак и что замышляет. Боишься? Ты ведь смелым должен быть – присягу принимал.

– Ой! – ахнула оператор охраны и указала пальцем в окно.

Все оглянулись и увидели Стародубцева, наплывающего из темноты. Ужасный полковник рванул обеими руками решётку, но она не поддалась. Тогда он сунул руку меж прутьев и надавил ладонью на окно. Рама прогнулась, стёкла лопнули и посыпались мелкими осколками.

Дробный топот по половицам множества удирающих ног разнёсся по зданию. В спину убегающим раздался злобный крик бывшего начальника райотдела полковника Стародубцева:

– Лейтенант! Стой, поганец! Не позорь органы.

Будто пуля впилась в поясницу Саладзе и поделила его туловище на две половины. Верхняя, вслед за вытянутыми руками, ещё стремилась прочь, а ноги вросли в пол. Лейтенант медленно оглянулся, чувствуя, как на голове зашевелились волосы, и глаза полезли на лоб.

Труп стоял за окном, держась руками за прутья решётки, и сверлил взглядом Блохина. Тот не поддался общей панике, а выпучив глаза, созерцал неповторимое в своём роде аномальное явление – двигающегося и говорящего мёртвого человека.

– Марш в камеру! – рявкнул Стародубцев.

– А ты на кладбище! – криком на крик, млея от страха, ответил Блоха и лейтенанту. – Вспоминай, родимый, когда вы полканов хоронили, ведь где-то ж я видел эту мерзкую харю.

Саладзе начисто забыл русский язык, с трудом разлепил губы и понёс какую-то тарабарщину.

Блоха попятился к стене, сунув руку в карман, стараясь держать в поле зрения обоих ментов – мёртвого и сумасшедшего.

Стародубцев некоторое время слушал жалкий лепет лейтенанта, а потом рявкнул:

– Пьян?