Дьявол и Город Крови 4: всей нечисти Нечисть

Глава 7. Когда молиться бесполезно…

Валимир проснулся в холодном поту. В лагере трубил горн. Здесь его было слышно, пожалуй, лучше, чем в лагере.

Он увидел то, чего боялся больше всего на свете. Бабка не зря закрывала его от дурных людей. Е-мое! Это как же, душа девица, вычислила-то ты меня? Спалился на вампирах? Вот уж никогда бы не подумал, что на самих Величеств порчу насылает!

Виткас тоже открыл глаза, протирая их – взгляд его сразу потух.

– Так, вставай! – приказал Валимир. – Нам с тобой отдыхать некогда… Придется бежать так, чтобы пятки сверкали, а в какую сторону, уж и не знаю!

– Ты что, сдурел? – Виткас посмотрел на него недовольно. – У меня брат погиб, брат! – он сел, обхватив голову руками.

– Да не погиб он, съели его, – спокойно сказал Валимир, сообразив, что чем быстрее Виткас справится с траурными мыслями, тем больше шансов выжить. – Вышка тут, нас скоро всех съедят. По существу, нас окружают оборотни и вампиры. Я давно их вижу, с детства, когда меня с братом перепутали. Но на большой земле я видел их не так ясно, как вчера.

Виткас поднял голову, тупо уставившись на Валимира, явно сомневаясь в его здравом уме.

– Они думали, что я – это он, – объяснил Валимир, внезапно сообразив, что слова «вампир» и «оборотень» для Виткаса персонажи далекие от того, чтобы считать их людьми и вообще реально существующими персонажами. – Мы на это день рождение вместе пришли, а брата не пустили. Мы похожие, но он помладше был на год. А там торты, клоуны, игрушки разные. Ну, думаю, пусть идет вместо меня, ему нужнее. Он и сказал, что он – это я. А потом всех отвели в домики для гостей. Я увидел, куда его повели, пошел следом. И вдруг слышим, люди идут, а раз меня быть не должно, я спрятался. Они долго изрыгали проклятия, молились и кланялись. Домой пришли, бабке все рассказал, а она мне – к чему привиделось. Она у меня богатющий опыт имела по этой части, ведьма она – потомственная ведьма.

Виткас смотрел на него, как на прокаженного. Валимир мгновенно пожалел, что выложил ему все сразу, но времени на проповедь не было.

– Сам подумай, двадцать восемь человек погибают при странных обстоятельствах, – объяснил Валимир на пальцах, решив, что лучше сразу открыть пациенту болезнь, чем ходить вокруг да около. – А нас или нет, или мы дрыхнем, как убитые. Ты помнишь, как я пытался тебя добудиться? Ты смотрел на меня так! – Валимир изобразил Виткаса, закатывая глаза. – Оборотни и вампиры – это люди, но не люди, они другие.

Виткас посмотрел на него с еще большим сомнением.

– А как же ты? – с досадой произнес он, поднимаясь. – Бред! Ты сумасшедший. Тебе лечиться надо! У тебя паранойя…

– Я чай не пил вчера, прятал консервы и хлеб, – Валимир с надеждой посмотрел на дерево. – Параноик, говоришь… Параноик… Параноик, это когда один видит и слышит то, что не видят и не слышат другие. А как же экстрасенсы, пророки, медиумы? Их параноиками не считают, а знаешь почему?

– Почему?

– Потому что они видят и слышат не во вред, а если во вред – сразу или шизофрения, или паранойя! Первые объясняют явление, вторые живут с ним. А знамение – тоже бред? Если бы чудо на глазах произошло, поверишь? Например, если по слову моему загорится вот это дерево, – Валимир ткнул пальцем в древовидный куст, – и погаснет, и не сгорит, поверишь?

Виткас отошел от него, но кивнул.

– Поклянись! – потребовал Валимир.

– Клянусь, – вяло пообещал Виткас.

– Дерево, пожалуйста, не подведи меня! – шепотом попросил Валимир, встав у дерева. – Дерево, ну что тебе стоит… – он возмутился. – Ты же умеешь!

С минуту он ждал, но дерево гореть не желало. Виткас покрутил пальцем у виска и направился к ручью.

– Господи! Дьявол, что мне сделать-то, чтобы убогому человеку помочь?! – взмолился Валимир, воздев руки к небу, грохнувшись перед деревом на колени.

Другим Богам смысла молиться не имело, он уже не сомневался, что дерево посадили те трое.

– Не по моему слову, по-твоему! Не лишай меня надежды спастись! – вскрикнул Валимир в отчаянии.

И вдруг дерево загорелось. Он вскрикнул радостно, заметив, что Виткас обернулся и в глазах его отразился испуг. Минут пять пламя полыхало на глазах изумленных свидетелей. И потухло, не обгорев ни одним листком. Валимир обрадовался.

– Видел?! Видел?! – возбужденный, он бросился к Виткасу, схватив его за руку, подтащил к дереву.

– Это что, фокус такой? – Виткас оттолкнул его, замерев перед деревом с потрясенным видом. – Как ты это сделал?

– А брат твой – тоже фокус? Вампиры и оборотни – это люди, но другие… Поверь, они нас людьми не считают, – обернулся он к Виткасу с надеждой. – Черт! – выругался он, заметив, что Виткас его не понимает. – Мы себя людьми считаем, вампиры себя людьми считают, и эти… оборотни – тоже себя считают людьми

– И что?! – Виткас нахмурился, продолжая слушать, но два чувства боролись в нем: уйти или остаться – и с сожалением морщился, когда недоверчивый взгляд его натыкался на дерево, возле которого стоял Валимир.

– Но у людей отметины нет! Если человек улыбается, то улыбается, а вторые и третьи улыбаются, а мысли на горло твое нацелились. На них смотришь – одно, под маской другое, все что угодно можно ждать. Мы для них не люди – и для них считать нас чем-то иным так же естественно, как опорожниться… Блин! – Валимир сплюнул, начиная раздражаться. – Ну, представь, воина была, концлагерь. Мимо человека тысячи людей в день проходят в печь, а он вечером идет в гости, смеется, пьет вино, хлеб с молоком покупает, газету читает, а когда речь заходит о тех, кто в печи сгорел, морщится и говорит: «это не люди!»

Взгляд Виткаса уперся в землю, он набычился.

– Или вот еще пример: помещик в усадьбе, – Валимир надеялся, что в голове Виткаса что-то да просыпается. – Ждет другого помещика, накрывают столы, и вдруг одна из крепостных, поскользнувшись на свежевымытом полу, роняет поднос. И помещик приказывает тащить ее на двор и пороть плетьми… Служанка для помещика не человек, – он с сожалением покачал головой.

– Ну, так… это всегда было, – пожал плечами Виткас, но теперь взгляд его стал слегка заинтересованным.

– Вот именно, они всегда рядом! И всегда выше, – воодушевленно продолжал Валимир. – Та же служанка или тот, которого сжигают в печи, разве смогли бы так же поступить?

Виткас пожал плечами.

– А почему бы нет? – усмехнулся он.

– А ты смог бы? – подозрительно прищурился Валимир.

– Я нет, но это я!

– И они не смогли бы, – усмехнулся Валимир. – Мы другие… Но смогли бы – и ты, и я, если бы вдруг стали как вампир или оборотень, в одночасье, воскреснув из тленного в нетленное. «Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие». Это такая тварь, которая входит в тело и становится человеком, убивая любые его живые мысли. Они сами создают эту тварь и становятся ею добровольно, чтобы все вокруг видели нимб на голове и не увидели истинное лицо. Это как белые одежды, которые они на себя одевают – и я вижу ее, и вижу лицо. А тот, кто не видит, слеп, и кто не слышит, как глумятся над ним – тот глух. Все они поводыри слепым, и ведут человека на убой. Ну сам посуди, сколько крови на земле пролилось, чтобы человек не думал свободно. Человек не жестокий, и не все, наверное, над человеком, вампиры, но ему не дадут подняться. Человек смотрит вокруг и думает, как помочь людям, а вампир, как подняться самому, чтобы его не достали.

Виткас пожал плечами, скривившись в усмешке. Но промолчал. Немногие могли бы сказать иное, и стоило ли об этом напоминать.

– Я сейчас думаю, как мне спасти себя, тебя, людей – а вампиры и оборотни, насколько им нас хватит… – в отчаянии выкрикнул Валимир. – Короче, мы не люди, мы пища. Мы в большой опасности, нам пора делать ноги! – он сунул руки в карманы, внезапно успокаиваясь. Виткас не верил – и никто не поверит. Зато груз ответственности рассосался сам собой. И радостно вскрикнул: – Вот, смотри! – Валимир вытащил из кармана запечатанную в непрозрачный полиэтилен пачку, которую прихватил в палатке полевой кухни.

– Что это? – удивился Виткас, разглядывая грустную свинью на переднем плане и улыбающееся лицо человека за ней.

– А ты как думаешь? – усмехнулся Валимир, вскрывая пачку ножом и высыпая на руку буроватый порошок. – Кровь. Разводят и пьют. У свиней кровь, почти как человеческая, и, наверное, человеческую добавляют, чтобы сытнее было.

Он подошел к ручью и высыпал порошок в воду. Ручей сразу же окрасился в цвет крови. Виткас подошел ближе, побледнел, наблюдая, как вода размывает кровавые струи. Кровь произвела на него большее впечатление, чем горячая проповедь.

– Нас всех убьют, – грустно предсказал Валимир, поджигая пакет и омывая руки.

– Так надо же спасать людей! – вдруг спохватился Виткас, не отрывая расстроенный взгляд от ручья. Порошок все еще поднимался со дна, но вода очистилась.

– Никого ты не спасешь, – ответил Валимир предостерегающе. – И ты не поверил бы, не будь этого дерева и порошка, – с пренебрежением усмехнулся он. – У тебя погиб брат, ты видел горящее дерево, ты против правил не проснулся, когда я нашел тебя, ты знал, что я полночи охранял тебя и видел все, что творилось ночью в лагере – и до последний минуты боролся со мной, объявляя лгуном.

Наконец, до Виткаса что-то стало доходить. Он побледнел и вид его стал жалким.

– За нами такие сволочи следят, шаг влево, шаг вправо, и мы пойдем на прокорм. Первыми, если хоть кто-то поймет, что знаем. Могила, понял?! – потребовал Валимир. – Сначала доказательства нужно достать и своих вычислить. Если сможем, спасем, но я не собираюсь рисковать собой ради людей, которым приятнее верить вампиру, чем остаться в живых.

– А что было ночью? – оживился Виткас.

– Еще несколько человек убили, я видел. Человек шесть. И знают, что мы здесь, трое приходили за нами ночью, но в лагерь не потащили, – при воспоминании об убитых Валимир вздрогнул, руки его сжались сами собой, скулы свело судорогой.

– Получается, они сначала молодежь?.. – Виткас о чем-то напряженно думал и внезапно испугался, с опаской прислушиваясь к тому, что делалось в лагере.

– Ненужную молодежь! Ботаников, геологов… Потом за нас примутся, – Валимир задумался. – Странно, почему же меня-то не съели? Обычно, меня бьют в первую очередь… – он спохватился и пожаловался: – Но опасность не только тут, у меня две беды! От меня жена ушла к другому…

– От меня две ушли, – буркнул Виткас и посочувствовал, осудив Валимира, который мог думать об этом в такую минуту. – Что мне теперь, размозжить себе голову? Нашел, о чем переживать! – он с досадой отмахнулся, стараясь сосредоточится и размышляя о чем-то своем. – Если я с ребятами поговорю, наверное, мне они поверят. Мы давно в горах, знаем, как тут люди гибнут… Зря ты порошок выкинул, – расстроился он.

– Не та жена, которая жена, а та, которая головой крутит, – Валимир назидательно поднял палец, усмехнувшись. – Я полжизни от нее бегаю, а она именно крутит. Я как та Манька, за которой мы гонимся, только ее Благодетели уже на троне, а мои собираются стать царствующей четой, – возмущенно, с обидой, произнес он, задумчиво закусив травинкой. Махнул рукой в сторону лагеря. – Крови у них там полно, если понадобится, достану. А носить ее в кармане, это, знаешь ли… Может, они ее чувствуют.

– Надеюсь, хотя бы на этот раз ты шутишь? – Виткас снова посмотрел на друга, как на сумасшедшего, но уже не безнадежного. – Я имею в виду, твою жену!

– Отнюдь, – совершенно серьезно проговорил Валимир. – Видишь ли, друг, – он обнял Виткаса за плечи и отвел от ручья, развернув в сторону лагеря, – жизнь у бессовестных людей такая беспокойная, что нам совестливым и не приснилось бы, не заночуй мы сегодня под святым деревом. Во-первых, здесь есть люди моих Благодетелей, а во-вторых, сюда мчит еще одна стая оборотней, но не за Манькой и Борзеевичем, а за мной. Оставаться в лагере на виду мне нельзя.

Он озабоченно покачал головой, совершенно уверенный в том, что в семье Престолонаследника уже решили вопрос, как сообщить новость о его существовании здесь.

– Эй, вы, чего не в лагере?! – к ним неспешно приближались двое из вчерашних ночных оборотней.

– Да друг у меня переживает, вчера брат под лавину угодил, – сердито отозвался Валимир, сжимая Виткаса за локоть и загораживая собой, заметив, как тот набычился. – Вы бы попросили поваров, пусть продпаек нам оставят. Что-то свалились вчера, как два бревна, на земле холодно, простыли оба. Нам бы подлечить себя чем-нибудь. Силы не те – слабые.

– Так у этого коньяк… – проговорился один из оборотней, ткнув пальцем в Виткаса, и замолчал на полуслове.

– А ты откуда знаешь? В сумку мою залазил? – глухо спросил Виткас, недобро сверкнув взглядом в сторону оборотня.

– Так мы думали вы это… того… сбежали…

– Что того? Что того? – взревел Виткас.

Валимир с силой наступил ему на ногу, развернул к себе.

– Успокойся! – предостерег он, слегка ударив его по щеке. – Люди беспокоились! Люди за нас переживали! – он махнул оборотням рукой, отправляя их назад. – Сбежали… Куда здесь можно сбежать? Слава Богу, крыша у меня на месте! Мы придем, приведу его в порядок и придем. Дайте человеку горем захлебнуться! У него ремиссия началась…

– Ну-ну, – оба оборотня, скривившись в усмешке, развернулись и направились в сторону лагеря.

– А это кто, люди? – поинтересовался Виткас, кивнув вслед.

– Нет, вчерашние оборотни. При луне мы обязательно полюбуемся на них, вчера они мне лично пообещали… – обнадежил Валимир, стараясь улыбнуться, но улыбка не получилась.

– А как ты их видишь? – сам не свои, спросил Виткас, провожая оборотней долгим взглядом.

– Сложно… Сложно объяснить. Надо не на человека смотреть, а перед ним… На лоб что ли… – Валимир пожал плечами, пытаясь сообразить, как у него получалось. Раньше он никогда об этом не задумывался. – Смотришь-смотришь – и хлоп, черте что начинает мерещиться. Картинки такие есть, вроде бы хаос, а в глубине образ скрыт. Если смотреть на человека так же, то можно увидеть и услышать. У людей такой печати на лицах нет, а у них есть… И у меня есть, я еще один подвид человеческий – проклятый. Лезут, лезут из меня вампиры и женушка моя… – раздраженно произнес он, уже не обращаясь к Виткасу, а только к себе. – Только Проклятие у меня кривое, я о нем знаю. Я не сам, я брата на себе несу. Но в том-то и дело, в полную силу работает, мы с ним как две капли воды. Теперь хотят, чтобы я сам на голову свою сел и приказал себе умереть, а женушка лучом света засветилась бы в темном царстве, – он тяжело вздохнул. – Вот бабка моя умела козюлю состроить. Ведьма была, экстрасенс по-научному. Сечешь? – он перевел взгляд на Виткаса. – Я бы на раку пошел, если бы она нас с братом местами не поменяла, – лицо у Валимира стало грустным. – А брата довели. Довели и поняли – не тот.

– Ты че, жид? – отстранился Виткас, осматривая Валимира с головы до ног.

– Нет, целомудренная дева Мария… – с иронией произнес Валимир. – Жид от слова жить, смерд от слова смерть, жид – это вампир и есть, а смерд – проклятый. А ты – горе луковое, потому что каждый день под мечом стоишь, а не уразумеешь. И слеп, и глух, и грех в себе несешь. Покайся, сын мой, и в ножки мои поклонись, или вот, к ручке приложись… – он протянул тыльную сторону ладони.

Виткас отстранился, Валимир усмехнулся.

– Был у меня период в жизни… Целый приход мне руку целовал, – признался он, вспомнив прошлое. – Проповедь читаю, а сам думаю: что за дребедень несу? Крутишься, как уж на сковородке, и к каждому слову придумываешь боголепное объяснение. Обыкновенный проходимец, который умел глаз вырвать и без руки оставить. И понеслась моча по трубам. Выгода немалая, целая организация на пустом месте – мешки не таскаешь, зарплата стабильная. Приходит человек и кается, советы какие-то спрашивает… Как у Бога… А я Бога не слышу, не вижу, не понимаю, потому что Бог в моем представлении интеллектуальным должен быть, уметь все царства мира показать, обнять, защитить, и каким боком не поверни, уж как-то сильно смахивает на Дьявола… И вот, приводят как-то ко мне одержимого бесом. Корчит его, голос из него выходит, а голос ну до того знакомый… Получается, не Дьявол, братки наши уселись на хребет. Выходит, я против Бога восстал? Через неделю приход оставил и вернулся в мир.

– Ты священник? – рассмеялся Виткас.

– Да-да, я был там, и видел, чем мои братья зарабатывают на жизнь, – неохотно признался Валимир. – Был… Да кем я только не был! – он тяжело вздохнул. – Кормить нас надо было, ну она и в глаз поплевать, и курицу зарезать, чтобы кровью помазать, и свечечкой обнести, и руками помахать, и на икону подсадить… Я бы, может, и вампиром стал, если бы барракуда моя не заболела, и бабка моя на нее всякую бяку не положила. Ее вызвали и заплатили хорошо, а как положила, поняла: здоровье внучка оставлять желает лучшего. И давай бабка бяку свою снимать, а она не снимается. Можно, конечно, переиграть, но для этого барракуда нужна, но вот вопрос, как до нее добраться? Обременила она себя богатым приданным и надежной охраной, и позволила себе печатать государственную валюту, а самый влиятельный вампир опозорил мою женушку, присвоив половину нашего с ней состояния.

– Всегда так, – согласился Виткас. – Бабка у нас одна была. Тоже лечила, а в семье умирали один за другим.

– Вот именно! Экстрасенсы всем помогают, кроме себя, потому что себя не смоешь. С тех пор я безутешен. Но за трудное время, проведенное в глубоких размышлениях, почему-то передумал становиться вампиром. Вполне устраиваю себя, как человек… Ты понял, что я тебе тут наговорил?

Виткас отрицательно покрутил головой, потом кивнул утвердительно.

– Я так и подумал, – рассмеялся Валимир. Но в голосе его прозвучало отчаяние. Он прошелся взад-вперед. – Я бы тоже не понял на твоем месте, будь я воспитан в традициях нравственной чистоты. Но когда я догадался, что жизнь повернулась ко мне задницей, я начал искать способ стать самым подлым и безнравственным типом. Поэтому мне все равно, чего ты обо мне думаешь. Если ты думаешь, что я герой, который бросится спасать утопающих, ту глубоко заблуждаешься, я сам за себя, но одному мне здесь не выжить, придется кого-то еще вытаскивать из этого дерьма.

– А чего не стал? Вампиром? – Виткас смотрел вдаль, на горы, и как будто не видел ничего. В глазах его застыло столько боли, что Валимир содрогнулся.

– Поздно спохватился, – признался он. – Говорю же, обошли меня. В принципе, я парень неплохой, из меня можно даже веревки вить… – и вдруг он упал перед Виткасом на колени, схватившись за край его куртки, зарыдал громко и безутешно, как не рыдал Виткас, когда узнал о смерти брата. – Я хочу жить! Я хочу жить! О, как я хочу жить! – слезы катились по его лицу крупными горошинами. – Я вчера двух друзей потерял, первый раз они у меня появились с тех пор, как брата потерял!

Виткас растерялся. Он испуганно смотрел на Валимира, пытаясь поднять его с колен, оглядывался на лагерь, в котором горн протрубил второй раз, созывая людей на работу.

– Перестань, перестань, нас увидят… Придумаем что-нибудь, ну, не реви… – голос Виткаса становился то мягче, то тверже, то умоляющим. – Ты же почти вампир!

Валимир поднялся с колен, став почти на голову выше товарища. Слезы мгновенно высохли. Он отряхнулся, усмехнувшись добродушно, и проворчал:

– Такой ты мне нравишься больше. Но именно так ты будешь рыдать, когда мы придем в лагерь. Припадешь к ногам Их Величеств и будешь умолять рассказать, как погиб твой брат, что он кричал, какими словами матерился, как долго бежал от лавины… И будешь целовать подолы… брюки ее будешь целовать: ах, Ваше Величество, как бы я хотел быть на месте брата своего, как он был горд, что умирал на ваших глазах, как я благодарен вам, мстить поклянешься тем, кто, не иначе, бомбу на той треклятой горе оставил… Ну, придумаешь, за что благодарить эту клыкастую сволочь. Или оборотней…

– А зачем? – пожал плечами Виткас.

– Чтобы тебя не съели, дурень! – проворковал Валимир. – Вампирам молебны нравятся, они от этого дуреют. Подозревать перестанут. А то, вы, горцы, народ горячий, мало ли что… Они от тебя молитвы не ждут, а ждут, что ты правду начнешь искать, Оборотни вас, подрывников, тоже посчитали не слишком нужными, – он улыбнулся, решив не говорить другу, что слышал разговор. Наверное, известий для одного человека за одно утро Виткасу было достаточно. – Три горы прошли, а ни разу не понадобились, зато возни с вами, как ни с кем другим, и оружие при вас. Опасно такую группу держать под боком, когда факты насильственных смертей уже не скроешь. Двадцать восемь человек плюс еще шестеро ночью – это только начало. Значит, слабое звено. А теперь подумаем, что нам делать.