Ты сама пришла ко мне в руки

Но Кармин не смотрел ей в глаза и не собирался отвечать. Он медленно стягивал с Леммай рубашку. Опасался, что сейчас она всё поймёт и воспротивится, но Леммай точно перестала бояться и только расправила плечи. Белизна кожи и совершенство женской груди затмили разум мужчины, и он даже не помнил, как он взлетел воздух и поднял Леммай, как всё случилось, словно бы само собой. Да, он даже не разделся. Да, это было слишком быстро. Но Леммай, возможно, оказалась самой сладкой из всех женщин, что у него были. Слаще самой первой герарды и самой умелой жрицы Хенера.

После первого восторга ему захотелось ласкать её так, чтобы и ей было приятно с ним, но Леммай задремала, положив голову ему на грудь и продолжая обвивать его бёдра ногами. Значит, ей тоже было хорошо.

Её волосы оказались предельно шелковистыми и пахли умопомрачительно, а кожа – бархатистая и мягкая. Он понял, что тело Леммай – это единственное, чего он хотел бы сейчас касаться. И остался плавать в воздухе, не спеша снимая одежду. Ему хотелось, чтобы Леммай коснулась каждого кусочка его кожи. Она вскоре очнулась и не сразу поняла, что происходит.

– Искупление, – тихо напомнил ей Кармин, и Леммай, всё вспомнив, кивнула.

Её губы коснулись его шеи. Леммай казалась горячей, обжигающей.

– Ещё, – попросил он, и её поцелуи полились ручьём, влажным и бодрящим, вниз по его телу.

Кармин почти не верил происходящему и боялся, что она исчезнет. И потому крепко держал её, хотя и так было ясно, что она никуда не денется.

– Ты невероятно красивый, – услышал он.

Его снова захлестнуло сильнейшее желание. На этот раз он должен был лучше контролировать себя и доставить Леммай большее удовольствие, но сейчас она была его наградой, с ней можно было делать всё, что угодно, и он решил воспользоваться этим.

Сарма водила пальцем по совершенным линиям носа пленника, по линии его губ и скул, и этот мужчина позволял ей это. Впервые за чудовищное количество времени она не ждала от мужчины абсолютно никакой боли. Это её подкупило в нём и в происходящем теперь. Прошло уже несколько недель наедине с ним под новым именем Леммай. А пленника всё ещё хотелось ласкать и нежить, и в ответ он ласкал и нежил её. Ни один мужчина с самой юности не был так внимателен и отзывчив с Сармой. Всё из-за статуса сильнейшей женщины предела и всей империи. Сколько мужчин, красивых и умных, теряло свою привлекательность в её глазах из-за желания доказать ей, Сарме Дайиси, что место женщины – у ног мужчины, а не рядом с ним и уж точно не впереди! Этот мужчина не пытается ничего доказать, не взывает к превосходству силы, и этим он хорош. Хорош сейчас. Стоит ему сказать, что она не жалкая герарда Леммай, а гордая герцогиня предела, способная в бою защищать свой статус, как и этот красавец переменится.

И всё же алмазные варлорды настолько же великолепны, насколько редки. За всю свою жизнь, все шесть тысяч лет, Сарма ни разу не видела настоящих алмазных варлордов. Они слишком красивы, ценны, неуязвимы. Говорили, что они – вымысел, легенда. Что таких не бывает. И если подумать, то существуй они со своими алмазными доспехами и мечами в самом деле – поработили бы вселенную в два счёта.

Только отец упрямо утверждал, что они существуют. Говорил, что видел их, жил среди них. Утверждал, что алмазные варлорды, даже нечистокровные, действительно быстро захватывают все звёздные системы на своём пути, но космос настолько велик, что вероятность нападения армии алмазных варлордов уничижительно мала. И вот теперь, Кармин Тахри – здесь. Ровно год назад его отец привёл свою армию сюда, к Пенрину. И был убит. Конечно же, на всякую силу всегда есть сила превосходящая. Ей оказался принсипат империи – гении войны, древнейшие учёные и маги, а кроме них ясновидящий, за несколько десятилетий предсказавший нападение.

Империя Бесцейна в небе над планетой Пенрин увидела настоящих алмазных варлордов.

И теперь, благодаря невероятному стечению обстоятельств, Сарма получила в свои руки самый прекрасный из осколков разбитого принцами отряда наследников алмазного царя.

Эти белые, словно луна Ора, волосы и совсем светлая кожа кажутся волшебством. Угольно-чёрные ресницы и брови отражают так много света, что иногда словно вспыхивают звёздами. Лицо точёное, красивое, как у молодой девушки. Тело изящное, но большое. Этому мужчине она едва достаёт до середины груди. Попробуй-ка, Хэллис, взглянуть на такого варлорда сверху вниз! И насколько же великолепны будут сыновья этого мужчины? Но его глаза – вот что похоже на бриллианты!.. В чёрных кольцах светло-серые радужки прячут мириады ровных граней, многие из которых словно проникают в глаза смотрящего тёплым оранжевым или розовым, ослепительной лазурью или ярким, шокирующим фиолетовым. Эти цвета внезапно вспыхивают и пылают, ослепляя как солнечный свет и вводя в недоумение. Сарма уже много раз видела эти вспышки и уже много раз думала о том, что не достойна даже рядом находиться. Но Кармин, похоже, получил своё имя за притягательность. Иной раз его глаза искрились таким ярким красно-пурпурным цветом, а губы так разгорались от поцелуев, что Сарма и представить себе не могла, какая женщина не отдала бы ему свою душу и не последовала за ним.

И большая ли цена – ложь – за возможность быть с таким мужчиной?

В тот день Кармин спал слишком долго, а проснувшись, понял две вещи: во-первых, Леммай больше нет в его камере, а во-вторых, это – чудовищно. Сперва он думал, что её срок искупления закончился и следует смириться с этим, но внутри всё вопило от злости и мысли вскоре приняли иное направление.

Его тюремщики обладают отличными знаниями в химии и психологии – им удалось не только поймать его после побега из адаптационного лагеря, но и оставить в этой, новой тюрьме. Он, алмазный варлорд, мог доставить им кучу проблем, мог высечь себе выход и убить множество их парней, но они сумели научиться его контролировать. Как? Они усыпляли его практически постоянно – в ответ на любое опасное для целостности камеры действие; они вводили вещества, похожие на яд, но не убивающие его, если он отказывался делать то, что они хотели. И так они приучили его к идеальному времяпрепровождению – он ел, спал и даже тренировал тело и ум так и тогда, когда они этого хотели. Леммай была его наградой. Те, кто управлял им, хотели добиться его идеального физического и умственного состояния. И они точно так же понимали, что здоровому мужчине нужен секс. Но они дали ему женщину в качестве награды, и в этом была самая унизительная для Кармина хитрость с их стороны. Получив Леммай, Кармин не удержался в рамках их правил. Нельзя сказать, что он забыл обо всём. Нет, он был внимателен к тому, как они реагируют на то, что он нарушает их правила. А реакции не было. И он расслабился. Ко всему прочему, он не хотел показывать Леммай, насколько велика власть тюремщиков над ним. Дурацкая гордость. Сколько десятков лет с ней боролся и проиграл, когда от этого многое зависело.

А в результате они забрали её. Или Леммай ушла сама, едва отбыла свой срок? Да какая разница?!

План побега сформировался не за один день. И не за один день Кармин принял решение бежать любой ценой.

Он не знал многих вещей. Но самое важное, что ему было неизвестно, это то, сколько проводящих газ блоков спрятано внутри стен камеры и сколько – снаружи, есть ли распыляющие яд блоки вне камеры. Эти умники должны были подстраховать себя на тот случай, если пленник окажется не полнейшим идиотом и сам научится задерживать дыхание. Они должны были подстраховать себя на тот случай, если он всё же вырвется из своей клетки.

Они понимали, что он – сын царя и уважали его за это. Они дали ему красивую, в золоте и самоцветах, одежду. Но они не учли, что он может использовать против них даже это.

Он нашёл идеальный момент – время сна. Все двери, кроме двери в уборную, закрыты плотно – никакой газ не пройдёт. Следовательно, им придётся выпускать газ только в спальне и уборной. Но эти комнаты не так уж велики и он успеет сломать все выдвигающиеся сопла с ядом, а что касается газа, то он давно научился блокировать собственную систему дыхания. Это было почти так же сложно, как научиться оставаться в безвоздушном пространстве. Но выкаченный из лёгких кислород и охлаждение тела для перелёта с планеты на планету – это всё же проблема немного иного порядка, чем полное исключение взаимодействия с окружающей воздушной средой. На это рассчитывали тюремщики. И просчитались.

Кармин ещё вчера приготовился к побегу – он выбрал самые плотные, богатые на вид золочёные ткани, закрывшие его полностью, разве что не лицо. Он сбросил их на пол возле своего ложа, чтобы теперь, в полной темноте, быстро одеться и ещё быстрее начать выламывать стену в уборную. Она должна быть удалена вся – так, чтобы ничто не мешало ему с максимальной скоростью перемещаться из уборной в спальню и обратно. Это заняло у него сто двадцать биений сердца. И вот он – тот самый звук ссыпающегося песка – газ. Кармин старательно запоминал зоны, в которых выдвигались блоки. По одним только этим зонам и врождённой чувствительности к массам он сможет определить, где и как подведён газ. И хотя бы предположить, где, как и в каком порядке подводится яд – его самый главный враг. Яд не обязательно вдыхать. Яд, стоит ему лишь попасть на кожу, выведет его из строя. Он надел эти богатые, непромокаемые одежды, чтобы защититься, но если яд попадёт в лицо, то это конец.

Кармин надвинул капюшон, надел тренировочные перчатки и схватил со стола тетрадь с формами задач на прозрачных листках. Тетрадью он закрыл глаза от случайного попадания яда – скоро его начнут обрызгивать им, чтобы успокоился. И вот оно – шелестение яда. Кармин взрастил совсем короткий клинок. Блоки выдвигались, Кармин едва успевал сминать крошечные сопла разбрызгивателей ударами оружия сверху вниз, а в его мозгу вспыхивали зоны стен, за которыми этого яда должно быть ещё больше. Но этого было не достаточно. Яд вытекал даже из разбитых сопел – он стекал по стенам на пол широкими струями и если не поторопиться, то спальню просто начнёт затапливать. И какой бы непромокаемой ни была одежда – она всё равно рано или поздно начнёт пропускать яд. Это только подстегнуло мозг Кармина, заканчивающего своё уравнение. У него оставалось ещё несколько сотен биений сердца, когда он посчитал, что нашёл участок глухой стены, за которой нет ничего токсичного, и взрастил алмазный широкий клинок, чтобы со всей данной от природы силой начать высекать в камне проход. Часть камней он выломал плечом, и едва смог протиснуться, как выглянул в тускло освещённый коридор. Как и предполагалось – все стены этого коридора были увиты трубами, подающими яд и газ, и ему следует очень аккуратно пробираться здесь. Кармин полетел вдоль этих труб в поисках резервуаров и насосов, возле которых должны быть ходы для обслуживающего персонала. И действительно, сделав почти полкруга вокруг своей тюрьмы, Кармин нашёл такой проход. Дверь не поддавалась, словно была заблокирована по всему своему периметру, но Кармину уже было плевать – алмазный клинок способен был вырезать в двери новый ход.

Кармин встретился с удивлённым мужчиной, сперва тоже взрастившим клинок, а затем в испуге вжавшимся в стену. И так на протяжении всего пути наружу – те, кто не спал и оказывался у него на пути – отступали. Но Кармин метался не долго – его взгляд случайно наткнулся на план эвакуации на одной из стен, и вскоре он уже вдыхал свежий воздух, стряхивая с себя сонливость, и полоскал в большом городском озере свою вымокшую в яде одежду. Но, кажется, обрадованный освобождением и всё ещё сонный, он не был достаточно осторожен. Кармин понял это, когда сознание начала перекрывать липкая дурнота, смыкающая веки и парализующая. Последнее, что он ощутил – это своё падение на одежду, в озеро, и то, как прохладная вода и одежда обволакивают его.

Он очнулся, когда какая-то сумасшедшая рыбина попыталась откусить ему кусочек нижней губы. Это оказалось неожиданно больно. Ещё больнее было ощутить давление воды в горле, желудке и лёгких, и удивительнее – понять, что за сто сорок четыре года так и не научился плавать, потому что не думал, что это может пригодиться.

Верхняя одежда спутывала ему руки и ноги, и пришлось сначала вырваться из неё и только потом предпринимать что-либо ещё. Кармин долго не мог понять, в какую сторону нужно двигаться и только коснувшись дна ногами, смог понять, где поверхность. К этому моменту вода внутри уже начала причинять серьёзную боль. Но, едва подняв нос над поверхностью воды, Кармин метнулся на глубину, потому что какие-то перевёртыши группой летели над водой. Он не знал, ищут ли они его, но предпочёл спрятаться.

Что бы хоть как-то отвлечься от вынужденной боли, Кармин спустился на дно в поисках своего клинка и за своей одеждой. Похоже, ткани уже избавлены от яда и, высохнув, отлично послужит ему снова.

Кармин выбрался на воздух, убедившись, что над водой больше никого нет. Он рефлекторно вдохнул, и внутри заклокотала вода. С кашлем она постепенно вышла.

Старался вести себя тихо, чтобы не будить обитателей ближайших домов, зданий совсем крошечных и, напротив, гигантских, как колоссальные стены с башнями. А вскоре должно было взойти солнце – полоска света уже окрашивала оранжевым небо с одной стороны. Алмазный клинок будет давать невероятные блики. Впрочем, сверкает он и на свету фонарей.

Кармин спрятал клинок в полах королевски свободной одежды.

Он видел каких-то человекоподобных на противоположном берегу, но они выглядели не как перевёртыши, и он решил, что их можно не бояться. И всё же спрятаться за ближайшие дома на берегу стоило как можно быстрее – он не хотел, чтобы его заприметили те, кто полагается на острое зрение. В одной из нешироких тихих улочек он попытался отжать одежду, но это оказалось сложно из-за металлических вставок. Некоторое время он пробирался по таким же улочкам в поисках места, где мог спрятаться. Но ничего похожего на открытое окно заброшенного здания не увидел. И стремглав, даже не оглядываясь, бросился прочь из города. Он пролетел мимо множества больших светящихся и маленьких тёмных домов, подивился невероятных размеров деревьям, как будто совсем нерукотворным, и вскоре оказался над нескончаемым полем с мелькающими деревушками и проносящимися мимо башнями крошечных, но необычных и красивых городов. Поле, однако, вскоре закончилось, и взору Кармина предстал лес, абсолютно весь из больших деревьев с широкими и ровными рыжими стволами, кора которых источала смолу с бодрящим ароматом. Но в таком лесу сложно спрятаться от других перевёртышей – слишком велико расстояние между ветвями. И Кармину пришлось лететь дальше, к другому лесу. С первым лучами светила он отыскал низкорослый, но густой лесок, чтобы улечься в самой непролазной гуще и выспаться. Но едва он забрался в подходящее место, сумрачное от обилия ветвей и листьев вокруг, как прирученный тюремщиками желудок взбунтовался, а сонливость перестала наваливаться прежним образом. И Кармин получил время на тщательный анализ всего, что видел и что сделал.

И сразу же стало казаться, что он сделал недостаточно. Именно потому он аккуратно и медленно взлетел, не сломав ни одной гибкой веточки, а лишь всколыхнув листья, и отыскал другое место, в которое забрался ещё осторожнее, чтобы не оставлять следов.

Только после этого ему удалось заснуть, и, отлично передохнувший, он выбирался из леса, любуясь оранжево-алыми лучами уже заходящего солнца.

Кармин обрёл свободу и готов был лететь в любую сторону и делать что угодно. Казалось, что единственная его забота – не попасть снова в ту же клетку, что прежде. Но, вздохнув и подумав обо всех своих прежних желаниях, он удивился, потому что отчётливо и ярко на фоне всего прочего теперь существовало одно желание: найти своих тюремщиков и выведать у них, где Леммай. Любой мужчина на месте Кармина почувствовал бы, что такая, как она, точно заслуживает свободу.

У неё отвратительные тренера. Он, Кармин, скажет ей, что поднимет её навык, не оставляя на её коже страшных ссадин. И что она сможет выбирать, быть ей с ним или нет. Он уверит её в том, что оставит ей выбор в отличие от тех, кто её запер вместе с ним.

Кармин точно знал, что сказать всё это необходимо.

Ночью он отыскал место, из которого сбежал. Это оказался столичный предел принца-варлорда Рашингавы, и находился он кошмарно недалеко от того места в озере, где прятался Кармин. А о принце Рашингаве ещё до заточения Кармину говорили всякое: и то, например, что в его лабораториях проводятся страшные опыты над разумными, и то, что Рашингава бросил всё ради возлюбленной полуживой фитки, в честь которой назвал первую колонию. Собирая слухи, ещё менее того похожие на правду, Кармин не решался возвращаться в тюремный предел без подготовки. Он принялся наблюдать за теми, кто летел в сторону предела Рашингавы и вылетал оттуда в сторону Ньона. Но Леммай среди этих разумных не было. И тогда пришлось начать разрабатывать план проникновения. Сложность была в том, что Кармин слишком бросался в глаза. Его одежда оказалась слишком богатой даже для того, чтобы интересоваться слухами у местных бездельников, а глаза – слишком яркими, чтобы ими следить за передвижениями перевёртышей. Только как следует надвинутый капюшон – ночью! – маскировал Кармина. А ярким утром или на закате ещё не так сильно заметны были его глаза. Но они были заметны. Он буквально чуял, как докладывают о нём его тюремщикам прямо сейчас. И Кармину пришлось выбирать – либо проникнуть в предел теперь, полагаясь на силу и удачу, либо усложнять свой и так отсутствующий план проникновения при условии, что вокруг предела Рашингавы воздух будет переполнен перевёртышами.

Кармин понимал, что даже если его держали в пределе в качестве пленника, убивать перевёртышей этого предела – значит стать врагом Рашингавы. А он слишком могущественен здесь, на этой планете, и очень силён в бою. Рашингава был среди прочих принцев империи Бесцейна, сражавшихся с Кармином и его братьями, и он… чудовищно силён.

Итак, выбор сделан: пробиваться в предел сейчас. В конце концов, ему нужна только Леммай, а в поисках её он всё равно переполошит весь предел.

Перевёртыши даже не успели вылететь из предела и столпились в воротах, когда Кармин влетел в их гущу и сбил нескольких с ног. Он искренне понадеялся, что ничего никому не сломал и, отпихнув нескольких вояк, рванулся внутрь предела. Сперва его смутила технологичность всего, что он увидел. Выбираясь из предела недавно, он ни на что подобное не обращал внимания. Но теперь голова Кармина, собирая любую информацию для того, чтобы найти Леммай, запоминала всё до мельчайших подробностей: и светящиеся письмена на стенах, и разноцветные линии и необычные барельефы, созданные с таинственной целью, не похожей на следование только лишь задаче банального украшательства. Но по счастью, предел Рашингавы остался хорош своей проходимостью – все направления чётко очерчены, есть планы эвакуации на стенах и указания на всеобщем, куда и кому нельзя. Но Кармин всё равно провёл там слишком много времени – и натыкался на внезапно закрывающиеся перед самым его носом двери, и метался без толку в поисках Леммай в доступных помещениях, а всё же не увидел ни одной похожей на неё герарды.

И прежде, чем он отчаялся, перед Кармином появился легко, но богато одетый варлорд, представившийся как регент принца Рашингавы на Пенрине, герцог Нинио.

– Я не хочу убивать тебя, – самоуверенно сообщил герцог. – Скажи, зачем ты здесь?

Кармин понятия не имел, сможет ли этот герцог Нинио оказаться полезен, но что-то в нём понравилось почти с первого взгляда. Герцог Нинио хорош собой даже слишком, его волосы вызвали в памяти серый пепел, лицо немного напомнило Леммай, и Кармин подумал, что родство Леммай с герцогом почти бросается в глаза.

– Я ищу Леммай Аффор. Вы знаете её?

– Нет. Кто она?

– Герарда, которую держали в моей камере в вашем пределе.

– В вашей камере? – нахмурился герцог Нинио.

– Здесь нет ошибки. Около года я жил именно в этом пределе взаперти.