Репост #0 от 29.06.18
Поднялся тучный дряблый старик и по жизни, и по возрасту. Беспокойная судьба государственного деятеля давала о себе знать.
– Уважаемый президент… – слова давались с трудом, и это бросалось в глаза.
Мозг глянул и только устало махнул рукой.
– Садись! Что ты можешь мне рассказать? Что ты, вообще, знаешь, что происходит вокруг? Ты знаешь – сколько тебе лет? Что творится у тебя под носом? Ты хоть не забыл ещё в какой стране живёшь? Уже допился до чёртиков! Что – нет! Мне ли этого не знать! Ты же потерял все нити управления! Я снимаю тебя с поста премьера. Хотя и этого мало – я тебя освобождаю от всех обязанностей и направляю на принудительное лечение. Один алкоголик может пропить всю страну! Или не один? Молчишь? Не выдаёшь собратьев по градусу? Ничего, я сегодня на трезвую голову всех вас выведу на чистую дистиллированную воду. Министр снабжения Пищевод! Если я узнаю, что ты ему доставил хоть каплю алкоголя, я тебя собственной рукой схвачу за кадык! Ты меня понял? Ладно. Ещё один интересный момент. Скажите мне, пожалуйста, какой умный болван назначил Кишечника министром внутренних органов? Только не говорите, что это сделал я. Не поверю. Как он может контролировать деятельность этих самих органов, находясь на задворках империи? Что он видит, кроме потока криминальных элементов?
Кишечник, без всяких признаков протеста, хмуро сидел и болезненно морщился.
– Вы посмотрите на него! У него же на роже написан геморрой. Снять с поста и подлечить. Министр Пищевод! Какой дрянью вы всё время нас пичкаете? У меня самого уже голова кругом идёт. От недостатка кислорода начинают заплетаться извилины. На официальных раутах бывает стыдно за собственное поведение. Отвечайте!
Пищевод, долговязый тощий субъект, возразил:
– Ввиду регулярной и стабильной нехватки валютных средств, закупать импортные продукты не представляется возможным. Средств же из нашего фонда едва хватает на самые дешёвые и неприхотливые изделия. И кто-то из высокопоставленных чинов постоянно требует алкогольную продукцию в неограниченных количествах. И почти весь бюджет мы вынуждены тратить на эту прихоть.
Кто-то глупо хихикнул. Мозг возмутился:
– Ну какой в подобной ситуации может быть смех? И кому это так весело? Ещё под кайфом? Я попрошу оставить подобные выходки раз и навсегда! Инфляция сжирает все внутренние ресурсы, и мы грани государственного дефолта. Если наша страна вытянет ноги, нам придётся погибнуть вместе с нею. Волен-с, или неволен-с, но мы патриоты поневолен-с. Ха-ха-ха! Видите, из-за вас у меня самого сбои. Заплетённые извилины порой выдают такие пируэты, что диву даёшься – откуда что берётся. Алкоголь – страшная и опасная сила! Теперь я понимаю, почему Ельцин дирижировал, пританцовывая, оркестром при разломе Берлинской стены. Он этого не хотел, но делал. Ладно, вернёмся к нашим баранам. Точнее, к одному. Так вот, пока наша страна отдыхает, мы, вместо того, чтобы усмехаться, должны найти выход из тупикового положения. Или понуро сложить руки и ждать, когда нас всех сожрут черви, или кремируют? А скажите мне, любезные, кто это постоянно требует водки?
– И пива, – глухо сказала правая почка, державшая вместе с левой портфель министра очистных сооружений.
– Что с левой? – поинтересовался президент, видя упадническое настроение второго чистильщика страны.
– Из-за больших нагрузок она не в состоянии больше работать. А тут ещё недавно её камнями завалило. Еле дышит. Я тоже скоро сдам последние анализы и всё.
Мозг, тяжело вздохнув, на минуту прикрыл уставшие и покрасневшие глаза.
– Положение хуже, чем я думал. У премьер-министра – цирроз, у министра внутренних органов – геморрой, министры фильтрации на грани смерти. Как обстоят дела у министра внутренних ресурсов? Как ваше здоровье, уважаемый?
Министр Сердце, бледный и с одышкой, с дрожью в голосе тихо ответил:
– Потоки, текущие по нашей стране, сильно загрязнены ядохимикатами и другими некачественными примесями. Очистные сооружения не справляются. Я сделал запрос у начальника метеослужбы Лёгких, но он ответил, что ввиду густых облаков табачного дыма, делать какие-либо прогнозы не представляется возможным. Я, работая и днём и ночью под нагрузкой, изнашиваюсь и прихожу в негодность. Уже который год страдаю аритмией.Боюсь, надо готовиться к худшему.
– Кто заказывает контрафактный алкогольный товар?
Президент заорал так, что что всколыхнулась спящая страна. Тихонько застонала и, всхрапнув, опять уснула.
– Простите меня, коллеги, – сказал сморщенный, скукоженный, покрытый язвами, министр переработки сырья Желудок. – Я сам стал заложником ситуации. По своей глупости и слабохарактерности в своё время поддался на уговоры криминального авторитета по кличке Алкоглист, и был втянут в его нечистоплотные авантюры. А потом засосало. Он и его дружки требовали всё больше и больше спиртного, а я уже отказать не мог.
Всё время министр как-то странно прицмокивал и облизывал пересохшие губы. От взгляда Мозга это не укрылось.
– Сушняк? Ты подставил под удар всех нас и нашу страну. Вот что, по твоей милости, завтра будет делать страна, когда проснётся? Правильно, обратится к странам-соседям о единовременной экономической помощи. А куда пойдёт взятый
кредит? На контрабанду спиртного. Министр снабжения! Ты можешь не пропустить этот товар?
– Могу! – уверенно ответил Пищевод. – Только он может стать у моего зама Носоглотки поперёк глотки. А это чревато.
– Верно, – вынужден был согласиться Мозг. – И что нам делать? Кого нам избрать премьером, чтобы он мог ежеминутно, ежесекундно контролировать все происходящие в стране процессы, и найти выход из безвыходного положения? Я, к сожалению, вынужден признать некоторую ограниченность своей власти. Стоит нашей стране взять кредит, как она безжалостно напускает на меня такой плотный и липкий туман, что не то что руководить, я слова сказать не могу. Наши синоптики о нём сообщают своим кашлем, но уже поздно. И приходит что? Анархия.
Умолк президент, молчали и все остальные.
– Может, у кого-то есть хоть какие-нибудь предложения? – без особой надежды, ни на кого не глядя, спросил Мозг.
– Есть, – послышался неизвестно откуда тихий голос.
Повсеместная обречённость сменилась любопытством, и искоркой утерянной было надежды на возможное спасение. Президент, не спрашивая о личности потенциального спасителя, вяло махнул рукой.
– Давай, валяй – выкладывай.
– У меня предложение выбрать ещё одного президента.
Неслыханная дерзость! Посягнуть на безоговорочный авторитет?! Даже Мозг изумился до крайности.
– Это кто такой смелый, что хочет меня сменить на моём незыблемом посту?
Голос тактично и вежливо возразил.
– Ни в коем случае, господин президент. Не сменить, а составить вам компанию. Сделать тандем, при котором мы сможем круглосуточно контролировать всю территорию. Первое время, при вашей туманности, по вашим же словам, большую часть ответственности и обязанностей я готова возложить на себя. – Кругом зашушукались: «кто это? женщина?» и завертели головами, но как ни старались, никого увидеть не смогли. Голос меж тем продолжал говорить. – Позже, когда нам удастся локализовать очаги смут и посторонних вторжений, а они, при вашем непосредственном попустительстве, происходят, главенство управления страной я вновь уступлю вам, и готова довольствоваться вторыми ролями. Такова моя участь, в большинстве случаев.
Мозг размышлял. При отсутствии тумана, он мог очень даже здраво и логически мыслить. Наконец, сказал:
– Мне показалось, вы хотели добавить – к сожалению, но дипломатично решили излишне не накалять обстановку? Где, в таком случае, гарантии, что вы единолично не узурпируете власть? Такое в истории случается сплошь и рядом.
– Вы мне необходимы. Для гармоничного развития и процветания государства, управлять нам необходимо вместе.
Мозг ехидно ухмыльнулся.
– А почему вы так уверены, что я, при стабилизации обстановки, грубо говоря, попросту не вышвырну вас вон?
Ответ был таким же спокойным:
– Это очень даже может быть. Подобное в истории также случается сплошь и рядом. Даже чаще. Я знаю множество стран с разными формами правления. Где есть вы, но нет меня – таких большинство. Где есть я, но нет вас – есть и такие. Я не скажу, что это плохо, но это печально. Есть и такие, где нет ни вас, ни меня – это страшно. Но изредка встречаются, где мы вместе – и это прекрасно! И я думаю и надеюсь, когда всё нормализуется и наступит благоденствие, вы ещё будете просить меня остаться. Потому что вы поймёте, что в конечном итоге я приношу только выгоду, и не причиняю никаких неудобств. При этом я веду себя тихо и скромно. Поверьте, – вы будете рады!
И президент согласился:
– У нас безвыходная ситуация, и мы примем любую помощь, если она исправит положение дел. И я при всех обещаю вам, если таковое случится, управлять страной будем вместе!
Все присутствующие оживились и зааплодировали. А голос уже громче сказал:
– Я уверена, что это будет лучшее правление в истории нашей страны. Пришло время вписывать яркие страницы в эту тусклую, если не сказать мрачную, книгу. Итак, договор заключён?
Тут страна опять начала подавать признаки пробуждения, и президент Мозг торопливо воскликнул.
– Да! Но кто же вы?
– Я – душа!
Галина Емельянова
Просто уходило лето
Летом Дема просыпается рано, хоть и каникулы. В этом году он не поехал со всеми на сборы в спортивный лагерь, скоро, за ним должна приехать мама, и увезти его в далекий сибирский город.
Он подошел к зеркалу и посмотрел внимательно на щеки. Нет ни усов, ни бородки, только мягкий, выцветший на солнце, пушок по щекам. Он пригладил белесые волосы на макушке, и стал одеваться. Растянутая футболка и джинсовые шорты. Еще в прошлом году, это были замечательные индийские джинсы, предмет зависти всего двора, но этим летом они стали коротки, и он безжалостно их обрезал, превратив в удобные шорты.
Бабка, уже завязывала узелки на платочке с оставшимися деньгами, положила Деме деньги на молоко в карман.
Ждать молочника, он, как всегда, пристроился на карусели рядом с дедом Иваном. Дед курил табак, и Дема с удовольствием вдыхал едкий, злой дым.
Вообще сам он курил редко. Дома у них с бабкой табака не водилось, но Витька друг, иногда угощал стибренными у отчима сигаретами без фильтра.
Так случилось по жизни, что они с Витькой Червяковым по прозвищу Червь, остались самыми старшими пацанами во дворе. Кое-кто из ребят сделал первую ходку, кто в детскую, а кто уже и во взрослую зону. Другим посчастливилось пойти в армию. И теперь они, пятнадцатилетний Червь, и он, тринадцатилетний Дема, Илья Демин, держали двор.
Атаманом, безусловно, был Витька. Дема не спорил, он уже всем рассказал, что скоро уедет, и поводов биться за атаманство у него не было.
Дема наконец-то дождался своей очереди, отпив из банки, холодного молока он, поставив банку в авоську, и пошел, обратно, во двор.
Витька сидел на лавке и от скуки зевал. Одет он был как всегда, в черную, с чужого плеча рубашку, и такие же потрепанные брюки.
Черный цвет еще больше подчеркивал, землистый цвет Витькиного лица. В детстве Витьку обзывали по фамилии Червяком, но теперь, он став атаманом двора звался, коротко и устрашающе – Червь.
– Дема, иди, что покажу.
Дема подошел и сел рядом:
– Привет, Червь, что у тебя?
– Вот смотри, – парень вытащил карты. С глянцевых, черно-белых фото на Дему смотрели тетки, совсем без одежды. Карты были с неаккуратными кривыми краями.
– Во, на джокера глянь! – Витька вытащил карту, и у Демы пересохло во рту, и уши заложило, как в самолете ЯК-40, на нем он летал к деду, когда ему было лет семь.
Витька увидел вышедшую во двор, одноклассницу Светку, и позвал:
– Свет иди, что покажу.
Светка, подошла. Витька раскинул карты веером и, ехидничая, спросил:
– Ты такая, или такая?
Светка, близоруко щурясь, долго смотрела, потом до нее дошло, что за картинки ей показали. Она покраснела и заревев в голос, кинулась к подъезду.
– Меняемся? – шершавым, непослушным языком прошептал Илья.
– На ножичек. – Червь, довольно рассмеялся.
Если индийские джинсы были присланы мамой, то ножичек, еще одна Демкина гордость, был целиком его собственностью.
Он нашел его весной в посадках, с бабкой они собирали вешенки. Ножичек, почти не заржавел. Его украшала перламутровая ручка и цепочка, кнопка сначала не действовала, но Дема почистил нож наждачной бумагой, смазал маслом от швейной бабкиной машинки, и нож стал открываться. Первое время он даже спал с ним.
Дема отказался от неравного на его взгляд обмена, и, на отчего трясущихся ногах, отправился домой.
– Дема, ты после шести выходи, я вчера с Вараном на казаки-разбойники забился! – Прокричал ему вслед атаман.
Все ребята уже собрались, команды ждали только его, чтобы кинуть монетку, кто разбойники, кто казаки. Медный пятак взлетел высоко, и звонко упал на тротуар.
– Решка, мы ловим, – обрадовался Дема.
Атаманом были у них Червь, а у «разбойников», конечно Варан.
Вообще то, это была девчонка – Варя. Была она, как гриб боровик, крепкого телосложения, но только у новеньких могло возникнуть желание обозвать ее «жиртрест», все старожилы двора знали силу ее кулака. Была она левшой, и от этого удар ее был неожиданным, и всегда в самую переносицу.
При том она неплохо бегала, правда на короткие дистанции, Заполучить ее в команду, была мечта всех дворовых команд «Кожаного мяча».
И одевалась она как мальчишка, и стрижка была, короче короткого. Коленки ее, сбитые в кровь на поле, усыпанном галькой, приводили ее маму в ужас.
Варан, кличку эту, Варя придумала сама. Все прошлое лето она таскала по двору огромный том, какой-то там энциклопедии, и всем показывала уродца с длинным языком: «Ты не смотри, что он тяжелый, как танк, он очень быстрый и ловкий, стремительный, как я».
Вот такая была атаманша другой команды.
Дема смотрел в эти серые глаза под бровями домиком и предвкушал реванш.
В прошлый раз, Варан так его пытала, что теперь отыграться было делом его мальчишеской чести.
Варька-Варан, взяла его в плен обманом, она прекрасно подделывала голоса. И в тот раз она очень похоже, сначала свистнула, как Червь, два раза условным свистом, а потом закричала Витькиными же голосом:
– Дема, наша взяла, Варан сдулся!
Он поверил, и выбрался из коллектора, малыши вцепились в него как муравьи, и утащили в свой штаб, в подвал. Там злобная атаманша пытала Демку расплавленным воском.
Ничего, Дема не поленится, сбегает домой, и тоже проверит девчонку на умение терпеть боль.
«Казаки» пошли в штаб, поднялись на чердак. Дема с Червем покурили, уютно расположившись на диванчике, окурки пустили малышам по кругу.
Искать малышей-разбойников было до смешного просто, кто в подъезде, кто в магазине. А вот Варана, нигде не было.
Дема, с Витькой смотались даже на стройку за школой, хоть и был уговор не переходить границу четырех домов. Но чертова атаманша, не очень-то правил придерживалась. Варьки нигде не было. На дворе уже темнело, малыши ушли домой. Дему истошно звала бабка, но он упрямо бегал по подъездам.
– Жрать охота сил нет, пошли на перекур, потом у ее квартиры ждать будем, – дал команду Червь.
– Уж я ее дождусь, пендалей надаю, – злобясь от усталости и голода, просипел Дема.
Они поднялись к себе в штаб, и включили свет. Об этом выключателе знали только трое: Гутя, ушедший в армию, Червь и Дема.
Она видимо растерялась от света, и побежала не в ту сторону, и угодила прямо в расставленные руки Червя.
– Веревку давай! – Закричал Витька. Дема срезал бельевую веревку и помог другу связать девчонку. Вообще никто никогда так не делал, попался, так уж терпи, до конца, или сдайся. Но Дема был зол, и снова помог Червю, когда тот привязывал Варана к балке перекрытия.
Потом Витькины руки рванули клетчатую рубашку и пуговицы, некоторые, что называется с «мясом», посыпались на пол.
Но этого Червю показалось мало, он распахнул на Варане рубашку, и отошел в сторонку.
Дема смотрел во все глаза. Он увидел грудь, не такую как у себя. Свое тело, он последнее время часто рассматривал в зеркале. Нет, это было два совершенных по форме конуса, с маленькими, гордо торчащими сосками. И кожа была матово белой, и, наверное, очень нежной. Он с трудом отвел взгляд, и посмотрел сначала на закушенную Варькину губу, потом в ее серые, спокойные глаза. В них была решимость выдержать любые пытки, но не сдаться.
Дема понял, что Варя даже не знает, тех грязных слов, что они с Червем говорят о всех девчонках, не знает она и тех мерзостей, что делал джокер на Витькиных картах. И он вдруг почувствовал себя таким гадом, и отчего-то стариком.
И когда Витькина, грязная в заусенцах на пальцах, рука, двинулась к этой чистоте и совершенству, впервые так близко увиденным и понятым Демой, он, опустив голову, со всей силы толкнул Червя в грудь. Атаман упал на диванчик, тот перевернулся, а Дема, перерезав веревки на руках девочки, закричал:
– Варька, беги, беги дура!
Варька побежала, придерживая руками полы рубашки.
Витька, наконец, встал и заорал:
– Ты что сука делаешь?
Дема выставил вперед нож, и атаман сразу потух, он плюнул бывшему другу под ноги и ушел, но не за Варькой, а к другому люку.
Дема поправил диван, его колотила мелкая противная дрожь, знобило так, что стучали зубы, он лег на диванчик, и, укрывшись пыльным одеялом с головой, зарыдал.
Утром весь двор обсуждал ночное происшествие. Варю, отец избил так, что ей вызывали «Скорую помощь», у девочки открылась сердечная болезнь, и на все лето ее отправили в санаторий.
Витьку Червя отчим увез в деревню, а тетя Валя, Варина мама, как все говорили, разводилась с мужем.
Дема ждал, мама не ехала, Варя тоже. Уже был собран чемодан, старый, фанерный, выкрашенный черной краской.
Бабка, предчувствуя скорое свое одиночество, подобрела и стала чаще давать денег то на кино, то на мороженое.
Он тратил все деньги на Светку, ведь та была Вариной соседкой.
За две порции эскимо Светка, мерзко облизывая губы, призналась, что двадцать девятого августа у Вари день рождения, и она непременно вернется к этому дню.
Варя приехала ровно в свой День рождения. Дема украл бабкины бусы из янтаря, и засунув их в конверт, подписал – «Варя, с днем Рождения. Илья». Он сделал в конверте дырку, так чтобы повесить его на ручку двери и позвонив в дверь Вариной квартиры, убежал.
Было третье сентября, мама уже приехала, они целыми днями ругались с бабкой, деля ложки и перины, поэтому про украденные бусы даже и не вспоминали.
Он шел из булочной, когда Варя сама позвала его:
– Илья, Демин!
В ее голосе была радость, в глазах, плескалось, что-то непонятное ему. Она протянула руку и стала развязывать пионерский галстук, потом расстегнула пуговку. Дема опять улетел на самолете, сердце словно оборвалось, и куда-то летело к земле, а душа – в небо. Варя расстегнула ворот и показала желтые бусы на белой, без загара шее.
Потом ее позвала подруга, и она убежала, как-то по-новому по девчачьи, не так как раньше.
Дема стоял на солнцепеке, и думал:
«Вот и кончилось лето, завтра я уеду в далекий сибирский город, и очень обидно, что Варя выросла выше меня, на целую голову…»
AprilMayJune
Что после смерти
Где-то и когда-то в этом мире жила маленькая и очень любознательная девочка. Ей хотелось заглянуть под каждый камень, пересчитать все звёзды, разгадать все загадки. Опытные и мудрые взрослые твердили ей, что это бесполезно: нельзя знать всё на свете. И вообще, много будешь знать – скоро состаришься. Но девочка кроме того была очень упрямой и никого не слушала.
Шли годы. Девочка давным-давно опередила в знаниях своих ровесников, и их родителей, и родителей их родителей, и даже некоторых профессоров, – но ей всё было мало. Постоянно находились новые, ещё неизученные книги, открывались неизвестные раньше виды животных – жизнь бежала вперёд, и девочка не могла себе позволить отстать от неё хоть на шаг. Ведь иначе она что-то упустит, и появится белое пятнышко, а за ним последует второе, третье, четвёртое – ужас!
Знания, как девочка уже успела понять, очень быстро устаревают. Поэтому каждый её день был до отказа наполнен открытиями, и перед сном, чтобы ничего не забыть, она проговаривала их про себя. Мысль, что она вообще может что-то забыть, преследовала девочку каждую свободную минуту, – впрочем, свободных минут у неё бывало немного. Страх пропустить даже сущую малость, обойти вниманием самую крошечную деталь заставлял её вновь и вновь просыпаться по утрам и бежать неизвестно куда – в погоню за новыми знаниями.
Повзрослев, девочка, как ни удивительно, стала учёным. Её не раз спрашивали: зачем всё это? Зачем она так упорно трудится? Зачем ей знать всё? Ведь большая часть знаний ей никогда в жизни не пригодится.
На это девочка терпеливо отвечала: бесполезных знаний не существует, – напротив. Если ты что-то знаешь, в мельчайших подробностях и точно, ты можешь на это влиять и контролировать. И не будет никаких неожиданностей, ничего непредсказуемого – всё в мире можно будет предвидеть. И ко всему подготовиться. И тогда исчезнут страхи и тревоги, пропадёт неуверенность в следующем дне – пропадёт опасность. Разве это не чудесно? Разве это не достойная цель?
Так бы она и жила, но только в один прекрасный день девочка достигла края знаний. Она наконец-то открыла всё. Не осталось для неё тайн ни в океанских глубинах, ни в холодном небе, ни в подземных пещерах. Или осталось? Девочка задумалась. Нет, не может такого быть! Или всё-таки может?.. Но почему она не радуется? Почему не празднует победу? Наконец она достигла того, к чему шла все эти годы, добилась того, что все считали невозможным! Откуда тогда щемящая пустота внутри? И тусклость. Как будто лампочка, что светила всю жизнь, внезапно перегорела, и мир стал серым, невзрачным и безразличным. Наверно, это и есть тоска? Тоска смертная… Смерть.
Как насчёт смерти?
Точнее, что после неё? Идея пришла неожиданно, и всё вокруг вновь заиграло яркими красками, потому что ответа девочка не знала. Осталась, осталась ещё одна тайна! Есть что делать, есть что узнавать!
Как странно. Что такое смерть, она понимает; почему же не понимает, что происходит дальше? Откуда это белое пятнышко? Она принялась искать разгадку с невиданным рвением: последний пробел должен быть ликвидирован! Иначе не выйдет полной безопасности и предсказуемости, не получится абсолютной уверенности, а этого допустить никак нельзя. А то странное чувство выключенной лампочки было, скорее всего, из-за несвежей сметаны. Тоска – что за слово такое странное.
Никогда ещё девочка так долго не билась над одной-единственной головоломкой. Тайна того, что происходит за гранью смерти, манила её с каждым днём всё больше и больше. Она обращалась к биологам и физикам, философам и историкам, к религиям – никто не смог дать ответа, который бы её удовлетворил. Все твердили разное. Призраки, реинкарнации, рай, ад, вечный сон, перемещение в другие миры, гулкое и пугающее «ничто» – всё слилось в огромную лужу, и маленький вопрос вобрал в себя весь её мир.
Тем не менее, девочка нашла силы продолжать борьбу. Она решила, что если через семьдесят лет она всё ещё не будет знать, что же там – после смерти, то придётся прибегнуть к крайним мерам: провести эксперимент самостоятельно. Проще говоря, умереть. Тогда-то уж она точно всё узнает.
Года, наполненные поисками ответа, пролетели как мгновение. Во время празднования сотого дня рождения близкие дружно отмечали небывалое веселье на лице девочки. Они недоумевали: сто лет – не самый приятный возраст. А девочка помнила своё решение, помнила и искренне радовалась. Настал день, когда последнее белое пятно, не дававшее ей спокойно жить в продуманном наперёд мире, будет закрашено. Настал день, когда исчезнет последняя тайна. Настал день, когда она узнает всё.
Проводив гостей, она легла в кровать и закрыла глаза. Счастливо улыбнувшись, девочка легко вздохнула. Последняя тайна исчезла.
А что было с ней дальше – неизвестно. Живым не дано знать, что после смерти.
И хорошо.