Танцующая с Ауте

И, как ни странно, это хорошо. Я могу сказать все, что угодно, и знать, что не встречу жалости. Жалости, которая для меня хуже всего остального. И я говорю.

– Я была беременна, дочь уже начала проявлять признаки сознания. Первые уроки изменения должны даваться еще до рождения и требуют уединения. Нас отправили наверх, на уровни, где обучали детей, когда все это началось. Естественно, детские уровни тут же запечатали. Не могло быть и речи о том, чтобы я принимала участие в танце. Несколько дней благовоспитанно не волновалась, чтобы не повредить ребенку. Потом… Потом узнала, что в нашем клане не осталось ни одного здорового эль-ин. Ни одного.

Я считала себя лучшей. Не без оснований, но… Я решила, что могу распоряжаться своей жизнью и жизнью дочери как считаю нужным. Без него моя жизнь все равно не имела бы смысла, а дочь… Я ускользнула из-под охраны, прилетела домой и начала танцевать. Наверное, это был великий танец, не знаю, там не было никого, чтобы оценить. Мы танцевали, нерожденный, но уже мыслящий ребенок, и я, танцевали, как никогда раньше. Мы опоздали всего на час. Он умер, и уже ничего нельзя было сделать. Хотя мы все-таки успели помочь моим родителям и многим другим.

Молчу.

Внутри пустота, выжженная пустыня. Горечь, вина – все, что преследовало меня эти годы, куда-то исчезает, вымытое потоком слов. Так пусто. Ничего не осталось. И я наконец смогла произнести слово «умер». Примирилась? Нет, никогда.

Только сейчас замечаю, что все это время я лежала, свернувшись в жалкий комочек. Неприкрытая боль. Эль-ин не скрывают своих чувств, не умеют. Если они не желают их показывать, то просто не чувствуют. Аррек был первым созданием, рядом с которым я позволила себе расслабиться и быть тем, что я есть. Чистой болью.

Впиваюсь пальцами в ладонь.

Боль.

– А ваша дочь?

– Моя дочь была убита моей глупостью еще до своего рождения.

Вот так. То, что я есть. Неприкрытая правда.

* * *

Больше он ни о чем не спрашивает. Наверное, всему есть предел. И правде, которую можно вынести за один раз, тоже. Не знаю. Я чувствую только опустошение.

Потом Аррек заговорил сам:

– Младший сын такого влиятельного дома, как арр-Вуэйн, – этот титул предполагает мало власти, но много… обязательств. Честь твоего дома – это оправдывает все. Даже потерю твоей собственной чести. Все эти государства и политические группировки Ойкумены… Наш постоянный нейтралитет – более реальная гарантия нашей безопасности, чем наша незаменимость для них. Но иногда его сохранение требует отказа от себя.

Около пятидесяти лет назад у меня была жена, из одного из диких миров. Целительница. Богиня местного кочевого племени или что-то вроде этого. Потом ее племя столкнулось с более развитой религией, борющейся с… «демонами». Их перебили. Туорри поймали, пытали, должны были принести в жертву. Я вытащил ее практически из-под ножа, до сих пор не знаю почему. Обычно мы в таких случаях не вмешиваемся. Она… Она была намного слабее меня, но… Туорри научила меня всему, во что я верю, открыла, что жизнь не ограничивается твоим Домом и его проклятой Честью. Она заставила меня развивать свой собственный дар Целителя, заставила поверить в себя. Она для меня была… всем.

Туорри любила долгие странствия без цели и причины, любила смотреть, как один пейзаж сменяет другой. И никогда не вспоминала ни свой мир, ни те шрамы, которые он на ней оставил. Но когда это отвратительное место оказалось примерно в той же ситуации, что и ваш Эль-онн, она… не могла не вмешаться. Ее честь, ее долг богини, или кем она там была, требовали от нее заботы о собственных палачах. Туорри не стала даже просить меня о помощи, хотя, употреби я свое влияние арр-Вуэйна, может быть… Но я не стал бы этого делать, не стал бы вмешивать свою личную жизнь в высокую политику и ставить под угрозу Дом Вуэйн.

Она не считала себя вправе вмешиваться в вопросы моей чести. А я… Я поймал ее и запер, чтобы вмешательство моей жены не было интерпретировано как воля Эйхаррона. И она убила себя.

* * *

Он замолкает, и по-прежнему в его чертах нет ничего. За непроницаемыми серыми глазами скрывается ураган чувств, но внешне это никак не проявляется.

Зачем он рассказал мне это? Потому что, как и я, не мог больше молчать? Бред, этот дарай не позволил бы себе такой слабости, как невысказанная вина. Уж что-что, а это я за время нашего знакомства успела усвоить. Никакой слабости. Да и меня вряд ли можно назвать приятным слушателем – на его слова я реагировала с острой непосредственностью. И каждую мою эмоцию, каждый сен-образ он мог ясно видеть, почти ощущать на вкус.

Дар, слишком ценный, чтобы уронить, слишком ранящий, чтобы держать в руках.

Закрываю глаза, расслабляю уши. Медленно, плавно начинаю плести пальцами сложный безымянный узор. Все, что я сумела уловить за щитами князя, все, что всколыхнули во мне его слова, вкладываю в сен-образ. Тонкие пальцы Туорри, запах мяты от ее кожи, свет тысячи лун в сине-зеленых глазах. Скорбь и ужас диких миров, изощренная жестокость миров цивилизованных. Тонкие пальцы Туорри, бледные и безжизненные, окрасились кровью, свет навсегда ушел из бездонных глаз.

Замешательство, интерес, зависть, насмешка, ирония, одобрение, понимание, ужас, сочувствие, негодование. Жалость. Даже жалость к странному и непонятному существу, что зовется Арреком из Дома Вуэйн, – я все вкладываю в этот образ.

Затем сворачиваю его не в иероглиф, а в нечто на порядок сложнее и набрасываю сверху легкую структурирующую паутину смысла. Честь и честь. Потом снова сворачиваю. А затем откладываю в безопасный и тихий уголок памяти, чтобы рассмотреть позже.

Встречаюсь взглядом с дарай-князем, нет, с Арреком. И понимаю, что все сделала верно.

Оставшееся время просидим молча. И каждый будет усиленно притворяться, что другого не существует.

ГЛАВА 6

Замечаю, что дарай чем-то занят. Вероятности вокруг нашего убежища точно сошли с ума, вход оплетен потоками такой силы, что у меня мороз прокатывается по коже. Так, похоже, мой спутник несколько пришел в себя.

Наконец мир вокруг приобретает некое подобие стабильности, но это уже другой мир. Бездонно-синее ясное небо, огромное, жаркое солнце, бескрайние морские просторы.

Красиво.

Аррек высовывается из убежища и группируется, готовясь к прыжку. В последний момент хватаю его за одежду.

– Дарай арр-Вуэйн, как мы будем передвигаться по водной поверхности? – Мой голос мрачен от нехорошего предчувствия.

– Мы поплывем. Тут недалеко.

– Поплывем? – Наверное, все, что я думаю, ясно отражается на моем лице, потому что арр вдруг внимательно смотрит на меня.

– Вы ведь умеете плавать, не так ли?

– Естественно. Но ведь это открытое море. – Делаю многозначительную паузу, но дарай, кажется, не понимает, что я пытаюсь ему сказать. – В нем может водиться все, что угодно. А мы будем уязвимы.

Он успокаивающе качает головой:

– Не беспокойтесь, здешние воды безопасны.

И ласточкой ныряет в эти самые воды. Меня обдает брызгами. Позер.

Поплывем. О, Ауте.

Неуклюже выбираюсь из нашего домика, съезжаю к воде. Волна окатывает ноги, заставляя судорожно поджать их.

Жидкость. Так много жидкости. Дома я такое видела только в ванне. В большой-большой, похожей на озеро, но – ванне.

Аккуратно, точно боясь, что она меня укусит, опускаю босую ступню в воду. Теплая. Новая волна окатывает меня с ног до головы, запускаю когти в стены нашего хрупкого убежища, которое уже тонет. Ауте!

Отфыркиваясь, замечаю князя, с интересом наблюдающего за мной. Ему весело! Поднимающаяся злость смывает все сомнения.

Отпускаю руки и соскальзываю вниз. Первое мгновение – слепая паника. Вода такая плотная, такая неподатливая. Движения в ней замедленные, неуклюжие. Ничего не вижу на расстоянии носа. И ничего, что говорило бы о наличии дна. Леди Непознаваемая, я этого не вынесу!

Расслабляю мышцы, отпускаю мысли. Сознание на мгновение гаснет… Соленый вкус на губах, мягкие прикосновения волн к телу. Звуки, вибрации здесь передаются на невероятное расстояние. Море кажется нежным и заботливым, не несущим никакой опасности.

Напрягаюсь – и тело стрелой несется к поверхности. Через мгновение выныриваю возле обеспокоенного арра. А плавать, оказывается, вовсе не так страшно. И удивительно приятно. Почти как летать, только медленнее.

Посылаю заметно побледневшему Арреку свою самую очаровательную улыбку. В ответ он слегка приподнимает брови и позволяет себе иронически улыбнуться. Затем разворачивается и мощными гребками направляется в известном одному ему направлении. Мне остается только догонять.

Волны подбрасывают вверх и вниз, брызги летят в лицо. Мир как будто умылся, краски стали свежими и очень насыщенными, движения быстрыми и уверенными. Океан во мне, в пульсе моей крови, в ритме моего дыхания. Почему мне раньше не приходило в голову, что он может быть столь же естественен для нас, как и воздух?