– Вы моложе, чем я думала! – вырывается у меня.
– На себя посмотрите! – отчего-то отвечает он.
Отступаю на шаг. Зачем мне смотреть на себя? Я знаю, что молода.
…
Неожиданно приходит понимание, что мое лицо – такая же загадка для меня, как и для всех окружающих. Как я выгляжу с прямыми волосами, убранными за плечи, и чистой кожей, не измазанной углем?.. Теперь только Чэн и знает.
Отхожу еще дальше и нахожу глазами жалкое подобие зеркала, потемневшее от времени. Заглядываю в него… и несколько секунд просто стою и смотрю.
Кажется, я довольно миловидна. Только глаза сильно испуганные.
Почему сестры предпочитали этого не замечать?..
– Оденьтесь, кириса. Вы можете простыть, – прикрывая занавеской грязную раму окна, произносит Чэн, тактично сделав вид, что не заметил моего «открытия» у стены.
Захожу за ширму и одеваюсь. Одежда простая, поэтому помощь мне не требуется. Но узнает ли меня дворцовая стража?
Морщусь, вспомнив о расческе и угольке в шкатулке. Нет, уродовать себя почему-то больше не хочется. Напротив, хочется показаться матери, чтобы услышать ее одобрение. Что, если раньше она отворачивалась от меня только из-за моей неопрятности? Сестры следили, чтобы я приезжала во дворец жены великого Риши в том виде, который был им привычен…
– Вернемся к проклятой табличке, – вдруг возобновляет разговор Чэн. – Как думаете, почему она не сработала?
– О чем вы?
На самом деле я прекрасно понимаю его.
– Думаю, вы знаете, – кивает страж, чье лицо опять скрывает капюшон, – табличка должна была пробудить покойниц, но этого не произошло.
Расчесав волосы, застываю, глядя на заколку, подаренную мне сестрами на день рождения.
– Думаю, этого не произошло, потому что нянечки были хорошими людьми. А с хорошими людьми не происходит ничего плохого, – негромко отвечаю я спустя некоторое время.
– Это так не работает, – вновь усмехается Чэн, но на этот раз как-то по-доброму. – Они не пробудились по другой причине.
Убираю заколку в карман, устав на нее таращиться, и выхожу к нему из-за ширмы.
– Может, сразу озвучите эту причину? – холодно предлагаю я. – Вижу, вам не терпится произнести это вслух.
– Вы обладаете духовной силой, – развернувшись ко мне, отвечает Чэн, даже не думая отрицать мое утверждение.
– Забудьте о том, что вы сказали!
– Ваша искренняя забота о захоронениях не позволила проклятию оживить трупы. Зато мертвая кошка вашей драгоценной сестрицы вырыла себя из могилы, стоило табличке коснуться земли.
– В нашей семье уже есть обладательница духовной силы. И она станет Святой при правителе! – серьезно предупреждаю я его.
– Дэй’Фуа – прекрасная кандидатка, – кивает Чэн, глядя на меня из-под капюшона, – но даже слепому вчера должно было стать ясно: у вас силы намного больше.
Прикрываю глаза, сжав заколку в кармане.
– Вы идете против сложившегося положения вещей. Я не понимаю, зачем вы это делаете. Не понимаю, почему настраиваете меня против сестер и хотите рассорить меня с ними…
– Думаете, это то, чего я хочу? Или высказали то, чего опасаетесь сами? – неожиданно перебивает он меня, вынуждая поднять на него растерянный взгляд. – Вы боитесь, что кириса Дэй’Фуа обидится на вас, осознав, что именно вы способны стать придворной Святой и занять ее место. Можете отрицать, но, думаю, глубоко в душе вы сами все знаете. – Ни с того ни с сего Чэн добавляет: – Поэтому вы не убрали волосы заколкой, подаренной вам сестрами на день рождения, а спрятали ее в карман.
– При чем здесь заколка?! – раздосадованно бросаю я и, поджав губы, отворачиваюсь.
Фуа говорила мне об этом. Вчера в своих покоях. Она вспомнила про ту птицу…
Кажется, это было пару лет назад: голубку занесло к нам на последнем издыхании. Не знаю, кто повредил ей крыло и зачем кому-то понадобилось так издеваться над бедной птицей… Я тут же нашла для нее короб и ухаживала за ней несколько дней подряд, почти не выпуская из рук.
Фуа помогала мне, ненадолго забирала птицу, чтобы я могла отдохнуть.
Все были уверены, что голубка умрет. И когда через три дня птица взлетела, взмахнув абсолютно здоровым крылом, я поняла одну простую вещь…
«Без желания бороться невозможно взлететь», – сказала Фуа, глядя голубке вслед.
«Ты хотела сказать “без желания жить”?» – переспросила я.
Сестра посмотрела на меня непривычно тяжелым взглядом:
«Я сказала то, что хотела сказать».
Кажется, она знала, что во мне есть сила, равная ее силе. А возможно, даже превосходящая…
Внезапно услышав стук тамтамов, мы с Чэном дружно высовываемся из окна.
– Это то, что я думаю? – изумленная и вдохновленная одновременно, спрашиваю я у своего стража.
– Судя по бою и праздничному шествию по городу, – наполовину свесившись наружу, размышляет он, – так и есть.
Мы одновременно срываемся и мчимся на улицу. Чэн едва поспевает за мной, ругая за излишнюю прыть, – но мне не до его неодобрения! Эти звуки говорят о том, что род Риши выбрал новую Святую! И праздничное шествие призвано донести до простых горожан ее имя.
– Натяните капюшон, – произносит Чэн, когда мы выбираемся на улицу, и тут же надевает его на меня сам.
Недовольная, поправляю ткань, чтобы хоть что-то видеть. Постоялый двор выходит на узкий проулок, куда шествие точно свернет.
– Идите за мной и держитесь стен домов! – командует мой страж и направляется вперед.
– К чему такие меры? – радостно спорю я. – Они приняли это! Приняли меня!
Сама не понимаю, с чего на моих губах растягивается такая широкая улыбка. Я же еще недавно хотела, чтобы все осталось как прежде. Выходит, врала себе: я хотела быть признанной! Хотела получить покровительственный кивок от своей матери, гордящейся силой, что проснулась во мне, но была так долго скрыта от людей…
– Чествуйте новую Святую рода Риши! – кричит глашатай, проходя мимо нашего проулка, и я уже готова выпрыгнуть ему навстречу, но Чэн останавливает меня, схватив за запястье. – У нашего повелителя появилась защитница! Славься, славься, Дэй’Фуа!
Глава 3. Время понять, что как прежде уже не будет
– Уходим! – негромко бросает Чэн и тянет меня обратно к постоялому двору.