Анастасия

Маскевич убрал руки за спину, чтобы сдержаться. Панство ведь не устраивает драк, их учат дипломатии.

– Да что ты, дорогой, я ни-ни. Это ж пустяки, шалости, – лукаво и кисло улыбаясь и ничуть не смущаясь, ответил Пилсудский и направился в сторону гостиной.

Он подумал, что Ян имеет связь со служанкой и решил уступить такую мелочь, добавив вслед:

– Вот как, – и быстро начал хватать воздух, глупо посмеиваясь.

– Оставьте, – презрительно возразил молодой пан громким хриплым голосом, он был в секунде от того, чтобы вызвать старого развратника на дуэль.

А тот почувствовал напряжение этого момента и поспешил скрыться за дверью. Проскальзывая в дверь, он усмехнулся: «Кто стреляется из-за служанки, это смешно!»

Ян был еще взбешен и, не поднимая глаз, приказал Настасье принести таз с водой на задний двор, чтобы он умылся. Настася была поражена, ей казалось, что Ян злится на нее. Он сам вышел на улицу, не дожидаясь Настаси, снял картуз, расстегнул рубашку, сел и уставился на голубя, полоскавшегося в лужице. Разозлился ли он на пана, потому что не ожидал, что тот окажется старым развратником? Или потому что Настася оказалась под угрозой? Он представил на ее месте другую служанку и понял, что тогда бы он просто сконфузился и прошел бы мимо, просто извинившись. Панская кровь давала право ему ставить себя выше прислуги, так он и пытался делать. Да и он слышал столько историй от друзей-гимназистов об отношениях с горничными, что у него выработалось полное безразличие к подобного рода связям в отношении других. Сам он и не задумывался о мелких интрижках. И о Настасе Ян не мог такого помыслить, он ведь знал ее с детства. Здесь все было иначе.

Настася вынесла железный таз, большой кувшин с водой и полотенце. Теперь она выглядела растерянно:

– Спасибо, Ян, – решилась вымолвить она, пока лила воду из кувшина ему на руки.

– Забудь об этом, обходи его стороной, – резко ответил тот и ударил ладонями, наполненными прозрачной водой, себе по лицу и шее.

Капли разлетелись, намочив ворот и закатанные рукава его рубашки, спустившись по локтям. И ей, и ему неприятно было вспоминать произошедшее, и оба не могли найти новую тему для разговора. Раньше Настя слышала о приставаниях других панов к своим служанкам, но до конца не верила в это и считала их наполовину слухами. Её очень огорчила, открывшаяся ей истина. Ключнице было сложно прийти в себя, она не могла ответить себе на вопрос: зачем им служанки, когда у них такие прекрасные жены?

– Но я не понимаю… – хотела возразить она, но ее голос задрожал.

Тут к ним вышла Берта:

– Я ведь звала тебя, ты что не слышала? – сказала она, но потом заметила набухшие раскрасневшиеся глаза Настаси. – Что случилось? Ян, что произошло?

Настя опустила глаза и продолжила лить воду.

– Все хорошо, извини, мамо, я попросил ее помочь мне умыться. Позови другую помочь Марте, извини.

– Хорошо, хорошо.

И она поспешила обратно внутрь, чтобы не заставлять гостью ждать. Но она насторожилась и решила выпытать подробности этой сцены позже. Именно слезы и смех других чаще всего вызывают живой интерес, особенно у женщин.

– Настась, я не знаю зачем. Тебе не нужно об этом думать. Ты только должна знать, что ни в чем не виновата, – продолжил он, когда Берта скрылась за дверью.

Но его слова не помогли, не утешили, Насте стало наоборот еще обидней, и она уронила кувшин на землю и закрыла лицо руками, окончательно разрыдавшись. Ян вздрогнул, не зная, что ему сделать. Даже голубь, возившийся в луже, упорхнул. Пан стоял пару секунд и не нашел ничего лучше, чем обнять бедную девочку, когда она уже сделала пару поспешных шагов, чтобы уйти в сад.

Оказавшись в объятиях, Настася почувствовала себя в полнейшей безопасности, ей было тепло и уютно. Она глубоко всхлипнула в этот момент, и все слезы ушли, страх и обида ушли, но теперь волна смущения одолела ее. Она отодвинулась руками, упершись ему в грудь ладонями, посмотрела испуганно прямо в глаза Яну, потом нахмурилась, резко развернулась и все-таки убежала в сад быстро и бесшумно.

Ян так и остался стоять, ожидая некоторое время, что она успокоится и вернется через пару минут, но ее не было. Только белая кошка вышла ему на встречу и начала тереться об ноги, он взял ее на руки, сел на лавку и стал гладить. Он тоже чувствовал смущение, но в тот момент необходимо было сделать то, что он сделал. Ян не боялся, что Настася могла бы его неправильно понять, он был уверен, что она почти читает его мысли. В детстве он даже пугался того, как она ловко договаривала за ним фразу. Хотя и нынешней ситуации все казалось более запутанным. Еще час он просидел вот так, слушая урчание спящей на его коленях кошечки. А потом ушел, истосковавшись.

К вечеру гости распорядились укладывать вещи, чтоб выехать с рассветом, чем раздосадовали хозяев и обрадовали измученную прислугу.

Под утро состоялись прощания, почти повторявшие картину приезда гостей, только все были сонными и понурыми. Ян даже не вышел их провожать. Настаси тоже не было. А Ангелика, прощаясь с Бертой, сказала: «Надеюсь, еще увидимся в скором времени». Берта улыбнулась ей в ответ, намекая, что все поняла. А пан Пилсудский посоветовал другу беречь сына от всяких забав. Смысл этого пан Маскевич не уловил, он просто решил, что это не более, чем жест вежливости, проявление внимания; в ответ пожелал успехов во всем его дочери Марте.

Алый закат пылал на горизонте, а на фоне него экипаж, запряженный бодрыми лошадьми, вез семейство Пилсудских обратно домой по темно-серой дороге, окруженной густым лесом с одной стороны и чистым полем – с другой.

Перед отъездом гостей, когда в имении Маскевичей уже настало время готовиться ко сну, Ян вовсе не хотел спать, потому что множество всяких мыслей лезли в голову и не давали ему покоя, но во всем этом разбираться ему тоже не хотелось. Все они, эти мысли и планы, заводили бедного парня в тупик. Поэтому решение оставалось одно. И он пошел к конюху, у которого всегда находилось пятьдесят граммов «для своих». Он вышел из дома и уставился в окна на втором этаже, где еще горела свечка. «Э-эх», – крикнул он и, танцующе повернувшись, направился в конюшню, устало улыбаясь самому себе.

Настася уснула с зажженной свечкой, потому что не успела погасить ее, она была измучена эмоциями, выжата, как лимон. Ей даже ничего не снилось, она только чувствовала, как невероятна мягка ее подушка и воздушно ее старенькое покрывало. Она снова почувствовала себя в безопасности, как тогда, в объятьях, и тут же погрузилась в сон.

ГЛАВА VI

Прошло несколько дней. Начало июня радовало солнечными, но не слишком засушливыми днями. Это были самые лучшие дни в году на Украине. На следующей неделе сельчане по своим народным приметам уже ожидали похолодания, но сейчас все наслаждались пестреющим пейзажем, приятными запахами цветений, переносящихся от двора ко двору легким летним ветерком. Все шло своим чередом: пан разъезжал по советам, в редкие дни ему удавалось посидеть в домашнем халате с газетой перед камином; Берта следила за прислугой, тем самым выполняя домашнюю работу и заботясь о хозяйстве. Ян и Настася не разваривали с тех пор, как уехали Пилсудские, и, вообще всячески избегали друг друга, потому что понятия не имели, как себя вести при встрече. Первый все праздновал, перебирая одно светское и не очень развлечение за другим, а вторая работала не покладая рук, помогала в саду и в поле.

Но одно радостное событие нарушило этот обычный распорядок. Ада сообщила ей, что Андрий уже сосватался и послезавтра они сыграют весилье[14 - свадьбу (укр.)]. Ада пришла звать Настасью на празднование, на что подруга, естественно, согласилась. «Как раз на червень[15 - четверг (польск.)]! – захлопав в ладоши, выкликнула Настя. – Как это вы подгадали!» В подробностях невеста рассказала, как проходило сватовство, как спелись ее родители с его родней. Сегодня была уже пятница, женщины со стороны жениха и невесты пекли каравай для свадебного стола. А завтра после обеда должны были вить вильце[16 - свадебная традиция], где нужны были подруги невесты. На предстоящую свадьбу надо было принарядиться, и Настася открыла нижний ящик комода, где лежали платье и ожерелье, которые достались ей от матери. Сначала она вытащила скромное ожерелье, простой шнурок с плотно нанизанными голубыми шариками, и положила его на подушку. А затем потянулась за платьем. Оно было синим, из легкого плотного ситца с мережкой на подоле. К платью шла корсетка, тоже синяя, но чуть темнее, украшенная бисером. Весь наряд прекрасно подчеркивал стройность девушки. Хорошо, что платье было длинным и закрывало ее старые поношенные черевички.

Она аккуратно положила их на комод, решила на витье вильца надеть только свой пестрый платок, а этот наряд приберечь для застолья и венчания. И побежала отпрашиваться у Берты на завтрашний день.

В трепете и воодушевлении провела Настася следующее утро, пока не настало наконец время бежать к избе Андрия. Она схватила свой разноцветный платок и упорхнула. Изба жениха была на краю села, когда Настася примчалась туда, у калитки уже стояли остальные подружки: Наташка, Климина и Марына. Все ждали невесту. Пока ждали, разболтались. Даже Аполлинарий подошел поздороваться, когда Настася пришла.

Настя ему давно нравилась, но им редко удавалось видеться. Поэтому сказать что-то кроме как «здоров, Настась» он не смог, он почесал затылок, чтобы хоть что-нибудь еще придумать, но Настася уже увлеклась разговором с подружками. Тогда дружка пошел обратно, где жених уже стоял у входа с маленькой елью в руках, которую только что срубил во дворе. Дружкой жениха был Аполлинарий Ясинский, лучший друг Андрия, который был и на его дне рождения и танцевал со всеми.

Они были ровесниками Яна и давно уже работали: Андрий – в кузнецкой, а Аполлинарий – в поле. Отец Аполлинария был земледельцем. Оба друга не были похожи даже внешне: Андрей был высок и черняв, а Полюш – низенький и белокурый. Что говорить о характерах, но друзьями ни были хорошими, преданными.

Наконец пришла невеста, не торопясь, она шагала к калитке в светлом сарафане, но еще не свадебном, ветер развивал ленты на ее венце. И подружки запели, отворяя калитку и пропуская невесту вперед. Все зашли в избу жениха под пение подружек и поставили ель на стол, прям в «великый хлиб». И невеста села с дружками за стол, чтобы начать вить вильце. Теперь это деревце – символ молодости и красоты молодых, оно тоже будет частью свадебного украшения. Жених с дружкой выпили в это время по чарочке горилки с медом и тоже подпевали подружкам. Потом Андрей с Аполлинарием ушли, чтобы договориться с ксёндзом о завтрашнем венчании, а девушки пошли в избу к невесте и остались на девичник: заплетали друг другу косы, мылись в баньке и давали советы будущей невесте.

– Я так рада за тебя, – сказала Настася Аде у калитки, широко улыбнулась и пожала ее ладони.

– Дай бог, и за тебя скоро так порадуюсь, – подмигнула ей Ада и весело рассмеялась.

Настася смутилась, даже покраснела.

Настася обещала Берте прийти к вечеру, чтобы проверить заперты ли все двери, ведущие в кладовки и погреба, поэтому не осталась на девичнике долго, но на следующий день клялась прибежать рано-прерано и помочь во всем. Ада скрепя сердце отпустила ее.

Настася столкнулась на крыльце имения с Яном, уже когда солнце зашло за горизонт, и луна вступила в свои права. Ян был небрит, в нижней рубашке и собирался куда-то уходить. Он стоял одной ногой на земле, а другой на ступеньке, когда увидел приближающуюся Настасю. Она выглядела свежей и еще более юной, ее коса растрепалась.

– Пан, – сказала она, подходя, и поклонилась, как делала всегда перед паном Маскевичем, или перед Яном, но в присутствии родителей.

– Прекрати, – он тут же прервал ее.

– С тобой все хорошо? – Настася подняла глаза.

– В порядке, – а Ян, наоборот, опустил.

– Еще не собираешься спать? Уже поздно, – волнуясь, произнесла она, будто чувствуя, что нужно продолжить разговор. Они уже давно не разговаривали.

– Настась, ты меня прости, я не хотел тебя обидеть и ничего плохого не хотел. Я, по правде говоря, девушек не успокаивал никогда, – произнес он ровным и тихим голосом, все еще глядя вниз, на землю.

– Я и не думала о тебе плохо. Просто этот мерзкий тип, я тогда шибко испугалась, вот и вела себя, как ужаленная. Так что ты меня прости, – она села на ступеньку, ожидая продолжения душевного разговора.