Так делали все женщины в её роду с незапамятных времён.
И только это могло сохранить человечество.
– Ты пойми, – мама гладила её растрёпанные волосы. Лана тогда только узнала, кто… или что она. И что ей уготовано сделать, – так надо. Так устроен мир, и не нам это судить или искать виноватых. И уж не брать на себя за это вину. Понимаешь?
– Нет! Нет, не понимаю!
– Тише, тише. А я вот тебя понимаю. Слышишь? Я же тоже думала, что… что так нельзя… что… но только так и можно… только так…
И вот Лана снова и снова возвращалась в события двенадцатилетней давности, будто заново проходя весь тот ужас девочки, которой к своим двенадцати предстояло отвечать за весь мир.
Вместо того, чтобы пойти домой, она поднялась на этаж выше и позвонила в Иванову дверь. Послышались шаги, шум замка.
– Привет! – он улыбался.
– Привет… – Лана тоже попыталась.
– Ты что-то хотела? Или просто на чай?
– Хотела на чай.
Они опять сидели на кухне и говорили о ботанике. Иван так был помешан на своих цветах и растениях всего мира, что Лана потихонечку влюблялась в каждый лепесток и тычинку. Он рассказывал настолько увлекательно, что невозможно было поверить, что в этом мире существовало что-то прекрасней крестоцветных или голосеменных.
Заболтались так, что уже и таймер отключил лиловые фитолампы, а чай всё не кончался, и Лана никак не могла заставить себя уйти.
Пусть хоть дни, минуты, мгновения, но она попробует быть обычной девушкой, которая влюбилась. Обычной двадцатитрёхлетней девушкой, которой так хотелось любить.
– А ты не хотела бы попробовать орхидею?
– Съесть, что ли?..
– Да нет! Выращивать. Раз у тебя с фикусом получилось. А я, если что помогу.
– О… ну не знаю… давай?..
– Отлично! Как тебе эта? Это Фаленопсис Джихо Саммер Лов.
– Лов?
– Хэ… ну да, – Иван тут же опустил голову, засуетился.
– Символ любви? – Лана осторожно положила руку ему на плечо.
Он замер, с трудом сглотнул и осторожно посмотрел на пристально глядевшую на него Лану. Цветы, символ любви, аромат чая. Лана положила вторую руку ему на грудь и потянулась губами к его губам.
Она ждала этого так давно. В своих фантазиях не раз целовала его губы и гладила на удивление мягкие волосы. Даже порой, чего греха таить, торопила время, чтобы ей уже пришлось это сделать.
Но он отшатнулся.
– Почему?..
– Что? – Лана отступила назад. Вот уж нет. Такого быть не должно.
– Ну… ты тогда так отстранилась… нет, я, конечно же, рад, что мы опять стали общаться, но в прошлом году ты просто…
– А… прости, – она передёрнула плечами.
Да, они могли быть вместе уже в прошлом году. И всё это время могли целоваться, обниматься и заниматься любовью.
Чтобы потом было ещё больней.
Чтобы было нечеловечески сложно.
– Просто я тогда… я была не готова… мы как-то так с тобой хорошо стали общаться, и я… м… испугалась?
– Испугалась чего?
– Ну… что всё станет серьёзно…
– Хм… – Иван задумался. – А… это страшно?
– Очень…
Он перебирал в голове полученную информацию, и Лана, не выдержав, просто притянула его к себе и наконец-то ощутила его тёплые губы. Он целовался осторожно и нежно, будто боялся ей навредить. А Лана задыхалась от вдруг напавшего голода и всё настойчивей проталкивала свой язык в его рот. Кожа будто бы шелестела, ногти зудели. Она узнавала эти ощущения, и ужас того, что ждало впереди, боролся с невозможностью остановиться.
Он так невыносимо сладостно пах. Так аппетитно. Лана чувствовала, как бьётся кровь в его венах, как стучит его сердце.
Нет!
Она резко оторвалась.
Ещё рано.
И он ещё не готов.
– Я, наверно, пойду.
– О… – Иван растерянно потрогал свои губы. – Я что-то сделал не так?
– Нет-нет, всё отлично. Я просто… я слишком тороплюсь.
Она направилась в коридор, а он продолжал стоять в своей кухне и наконец, когда Лана распахнула входную дверь, крикнул:
– Ты же опять не пропадёшь?!
– Нет! Не надейся…
Он должен тебя любить. Любить, поняла?