Турка с добавленной в зерна водой покоилась на огне, и у Лары была пара минут, чтобы поглядеть на незнакомца открыто да приветливо ему улыбнуться. Что-что, а приветливо улыбаться вне зависимости от настроения Лара за годы в пансионате научилась.
– Лариса, – она первой протянула руку. – Ведь вы наш постоялец, не так ли?
Незнакомец охотно пожал ее ладонь, несколько задержав в своей. Что же касается имени, то он явно замешкался, прежде чем его назвать. Будто раздумывал.
– Джейкоб Харди. Я и впрямь ваш постоялец с нынешней ночи.
– Вы из Европы? – изумилась Лара, позабыв о кофе. Иноземцы не были у них частыми гостями. – Никогда бы не подумала… вы очень складно говорите по-русски.
– Из Америки, – поправил тот. – Но моя матушка была русской, и вот уж она порадовалась бы, узнав, что ее уроки не прошли даром. Она умерла.
– Мне жаль…
– Мне тоже. Это случилось четыре года назад, с тех пор я оставил Нью-Йорк, где прежде мы жили с отцом… Вы слышали о Нью-Йорке?
– Конечно! – тотчас подхватила Лара, опасаясь прослыть невежей.
Сей город ни раз упоминался в произведениях ее любимого Марка Твена, однако до сего дня Лара сомневалась, не является ли он сказочным, навроде Страны чудес. А уж вот так запросто болтать с настоящим живым нью-йоркцем…
– О, это невероятный город, – продолжал он тем временем, по-детски сложив локти на бортике веранды и устроив на них голову, – вам бы там понравилось, Лариса. Я и сам намереваюсь еще вернуться на родину… когда-нибудь. Мой отец занимается экспортом кофе из Бразилии в Америку, и, подозреваю, что как только я вернусь, отлынуть от семейного бизнеса мне уже не удастся. И все-таки я рад, что нынче попал сюда.
Под его взглядом Лара неожиданно для себя смутилась. Благо, пенная шапка над кофе как раз подступала к горлышку турки, а значит, можно было с чистой совестью отвлечься от разговора.
Она ловко перелила напиток в тонкую фарфоровую чашку и, подавая ее с блюдцем, салфеткой и Матрениным круассаном, снова поймала улыбчивый взгляд американца на своем лице. В этот раз не удержалась и улыбнулась в ответ.
– Ваш кофе – без сливок, но с сахаром. Так что же привело вас в наши края, господин Харди? Вы приехали по делам?
– О, нет, что вы – я здесь по воле случая. После смерти матушки всерьез решил заняться изучением русской словесности – собираю народный фольклор, легенды и сказки. Потому и… простите, я невольно подслушал ваш разговор с подругами – о каменном Вороне. По-моему прелестная сказка, мне бы как раз подошла. Расскажете мне ее, Лариса?
Лара смешалась окончательно. Потому даже обрадовалась, когда услышала из кухни тяжелые шаги мамы-Юли.
– Простите, господин Харди, я должна идти, – наспех распрощалась она и не посмела даже обернуться лишний раз – мама-Юля не выносила, ежели Лара беседовала с постояльцами без крайней на то нужды.
Тем более что матушка и впрямь разыскивала ее.
– Ну вот где ты опять носишься? По всем комнатам тебя разыскивать прикажешь? Снова с прислугою лясы точишь, работать не даешь?
– Что вы, матушка! Стаське помогала самовар ставить.
Мама-Юля уперла руки в бока:
– Это что ж – она так и не научилась с самоваром управляться?
– Научилась… – прикусила язык Лара. – Я лишь помогала, дите ж совсем…
Матушка на расправу была скора – ей-богу выгонит Стаську, с нее станется. А девчонка сирота, некуда и пойти более.
– Дите… – передразнила мама-Юля, – иные в ее возрасте уж мужние жены, и все хозяйство на них. И ты такая ж неумеха растешь, одни развлечения на уме – ох, грехи мои тяжкие…
Лара стояла пред нею, повинно опустив голову. Все так, она и половины не умела из того, что ежедневно делала мама-Юля. Да и что уж там – гораздо охотнее проводила бы время в своем укромном уголке на берегу моря, чем помогала с хозяйством, так что маменька была права во всем.
Разговор сей был не нов казалось бы, однако он принял неожиданный поворот.
– Сядь, – вдруг велела мама-Юля. – А ты, Матрена, выйди на минуту – мне с дочерью поговорить надобно.
И когда кухарка, поворочав под нос, вышла, маменька повела разговор о новоприбывших господах Ордынцевых. Кажется, не только Лару взбудоражил их приезд.
– Небось в буфете завтракают, – решила она и заговорила вдруг с Ларой неожиданно ласково, даже коснулась ее волос и заправила за ухо выбившуюся кудряшку. – Ты пошла б, дочка, причесалась поаккуратней да и заглянула бы к господам. Вдруг нужно им чего? Поглядеть надо, что за люди они такие, и надолго ли к нам. Соседи будущие, как-никак.
– Вы меня шпионить отправляете? – прямо спросила Лара.
Мама-Юля нахмурилась, снова посуровела:
– Боже ж ты мой, где ты слов таких только понабралась, наказание мое! Сказано тебе – причешись и ступай! Да полюбезней с ними будь. А после тотчас ко мне приходи. Ясно?
Хоть для Лары и осталось загадкой, отчего мама-Юля не идет к Ордынцевым сама, она проявила покорность как всегда.
* * *
Пансионат «Ласточка» расположение имел не самое удачное: до ближайшей железнодорожной станции, что в губернском Тихоморске, дорога неблизкая, ухабистая и тяжелая. Оттого-то путешественников редко заносило в эти края, ведь всегда можно найти гостиницу и рядом с городом, и поудобней.
Ежели знали бы туристы, что после трудной дороги их встретит добротная и вполне современная гостиница, где даже ватерклозеты были устроены – наверняка переменили бы мнение. Добавить сюда прекрасный персиковый сад под самыми окнами, завораживающие виды на Черное море и удобный спуск на пляж. Не удивительно, что те, кто побывали здесь единожды, всенепременно хотели вернуться.
Из окон же пансионата можно было разглядеть и немногочисленные домишки станицы с непривлекательным название «Болото». Лара понятия не имела, откуда взялось такое название: ни единого даже самого захудалого болотца в округе не имелось. С болотной ребятней Лара провела все свое детство, из Болота же была родом и Галка, и старая нянька-Акулина, и Федька – тот самый, что подбил когда-то Кона влезть в усыпальницу Ордынцевых…
Нынче та ребятня давно разъехалась, кроме разве что Федьки да Галки, что нынче служат в «Ласточке» – на Болоте жили все больше старики. Впрочем, была причина, по которой станица не считалась забытой богом: здесь, в виду отдаленности от Тихоморска, имелось собственное почтовое отделение с телеграфом, которыми постояльцы «Ласточки» и пользовались в свое удовольствие.
Словом, «Ласточка» насчитывала девять номеров, и редкое лето они все не были заняты постояльцами.
Впрочем, лето 1909 года и было тем самым – редким. Еще в марте маме-Юле написал некий популярный художник, отдыхавший здесь в прошлом году и пришедший в восторг от местных красот. Он упросил придержать все девять номеров для него и его многочисленного семейства, но что получил охотное согласие. Юлия Николаевна даже на рекламные заметки решила в этот год не тратиться. Однако в апреле художник не приехал. Не приехал и в мае. Только в июне от него пришло короткое письмецо, задержанное, оказывается на почте: художник сообщил, что нашел другое место для отдыха, а у них, мол, дороговато для такой глуши…
Оттого в разгар сезона «Ласточка» и пустовала. Лишь два дня назад приехала сюда совершенно внезапно и без письменного уведомления некая состоятельная дама, назвавшаяся madame Щукиной. Дама эта заняла роскошный седьмой номер для себя и восьмой, поскромнее, для своей компаньонки. Успела с тех пор madame сперва очаровать весь немногочисленный персонал своей щедростью, а потом его же и замучить бесконечными капризами и придирками.
Нынешней же ночью – снова внезапно – в пансионат явились господа Ордынцевы. Сняли три номера, самых лучших в пансионате, и платили за все не скупясь.
Оставалось, однако, загадкой, какое отношения давешний Ларин знакомец, господин Харди, имеет к тем Ордынцевым…
* * *
С прической Лара не мудрила: переплела потуже светло-русую косу, подколола шпильками пряди у висков, что постоянно норовили выбиться, и, не взглянув напоследок в зеркало, бросилась за дверь, пока мама-Юля снова не послала за нею.
Для ужинов и обедов в пансионате имелась столовая, занимавшая изрядную часть первого этажа и соседствующая с большой гостиной да музыкальным салоном. Украшала столовую огромная люстра богемского стекла, выписанная из Европы еще папенькой Кона, а витражные окна во всю стену высотой выходили на персиковый сад, среди которого тянулась мощеная камнем дорожка и уводила к пляжу.
Но столовая – для ужинов, а завтракали да перекусывали господа по обыкновению в буфете на втором этаже, расположенном точно над столовой. Стаська, обрядившись теперь в нежно-голубое форменное платье с крахмальным передником, как раз накрывала чайный столик, когда, сдерживая сбитое бегом дыхание, туда степенно вошла Лара.
Буфет в этот совсем уже не ранний час пустовал – лишь компаньонка madame Щукиной, скромно встав у стены, явно кого-то дожидалась. Видимо свою беспокойную хозяйку.
– Входите-входите, Лариса, – тотчас обрадовалась она Ларе и даже подалась навстречу. – Присоединитесь к нам? Я как раз завтракать собиралась – Ираиду Митрофановну только надобно дождаться. Госпожа поспать любят подольше, – она, стесняясь как будто, наклонила голову.