Сердце ворона

* * *

До последней минуты Лара сомневалась, но природное любопытство – о чем же собирается объявить господин Харди? – все-таки победило.

Перед ужином, придирчиво разглядывая вечерний наряд в зеркале, Лара поняла, что не лишним было бы надеть и драгоценности. Тем более у нее имелся невероятный по красоте и богатству (так Ларе казалось) изумрудный гарнитур из колье, серег и перстенька – матушкин подарок на Ларины именины. Матушка тогда готовилась к свадьбе с Алексеем Ивановичем, была счастлива как никогда, любила всех вокруг и от души желала, чтобы Лара выглядела как настоящая барышня. Кто же знал, что не пройдет и двух лет, как матушка овдовеет…

Лара любила те изумруды, а перстенек с крохотной зеленой искоркой и вовсе носила не снимая. Но, вот беда – яркие зеленые камни никак не шли к нежному цвету платья, которое она выбрала. Пришлось от них отказаться.

Лара даже вынула из тайника свою главную драгоценность – медальон с ласточкой. Примерила… до чего же ладно он смотрелся на ее шее – будто для Лары и создан. Будто греет металл изнутри. Но надеть не решилась. Скрепя сердце сняла украшение, снова замотала в платок и убрала подальше.

Что ж, вечернее платье от Чарльза Уорта[1 - Известный французский кутюрье тех лет (прим.)] оттенка слоновой кости маменька считала лучшим в Ларином гардеробе. По правде сказать, от Уорта там был лишь приблизительный фасон, а пошито оно вообще-то руками известной тихоморской портнихи Матрены Силантьевны. Дорогущий кисей из экономии нашили на подкладку из простого ситца, а «английское» кружево Ларе помогала сплести Галка. Но вот что портнихе удалось, так это шелковое шитье на юбке – все болотинские девушки замирали от этой красоты.

Впрочем, Лара не была настолько наивной, чтобы рассчитывать поразить тем шитьем madame Щукину. Сопровождаемая Коном, Ираида Митрофановна спустилась в гостиную на первом этаже, где собирались обычно гости перед тем, как пройти в столовую. В том, что ее Чарльз Уорт самый что ни на есть настоящий и так никто не сомневался, но она не была бы собой, если б не заметила:

– О, какая прелесть ваш наряд. Коллекция «Vogue» за март 1905 года? Сами шили, милочка моя?

– Нет, портниха… – Лара покраснела и не знала, куда себя деть под насмешливым ее взглядом.

– Милочка, напомните, – сказала тогда madame, веером легонько коснувшись Лариного подбородка, – чтоб я подарила вам номера «Vogue» посвежее, прошлогодние. Дадите своей портнихе. И запомните, Ларочка, к Чарльзу Уорту непременно нужно одевать бриллианты – их отсутствием вы окончательно убиваете замысел маэстро.

Лара не могла осмелиться даже головой мотнуть, чтобы противные перья мертвого павлина из веера madame не касались ее лица.

И что же Кон? Тот единственный, кому она совсем еще недавно хотела доверить свою тайну, которого считала самым близким из присутствующих – своим главным защитником! Он и слова не сказал madame. Молча глядел в сторону и делал вид, будто ничего не происходит.

Кроме них троих в гостиной были только господин Ордынцев, папенька Даны, и Анна Григорьевна, компаньонка madame. Они пришли вместе и прежде с увлечением рассматривали коллекцию морских кораллов, расставленную на полках, но на голоса обернулись. В добрых глазах Анны Григорьевны ясно читалась сочувствие… но вмешаться она, конечно, не посмела.

Не зря Лара так не хотела идти, ох не зря…

Лишь когда madame, уже всласть поиздевавшись, отвлеклась на Галку, внесшую канапе и шампанское – лишь тогда Конни извинился перед своей спутницей и шагнул к Ларе.

– Зачем ты явилась! – зашипел он ей на ухо с явным недовольством. Будто в чем-то обвинял. Схватил за руку выше локтя и больно сжал, уводя в сторону. – Разоделась еще… Он пригласил?!

– А что, если и пригласил? – тоже зашептала Лара. Ей уже хотелось расплакаться. – Или я права не имею?..

– Не имеешь!

– Почему?!

– Потому! – Конни опасливо оглянулся. – Не верь ему! Ни единому слову не верь, ты не знаешь, что это за человек!

– Да почему же?! – уже в голос спросила Лара, но Кон не ответил – резко повернулся к лестнице, по которой как раз спускались Дана и господин Харди.

Они даже об руку не держались – будто чужие. Дана со сдержанной вежливостью улыбалась гостям и чуть-чуть, будто по-дружески, качнула головой Ларе. От господина Харди же, напуганная Коном, Лара старательно отводила глаза, потому и не знала – посмотрел ли он на нее хоть разок?

Удивительно, но стоило Дане Ордынцевой появиться в гостиной, как бриллианты madame Щукиной несколько померкли. Хотя ювелирных украшений, даже тоненькой золотой цепочки, она не носила. На Дане было платье из струящегося шелка оттенка пыльной розы, отделанное по лифу кисеем и кружевом, а темные волосы она собрала в высокую, украшенную живыми цветами прическу. Но самым удивительным в ее наряде было умопомрачительное декольте – на грани дозволенного. Еще чуть-чуть, и оно было б уже неприличным. Кон – и тот едва шею не свернул, оборачиваясь, когда пара прошла мимо них к столу с закусками.

Ларе тем временем немало удовольствия доставило видеть, как зеленеет в присутствии Даны madame Щукина, оскорбленная столь откровенным нарядом и не имеющая возможности выплеснуть свой яд.

Впрочем, на том удовольствия Лары и кончились: на лестнице тихо, как тень, появился последний из гостей – господин Рахманов. Отчего этот человек пугал Лару даже более чем madame Щукина со всеми ее издевательствами вместе взятыми?

Выглядел он неважно. Вместо смокинга все та же клетчатая тройка, хоть и была она словно с иголочки. И волосы он тщательно причесал, и выбрился. Но вот лицо, болезненно бледное еще утром, теперь вовсе отдавало землистой серостью. Он крепко держался за перила лестницы и переставлял ноги тяжело, будто старик.

А на последней ступени и вовсе споткнулся, рискуя упасть.

– Простите… – пробормотал, сам себя стесняясь.

Медленно обвел взглядом присутствующих и задержался отчего-то на Коне, который все еще сжимал Ларино плечо. Этот ли взгляд подействовал? Но Кон тотчас Лару отпустил и даже отошел на полшага.

Притихли и прочие гости.

Лишь madame Щукина, ничем невозмутимая, поедала канапе и негромко причавкивала…

Слава богу, как раз настало время перебраться в столовую: следовало бы Ларе, как хозяйке, войти первой, но она эту честь уступила Ордынцеву и Анне Григорьевне, не пожелавшим расстаться и теперь.

Когда Федька-лакей, распахнула двери, Ларе показалось, что господин Харди качнулся в ее сторону. Кто знает, может, чтобы предложить сопроводить в столовую? Но его намерений не суждено было узнать: Дана на правах невесты положила руку на его предплечье.

А madame Щукина, оставив канапе, спрятав веер, бросилась через гостиную к Кону. Побоялась, видимо, что всех приличных мужчин разберут, и ей достанется кто-то вроде неуклюжего Рахманова.

А так – он достался Ларе…

Лара уж и смирилась со своей участью, но Рахманов все стоял у лестницы, мялся и будто бы боялся подойти. В конце концов, потеряв терпение, Лара хмыкнула и вошла в столовую в гордом одиночестве.

Усесться ей помог господин Харди, а его невесту весьма галантно обихаживал почему-то Кон. Причем, столь по-свойски Дана его поблагодарила при этом, что от Лары не укрылась простая истина:

– Так вы знакомы? – удивилась она.

Удивилась, потому что Ларе казалось, Кон не покидал своего номера с того часа, как она его туда привела.

– О, еще в Петербурге имели честь, – ответил на ее любопытство Ордынцев, папенька Даны. – Это удивительная история, Лариса Николаевна, тотчас вам ее расскажу!

Ордынцев поблагодарил Галку, положившую ему карпа в сметанном соусе, покосился на вырез ее платья с расстегнутой пуговкой – но все-таки вернулся к обещанной истории:

– Представьте себе, Константин Алексеевич служит в той самой стряпчей конторе, куда обратился господин Харди для покупки нашей усадьбы!

– Ничего удивительного, Александр Наумович, учитывая, что в Петербурге не так много стряпчих контор столь респектабельных, – ответил на это Кон и сделался почему-то еще мрачнее, чем прежде.

А Лара живо встрепенулась:

– Так ты и впрямь выучился на адвоката, Конни?! Как мечтал Алексей Иванович?

– Я служу в той конторе клерком, Лара, не адвокатом… – неохотя пояснил тот.

А Лара прикусила язык. Вспомнила, что одной из причин, по которой Алексей Иванович слег той зимой, было письмо от Конни, где он сообщал, что его отчислили из университета за неуспеваемость…

Неловкость сгладил Ордынцев, пылко заверив всех:

– Константин Алексеевич прекрасный юрист, самый лучший! Ежели бы не его связи, ей-богу, мы до сих пор бы возились с купчей и в Тихоморск поспели бы не раньше зимы.

– Контора наша велика, но слухи разносятся быстро, – добавил Конни. – Когда я узнал, что некто желает выкупить знаменитую Ордынцевскую усадьбу – сей же час захотел увидеть будущего нашего соседа. А господин Харди позже оказал мне честь, пригласив на обед.