Рассказы от первого лица

– С училкой я уже поговорила, – сказала я, проходя мимо него – вы родители, сами и разбирайтесь в следующий раз.

И пошла прочь. Но на мое удивление Вася меня догнал и остановил, больно схватив за локоть. Мы стояли под тусклым уличным фонарем.

– Ты это… – взволновано заговорил он мне в самое лицо, – Марине не говори, что видела меня.

Я ничего не поняла. Но мой сдавленный локоть, его взволнованный вид убеждали меня, что знать лишнего я не хочу.

– Руку отпусти.

Он отпустил. Я поправила куртку, одернула оба рукава. На пустом дворе школы послышались шаги. Вася на них оглянулся. Я посмотрела на идущего поверх его плеча. В тусклом свете фонаря я с трудом различила коричневое платье под расстегнутым унылым пальто. Приблизившись к нам, женщина как будто бы замедлила шаг, но передумав, быстро прошла мимо. Точно не хочу знать. Марине я ничего не сказала.

Вопреки заученной инструкции, которой я сопровождаю продажу волшебных коктейлей, та женщина в коричневом платье пришла, не завершив месячного курса. Через неделю после моего визита в школу. А была она, кстати говоря, в брюках и бирюзовой кофточке. Мне даже показалось, что она принарядилась. Может и воображаю.

Стараясь ничем не выдать своего удивления, я приподнялась со стула, поздоровалась, и жестом пригласила ее пройти к столу. Она села напротив. Обе молчали.

– Вы не закончили месячный курс? Возникли проблемы? – нарушила я тишину.

– Никаких проблем – она не выглядела смущенной, ее руки спокойно лежали на коленях, спина была прямой. В прошлый свой визит она казалась менее спокойной, даже менее привлекательной.

– Вы знаете, что я его законная жена?

– Нет.

Я не знала. Но я не была удивлена. После того как я узнала, что тебя может родить твоя собственная сестра я разучилась удивляться. Знала только то, что Вася с Мариной не были расписаны. Вот и призраки из прошлого. И сказала ей честно:

– Мне все равно.

И говорить было вроде бы больше не о чем. Но она продолжила:

– И если ребенку все-таки быть, то он будет рожден в законном браке.

Я пожала плечами.

– Я же говорю, мне все равно. Я квартирантка.

Женщина кивнула. Собралась уходить.

– Больше покупать не стану – сказала она, стоя застегивая угрюмое пальто.

Я кивнула. Она ушла.

Пришла ко мне защитить свое незачатое дитя, а мне все равно.

На следующий день, в субботу приехала мама. Маринке бы радоваться, что она забирает девочек и уходит с ними гулять, дает ей отдохнуть. А она ведет себя отвратительно. Она как будто бы винит маму во всем: в том, что Полина плохо спит и много плачет, что Анжела бунтует и обижается, что я здесь, что Васи все время нет дома… А мама терпит, весела и бодра, безумно любит и балует внучек, тащит сумки с продуктами каждую субботу. Хотя, что говорить, и я туда же. С того времени как я узнала правду я не могу быть с мамой прежней. Я как будто бы замаралась об эту правду и теперь боюсь, что мама заругает меня за испорченное платьице. Я даже в глаза ей не смотрю. А она и меня прощает, думает что понимает.

Я пошла на прогулку с мамой и девочками. Полина спала в коляске, Анжела лазила на горке. Мы присели на лавку. Мама спросила:

– Домой не собираешься?

– Нет – честно ответила я – у меня работа.

– Она стоит того, чтобы оставаться здесь?

Я неопределенно пожала плечами.

Она даже не стоит того чтобы вставать рано утром и ехать в офис через весь город на троллейбусе.

Мама смотрела на меня, я на жухлую листву под ногами. Мама была спокойна и нежна.

– А что на счет учебы? Не думала?

–Нет – и снова честно.

Я надела капюшон, чтобы еще меньше лица было предоставлено ее внимательному взгляду.

– А чего ты вообще хочешь, Соня?

Меня искренне удивил мамин вопрос. И чтобы не оставить его без ответа, ответила для мамы:

– Не знаю.

Мама была с нами до вечера, потом уехала в деревню. Но после моего «не знаю» остаток дня я ее уже не замечала. Я была в телефоне, я была в себе, я была в печали. Два вопроса на целый день и ночь. Чего хочу? И почему я этого не знаю?

Утром следующего дня, еще сонная, покачиваясь, шла в ванную комнату. В коридоре у входной двери стоял Вася, готовый в нее выйти и Марина с Полиной на руках. Увидев меня, замолчали, а до этого что-то бурно обсуждали. Мое появление было Васе на руку.

– Я ненадолго.

И Вася торопливо удалился. Марина, раздраженная, повернулась ко мне, с отчаянием в голосе спросила:

– Ты хоть сегодня дома? Я хотела уборку устроить.

– Устрой – ответила я, больше по привычке – я в деревню сегодня – придумала на ходу.

И уже умываясь, подумала, что это не плохая идея. Проведу день в своем телефоне, но уже на мамином диване. Ни плачущих детей, ни запалошенной Марины – красота!

Пока разувалась у порога отчего дома слушала голоса. Мама с кем-то весело болтала. Шутили, смеялись, наверное, пили чай. Зашла, поздоровалась. Мама обрадовалась, засуетилась, принялась и меня чаем угощать.

Единственной гостьей кроме меня была Таня. Симпатичная, открытая молодая женщина. Она весело меня поприветствовала и продолжила рассказывать историю, которая до моего прихода так веселила женщин.

Я задумчиво мешала свой чай, совсем не слушала гостью. Таня – жена моего деревенского папашки. Того, которого горячо любила Марина в пятнадцать лет. У них с Таней уже трое детей: мальчики близнецы, годовалая дочка. Получается, что у меня пятеро сводных братьев и сестер. У Марины двое, у папашки трое… Вот это семейка!

Я смотрела на Танино искрящиеся смехом лицо, на мамино, и не понимала – отчего вам так легко живется? Почему вы смеетесь, любите, еще чего-то хотите? И сама же, неожиданно, ответила на свой вопрос. Да потому, что отдав меня двадцать лет назад моей маме, вы продолжили жить: завели семьи, нарожали детей, построили дома. И лишь я ничего не хочу и некуда не стремлюсь. Лишь я помню и держусь за это воспоминание, как за что-то ценное, нужное. Они отпустили, а я нет.

Даже не с начала Танина история оказалась увлекательной, сделав усилие, я уловила смысл, уточнила пару моментов и попробовала засмеяться вместе с ними. Дико, странно, приятно. И я смеялась до слез. Пора отпускать, думала я, содрогаясь от смеха, пора отпускать.