Моя Мерлина

–Нет, не уходи, я все понял! – глупый Артур чуть не подскочил, но вовремя остановился, – давай помолчим, я все осознаю.

Девчонке явно нравилась моя покорность и уступчивость, ей льстило то, как она могла повелевать над этим ученым жизнью старцем, а точнее, просто возрастным простофилей в ее юных и, как ей казалось, повидавших и умудренных глазах. Мы замолчали. Мерлина наслаждалась содержимым бутылки, раз от раза передавая ее мне. Я распивал напиток с ней, учась любить молчание, привыкая без слов любоваться чертами ее лица, движениями рук, поворотами головы, шеи… И у меня это получалось, черт побери! Эта девушка своей детской властностью учила меня молча воспринимать красоту, молча ей наслаждаться. Молчать и вникать. Не слушать, а ощущать. Здорово, как мне казалось, здорово все это действо, этот священный ритуал погружения Артура в любовь! Она позволяла мне в себя влюбляться, это я точно знал, потому что она не могла не понимать, что это происходит, но ведь потворствовала этому. Но что-то пошло не так, и она вдруг заговорила, смотря куда-то вникуда, сквозь паутину голых ветвей:

–Если ты хочешь обрести любовь, следуй моей инструкции. Инструкции, которую я придумала и уже начала исполнять. Во-первых, избавься от тяжести прошлых уз. Очисть свою душу от старых, прежних отношений и людей. Стирай контакты, удаляй их из списков. Освободи пространство для нового. Во-вторых, пойми, что не только прошлое мешает тебе обрести любовь, сковывая тебя старыми привязанностями, но и настоящее. Я хочу сказать, персик, что надо вымести из жизни и всех ненужных и неугодных людей. Каждая напрягающая тебя дама должна исчезнуть. Не бойся их обидеть, не приноси себя в жертву, избавляйся от них. Когда ты поймешь, что и те, и эти – это всего лишь сорняки в поле души твоей, когда ты выдернешь их из своей земли, тогда ты освободишь почву. Дальше обрабатывай ее, вскапывай, удобряй – приведи почву своей души в порядок. И тогда ветер перемен занесет в твою жизнь нужную семечку, и цветок настоящей любви взойдет. Этим я и занимаюсь, персик. Я избавилась от неугодных. И сейчас обрабатываю почву. Поэтому не влюбляйся в меня, не стоит этим раздражать. В противном случае мне и тебя придется вырвать. Сиди тихо.

А я… А что я? Я и сидел тихо. Любуясь ее идеальным профилем и наслаждаясь тем, как она называла меня персиком. Что это? Допитая бутылка подействовала на нее так? Или очередная причуда? Меня так еще никто не называл за все мои «за тридцать» лет. Помимо персика, я слышал и другие слова. И никак не мог понять, каким боком они нарисовались. Это одна из тех придурей, которым подвержены читающие девки? С чего вдруг такой монолог сейчас? Она же ведь сама затащила меня в эти сети, сиреной напевая песни о чае и пеньках. Она так играет? Мне стоит принять правила этой ее игры. В противном случае есть вероятность, что эта особа избавится от меня навсегда. Я принимаю правила игры. А что это, издевка или серьезность, покажет будущее. А пока я просто персик. И на том спасибо.

Мерлина скомкала опустошенный пластик и направилась к урне. Я же сидел и наблюдал ее спину, удаляющуюся от меня. В тот момент мне казалось, что эта фея уходит не только физически, но и испаряется от меня вовсе. То был хмель, но хмель не от тех трех капель алкоголя, а от невнятной пока еще, но уже душераздирающей и непредсказуемой, как только что пойманный в клетку зверь, влюбленности. Но нет, пронесло, Мерлина всего лишь выкинула мусор в урну и вернулась – пока ты имеешь право на существование, моя влюбленная душа.

–Раз уж воскресенье, персик, и начали мы его с бутылки, то предлагаю продолжить. Пить, так пить! Не люблю попусту тратить алкоголь. Надо непременно напиться.

Меня позабавил ее юношеский порыв к саморазрушению, выглядел он так невинно, что я решил поддаться. Встал с пня, отряхнул штаны и вопросительно взглянул на Мерлину:

–Ну так что, куда пойдем?

–В магазин, само собой, – она посмотрела на меня, как на дурака, и направилась прочь. Я засеменил за ней.

–А куда после магазина? – спросил я, следуя за девушкой след в след.

Она вздохнула, будто я ее напрягал ( к слову сказать, она все время нагло и демонстративно выказывала мне это свое пренебрежение и рождала во мне ощущение того, что я ее напрягаю, но на деле все было не так – общение со мной ей льстило).

–Раз уж ты не зовешь к себе, напрашиваться в гости я не буду. Да и негоже по мужикам и их домам расхаживать. Так что мы идем ко мне. Дорогу и место ты уже знаешь – так что никаких ощущений новизны и непривычки, все, как я люблю.

–Подожди! Не будь так категорична! – попытался вставить я. – Ни в коем случае не думай, что мой дом закрыт для тебя! Мы можем направиться и туда! С удовольствием! Это тоже рядом!

–Сказала же, никаких ощущений новизны, – швырнула она, но была довольна, что мои двери для нее открыты.

Мне же оставалось лишь согласиться и следовать за ней.

В магазине мы набрали целую корзину пойла. Пиво. Мерлина даже не считала стеклянные бутылки, которые складывала, утяжеляя и утяжеляя мою ношу. Естественно, платил за все я. С меня не убыло. Да и пиво моя спутница выбрала весьма дешевое. Молодые люди, особо не располагающие деньгами, обычно называют девушек с таким поведением разводилами. Для меня же такое обзывательство нелепо, ведь мне лишь в радость исполнять разного рода прихоти той, кто щекочет своим нахожднием рядом мое сердце. Огорчало лишь то, какое поведение мне при всем этом демонстрировала Мерлина: она буквально провоцировала меня на то, чтобы я в ней разочаровался, испытывала меня, ей это нравилось. А то, что я никак не разочаровываюсь, как раз и было ее победой надо мной из раза в раз. Да и над собой, я думаю, тоже.

По знакомым улицам мы уже подошли к знакомому двору. Я тащил этот черный пакет, недоумевая, как в нас все это влезет. Ну, раз уж моя спутница была уверена, то почему бы и нет. Около бледного дома мел асфальт все тот же дворник.

–Привет, дядь Жень! – махнула ему Мерлина, продвигаясь в сторону подъезда.

–Здравствуй, Машенька,– буркнул старик, не отрываясь от работы.

Я увидел, как она в недовольстве скривила губы. Хм, Машенька… Наверное, ей не понравилось, как дед коверкает ее необычное имя. Ну еще бы, кому бы такое понравилось.

Мы зашли в ее квартиру, повторили ритуал раздевания, который был произведен в момент моего первого прибытия сюда, и прошли на кухню. По атмосфере, царившей в квартире, я понял, что все в порядке – ремонт стоит, тараканы в добром здравии.

–Собака все еще у родителей? – спросил я, усаживаясь на скрипучий стул.

–Угу,– буркнула хозяйка, доставая пару бутылок из черного пакета.

Она выставила их на стол. Я тут же смекнул, что от меня требуется, и открыл их. Шипение и запах пива пронеслись по кухне. Мерлина взяла одну из бутылок и приземлилась за стол напротив меня. Она сделала глоток и заговорила:

–Несколько лет тому назад я…-вдруг Мерлина замолчала и задумалась.

Я решил не перебивать ее мысли и тоже молчал. Ждал, когда она заговорит сама. Ветер сквозь открытую форточку спокойно подобрался к шелку ее русых волос, а на улице танцевали медленный танец под его порывами ошметки посеревших грязных иссохших листьев.

–Людей надо лечить, – вдруг резко произнесла она.

–От чего?

–От них самих.

О чем тогда думала эта девочка, я так и не узнал.

Лежавший на столе мобильный запел. Это был телефон Мерлины. Его звуки решительно прервали возможность продолжения диалога. Хозяйка трубки оценивающе посмотрела на экран, удовлетворившись тем, кто звонит, решила ответить. Я ждал.

–Алло, да, Кира, да, я дома… не одна… можешь приходить… не знаешь, но это не проблема, я познакомлю… прямо сейчас… есть пиво… купи креветок, а то желудок что-то сосет… хорошо, договорились… давай, ждем.

Проанализировав содержимое высказанных хозяйкой дома слов, я понял, что нас ждет пополнение, которого лично я совсем не ждал. Я вопросительно вскинул бровь. Мерлина уловила этот немой вопрос.

–Кира моя лучшая подруга. Сейчас придет к нам. Ты же не против? Хотя, даже если и против… – Мерлина снова пренебрегла мной в своей уже обычной для меня манере и продолжила пить.

Я лишь пожал плечами и последовал ее примеру. Да, видимо, в обществе этой девушки грош мне цена. Я не привык к такому обращению, куда уж… Однако поддавался. Девчонка ловко расставляла сети и баррикады, маневрировала и манипулировала. А я же ничем не мог ей ответить, потому что четко знал, затребуй я свое право голоса, буду вышвырнут за борт, как мешающий груз.

Мерлина запрокинула глаза, на пару секунд впала в свой внутренний мир, вздохнула глубоко и заговорила:

–Знаешь, персик, я вот что думаю… – она закусила губу, – мир так жесток, несправедлив и разнообразен в плане людей,– она заметила мой вопросительный взгляд,– сейчас расскажу. Смотри, есть люди, которые плывут по океану жизни на яхте, есть те, кто барахтается на самом дне, а есть основная масса – они на плаву. Я на плаву. Все жители этого дома и соседних. И вообще, больший процент города. Это самый невыгодный, скучный и мерзкий способ проживать жизнь в этом человеческом океане душ. Ну посуди сам! Те люди, что проживают океан, находясь на яхтах, они небожители что ли. Богатеи, если ты не понял, о ком я. Все бизнесмены, политики, а еще их жены и дети. Все те, у кого есть деньги, а значит и возможности жировать, делать, что они хотят, летать по заграницам, покупать все мыслимые и немыслимые блага, недоступные обычному человеку. Им-то, я уверена, прекрасно живется. Те, кто на дне, им тоже неплохо, уж поверь, ведь у них есть внутренняя свобода, так как им нечего терять. Да, у них ничего нет, но они и не в ответе ни за что. Эти люди тоже имеют выбор, хоть и иного рода, нежели те, что рассекают на своих дорогостоящих кораблях. Понимаешь, они уже на дне, дальше опускаться некуда. А когда ты достиг предела низов, ты освободился. Ну и есть мы, все остальные. Мы вынуждены. Мы под бременем ответственности. Мы на границе нищеты, но еще не заступили за нее. Мы – это те, у кого есть обязательства. Мы те, кто получает копеечную зарплату, цедит ее на батон с молоком, проезд и квартплату. Возможно, у лучших из нас есть недорогие машинки, на которые мы тоже цедим. Девочки цедят на косметику. Мальчики высчитывают копеечку на спортивный зал. Так и держимся на плаву. Рискуя в любой момент, скажем, взять кредит, который нас потопит. Я видела таких: опускаясь на дно после подобной опрометчивости, они пускаются во все тяжкие: алкоголизм, наркомания… Так и становятся освободившимися жителями дна. Но большинство, все же, держатся. Своими силами, своими руками, уставшими от постоянных гребков. Полное отсутствие свободы. Полная зависимость от обязательств. Как я завидую детям-небожителям… Как я хочу приблизиться к ним, чтобы хоть чуть-чуть отпить из их кубков. Я готова на все ради этого! А ты где, персик? На плаву? Со своей Мерлиной? – охмелевший взгляд смотрел на меня с какой-то детской надеждой.

Я слушал этот монолог с какой-то душевной болью. До этого момента я смотрел на вещи иначе. Мне казалось, что каждый сам творец своей судьбы. Люди, которые ноют о своей нищете, могли бы потратить это время на поиск выхода из этого своего «дня сурка». А теперь мне стало стыдно, что я плыву не с помощью рук и ног, а с помощью мотора своей яхты, пусть это не лайнер, но все равно, мое судно везет меня по водам океана жизни. А Мерлина, моя Мерлина, выбивается из сил, разрываясь между коммуналкой, дорогим чаем и новой книгой. Конечно, я не мог сказать в тот момент после ее слов, глядя в эти опечаленные глаза, что у меня есть свое суденышко. Особенно после «своей Мерлины», фразы, произнесенной ей с особым выхлопом чувств, как мне тогда показалось. И я просто ответил:

–Да. Я на плаву. С тобой, Мерлина.

Ответ удовлетворил эту слегка хмельную девушку. Она откинулась на спинку стула и с таинственной улыбкой уставилась в белёный потолок.

Какая же это, все-таки, интересна личность! Сколько в ней глубины! Сколько дебрей в ее внутреннем мире! Даже эта ее детская вредность, саркастические колючки… Мне казалось все это таким небесным, заоблачным. Ее любовь к чтению не могла оставить ее глубокий разум пустым и бестолковым. Ее образность мысли пленяла меня в свои оковы, и я готов был следовать за ней, гремя кандалами, хоть на край света.

И вот мы сидим с ней, с моей возлюбленной (а это я к тому моменту осознавал совершенно точно), на ее кухне, пьем дешевое пиво и говорим теперь уже ни о чем и обо всем подряд. Мерлина принимает меня, я это чувствую. Мы стали ближе.

И будь проклят едкий звук ее дверного звонка, прервавший эту мою идиллию! То была нежданная мной гостья. Мерлина пошла открывать.

Звон ключей в замке, визгливые восторженные женские голоса, шум от брошенных на пол сапог. Весь этот оркестр отрезвил меня и немного подрасстроил. Я схватился за только что открытую бутылку и осушил ее почти до дна залпом, пока девушки миловались в коридоре. От опрокинутого резко в таком количестве дешевого пива в желудок к горлу подступила тошнота и я сморщился. Как раз в этот момент хозяйка с гостьей и вошли в кухню. Пришлось унять свою гримасу и повернуться.

Взору моему пристала высокая, долговязая девушка с черным стогом волос в неаккуратном хвосте, с пухлыми красными губами и длинным горбатым носом. В моей голове засмеялся проснувшийся циник, а смеялся он от мысли, что, возможно, данная особа для Мерлины – страшная подружка из анекдотов, рядом с которой она чувствует себя уверенно. Но то, как моя Мерлина обняла свою подругу, с какой силой и искренностью чувств, немедленно направило моего внутреннего циника назад, в нокаут.

–Знакомься, персик, это Кира, моя лучшая подруга! – радостно пролепетала Мерлина, не отлипая от нее.

–Персик? – Кира коротко засмеялась, – ох уж эта моя Мери с ее любовью давать прозвища всем и вся,– обтянутая кожей бледная рука с длинными пальцами потрепала Мерлину за розовую щеку.

–Артур, – поправил я положение своего представления, стараясь улыбаться как можно искренней, хоть и сдержанно.

–Ну, на том и порешаем, Артур, – заключила Кира и села на место Мерлины. Хозяйка даже не стала спорить, а лишь ускакала в комнату, вприпрыжку, как дитя, чтобы принести для себя оттуда старую табуретку.

Мерлина сидела между нами, лицо ее светилось. Мне было ревностно оттого, как эта особа умеет влиять на состояние моей любимой девушки, хоть я и понимал, что это дружба, а не нечто того же рода, что царит внутри меня. Кира тарабанила вишневыми ногтями по столу. Я ждал. Чего? Да черт его знает.